Выстрелы с той стороны (СИ) - Чигиринская Ольга Александровна - Страница 87

— А Москва высока и светла. Суматоха Охотного ряда[2]…

Уберечься невозможно. Значит, нет никаких причин не делать то, что хочешь.

________________

[1] Автор «Наставления о чае», XVI век.

[2] Давид Самойлов, "Выезд"

Глава 5. АЛЕКТО

Прибігла фурія із пекла,

Яхиднійша од всіх відьом,

Зла, хитра, злобная, запекла,

Робила з себе скрізь содом.

Ввійшла к Юноні з ревом, стуком,

З великим треском, свистом, гуком,

Зробила об собі лепорт,

Якраз її взяли гайдуки

І повели в терем під руки,

Хоть так страшна була, як чорт[1].

Котляревский И. «Энеида»

Традиция требует, чтобы штаб-квартира транснациональной компании, занимающейся целевыми высокими технологиями, занимала айсбергоподобную башню из стекла и бетона. Кабинеты высшего руководства, при этом, должны находиться уже где-то в стратосфере.

Штаб-квартира "Орики" располагалась в небольшом особнячке в квартале Марэ. Да-да, именно "на болоте". Вышло так, что и в девяносто третьем — девяносто пятом (тысяча семьсот, естественно), и в семьдесят первом (тысяча восемьсот), и в десятом, и в пятнадцатом годах (уже двадцать первого века) и далее вверх по линии тут стреляли мало, а потому ни барону Осману, ни его преемникам работы не нашлось.

Особнячок, построенный в XVI веке и отделенный лишь забором от дворца Сюлли — любой парижанин, услышав это, сразу поймет, что здание стоит раза в три дороже среднего небоскреба в деловой зоне — был внутри существенно вместительней, чем снаружи, поскольку теперь уходил на восемь этажей вниз. Всего на восемь. Руководство "Орики" полагало, что переизбыток управленцев не является признаком благополучия. Потому подземные апартаменты были просторны, а число их обитателей — сравнительно невелико.

Как во всяком уважающем себя старинном особняке, здесь водились призраки. Совершенно официально. Второй конференц-зал на минус четвертом этаже так и называли «комнатой с привидениями» — именно сюда являлись пообщаться в виде голопроекций сотрудники управления, работающие дистанционно.

Получив вызов в «кабинет призраков», заместитель начала транспортно отдела господин Готье проклял все и создал собственного «призрака»…

…Обычно женщина за терминалом номер семь не пользовалась ненормативной лексикой. Это было непродуктивно, нарушало рабочую атмосферу и, главное, совершенно не помогало. Но вот сейчас ей очень хотелось выругаться, причем не по-русски, с упоминанием всяких там аспектов телесного низа, а на западный манер — с обращением, так сказать, в потусторонние сферы. Чтобы помянутый ею обитатель сфер — желательно могущественный и склочный — вздребезнулся, схаменулся, отправился портить жизнь помянувшей — и тем отвлек её на какое-то время от безобразной картины на экране. Вероятно, раньше выражения вроде "черт меня побери совсем" имели именно такой смысл.

Представитель транспортного отдела возник на экране мгновенно. Если бы госпожу Эмилию Льютенс сколько-нибудь интересовало выражение его лица, то она бы поняла, что он как раз сейчас созерцает то самое могущественное и крайне склочное существо, которое ей так хотелось призвать на свою голову.

— Скажите пожалуйста, господин Готье, вы случайно не знаете, что такое продукт си-зет двадцать три сорок восемь дробь одиннадцать си?

Господин Александр Готье, вообще-то, был очень компетентным специалистом. Но обладал развитым чувством самосохранения. Он вздохнул и сказал:

— Это линия для обработки алюминия. Специализированная, для сурового климата. Её выпускает наш канадский филиал.

— Совершенно верно. И последний заказ был сделан Красноярском. И вот я никак не могу понять, почему в настоящий момент линия, заказанная в Канаде из Сибири, движется морем в Австралию.

Готье был хорошим специалистом.

— Да, мне докладывали. Дело в том, что заказчики не хотели, чтобы груз шел по российской территории. Соответственно, железная дорога исключалась, Главсевморпуть, — и даже не споткнулся, выговаривая, — тоже, а самый удобный перевалочный порт — сиднейский.

— Скажите, а является ли условием приема на работу в транспортный отдел знание географии?

Этот вопрос Готье счел риторическим.

— У Североамериканского континента, видите ли, коллега, два побережья. Восточное и Западное. И до Владивостока отменно ходят рейсы и из Анкориджа, и из Сиэттла. И даже если учитывать завышенные японские тарифы от Владивостока или надбавку на доставку морем в Охотск, этот маршрут до Красноярска обойдется примерно в десять раз дешевле. Мне остается сделать два вывода. Либо транспортный отдел занимается банальным жульничеством при вашем прямом содействии и делит прибыль с представителями клиента — которые тоже не могут быть до такой степени слепы, либо эта линия не имеет никакого отношения к алюминиевым рамам — и тогда я наблюдаю возмутительное неумение прятать концы в воду. Я жду от вас подробного доклада через полтора часа.

"Ну пусть её оценят и инициируют, — думал, исчезая с экрана господин Готье. — Такое нельзя терпеть от человека". И в который раз мысленно проклял тот час, когда руководство "Орики" создало должность менеджера по оптимизации и назначило на этот пост ненавистный гибрид левиафана с компьютером марки "Крэй" — Эмилию Льютенс. И нельзя было даже списать весь этот ум и яд на подобающие габаритам дамы психологические проблемы — потому что кто и когда видел касатку с комплексом неполноценности?

— Долбаная хикки[2], — пробормотал он, потом спохватился и проверил, отключил ли связь с «комнатой призраков».

В семь вечера, поговорив с генеральным менеджером канадского филиала (алюминиевая линия оказалась комплексом по разработке наноприсадок, проданным Сибири вопреки законам об охране окружающей среды) и разобрав ещё два завала, менеджер по оптимизации решила, что её долг перед отечеством исполнен. Госпожа Льютенс поправила совершенно безупречную прическу, отправила файлы на хранение, отключила систему — и растаяла в воздухе.

Десять минут спустя в Ниме из душа вывалилось что-то, уже относительно похожее на человека, а не на компьютерную немочь. Госпожу Льютенс, в принципе, можно было узнать — жесткие черты лица остались на месте, равно как и шапка пегих — рыжих с обильной проседью — волос (сейчас выглядевшая как промокший стог). Но вот морское млекопитающее Эмилия Льютенс более не напоминала — хотя пропорции остались вполне рубенсовскими, килограмм тридцать сгинуло безвозвратно. И дать ей на вид можно было не пятьдесят, а разве что сильно побитые молью тридцать пять, стоявшие в гражданской карте. И что отсутствовало на голограмме напрочь, так это типичный фермерский загар, делающий страшного менеджера по оптимизации больше похожей на енота, сбежавшего из ближайшего Диснейлэнда. Во всяком случае, это сравнение (а как ещё опишешь ситуацию, когда само лицо загорело до цвета орехового дерева, а вокруг глаз лежат четкие белые круги) хотя бы можно было пережить.

Чёрный португальский бобовый суп, индюшка с инжиром, гренаш "Шато Барбель", вечер, звонкие мощеные улицы, в одиннадцать на Арене опять концерт, классика, стоит пойти, жизнь не то чтобы хороша, но возможна, по-прежнему не хватает большого города, его напряжения вокруг тебя, зато здесь — холмы, виноградники, прямое — белое или желтое — солнце и огромное небо по вечерам.

И ещё одно преимущество жизни в маленьких городах. Система раннего предупреждения. Она ещё только сворачивала в переулок, когда услышала, что у соседей справа истерически заливается их собака. "Сторожевая болонка", ненавидящая посторонних. А между тем, никаких посторонних в виду не было. Госпожа Льютенс пересекла улицу и зашла в маленькую колониальную лавку, где всегда покупала чай и табак. И без всяких расспросов узнала, что у нее гости. Четверо. Все мужчины. По виду — иностранцы. Все очень молоды. Это, граждане, не СБ. СБ точно знало бы, когда её можно застать дома. Это не компания — по той же причине. И это не Виктор, потому что, как Виктор ни маскируйся, а "очень молодым" ему уже не быть — даже в глазах семидесятилетнего продавца — а посылать Виктор к ней никого бы не стал. Шпаны в Ниме нет. И в округе нет. Да и не шла бы шпана через парадный вход. Она подумала — и оставила пакет с пачкой мяиного нюхательного табака и упаковкой ванильного чая у входа в лавочку. Хозяин промолчал.