Молчание (СИ) - Булахов Александр - Страница 19

Расстроенный Груша несмело постучался в кабинет заведующего ожоговым отделением.

— Кто там? Войдите! — закричал Кожало Дмитрий Антонович.

— Это я, — сказал юноша, закрывая за собой дверь.

— Что случилось, Виталик?

Груша пожал плечами.

— Я даже не знаю, — неуверенно заговорил Груша. — Может быть, я это зря…

— Не мямли, пожалуйста, не люблю я этого, — прервал его Дмитрий Антонович. — Раз пришел, значит, говори, что тебе надо.

Груша сделал шаг в сторону Кожало.

— Да, блин, боюсь, что вы мне не поверите, но мне кажется, что в этой больнице творятся странные вещи.

Кожало кисло улыбнулся Груше и хлопнул рукой по свободному стулу рядом.

— Садись, дорогой. Меня в последнее время одолевают точно такие же мысли. Так что именно тебе кажется странным?

Груша сел.

— Да есть у нас в палате один старик. Федор Иванович. Непонятный какой-то, не похож на обыкновенных стариков. Вечно рассказывает какие-то странные истории, мне прямо плохо от них. У меня башка кружится и болит, а еще глаз дергается.

— Ничего себе! — удивился Кожало.

Груша проглотил ком, подступивший к горлу.

— Я специально надел наушники и стал слушать музыку. Лишь бы этого старого… в общем, чтоб не слышать, что он несет.

Кожало почесал нос.

— Ну и что, помогло? — спросил он.

— Поначалу вроде помогло… Я расслабился, и музыка такая спокойная была, чуть не заснул вообще. А тут, прикиньте, прямо в наушниках он как заорет! Федор Иванович этот… Ну, я с подоконника и свалился.

Дмитрий Антонович засмеялся.

— Ну и что он кричал?

— Матерь божья, что тут творится?!

Кожало не выдержал и громко захохотал.

— Так и знал, что вы смеяться будете, — расстроился Груша.

Выражение лица у Кожало сразу стало серьезным.

— Успокойся, Виталик! Я смеюсь не поэтому. Я просто представил, как ты свалился с подоконника… Знаешь, я тоже кое-что видел интересное, но давай сразу договоримся, что наши с тобой беседы мы будем пока что держать в тайне от других.

Груша кивнул.

— Считайте, договорились, — сказал он. — А что мне делать теперь?

— Не переживай, — заговорщицки прошептал Дмитрий Антонович. — Мы с тобой что-нибудь придумаем.

Зазвонил мобильный телефон, и Магамединов резко открыл глаза. Он задремал у себя в кабинете и только сейчас понял, что не перезвонил жене, и она, по-видимому, уже волнуется, что его до сих пор нет дома.

— Алло, Катя! — крикнул Максим Викторович спросонья в трубку.

— Максим, что у вас там такое творится? — услышал он взволнованный голос жены.

— Я же тебе говорил: забор, окружающий больницу, бьется током. Ни войти на территорию, ни выйти.

— Максим, там все намного страшнее, чем ты мне рассказываешь. По телевизору показывают, что от забора вашей больницы тянется какая-то ледяная пленка, что ли…

— Куда? — протирая рукой сонные глаза, спросил Магамединов, еще не сознавая полностью услышанное.

— Показывают, что она покрыла весь забор и медленно расползается от забора в разные стороны: к зданию больницы и в сторону города. Причем, в город быстрее.

Магамединов вскочил со стула и выбежал из кабинета, прижимая мобильный телефон к уху. Передвигаясь быстрыми шагами по коридору, он заметил шестерых больных, которые стояли у окна и смотрели на улицу. Видно было, что люди взволнованы.

В VIP- палате номер шесть находился ближайший рабочий телевизор. Войдя в пустующую палату, заведующий терапевтическим отделением воткнул вилку телевизора в розетку.

— Катя, какой канал включать?

— Второй!

Максим Викторович нажал на пульте «двойку» и через мгновение увидел на экране забор — он был весь в какой-то непонятной ярко мерцающей пленке. Создавалось впечатление, что забор облили водой и она, не успев стечь на землю, сразу же замерзла.

— …неизвестного науке происхождения и очень агрессивна, — говорила в микрофон журналистка. — В течение вечера от нее погибло по неосторожности около шестнадцати человек… Представьте себе это жуткое зрелище: человек наступал на пленку… моментально: пых… пламя — и нет человека!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Журналистка показала рукой на обгоревший каркас машины скорой помощи.

— Свидетели рассказывают, что машина скорой помощи только одним колесом случайно наехала на эту пленку и сразу же вспыхнула. Люди в машине сгорели заживо, никто из них не успел выскочить.

— Ты видишь, какой у вас там ужас творится. Я очень боюсь за тебя. Неизвестно еще чем все это закончится! — раздался в мобильнике срывающийся в истерику голос Катерины, было понятно, что она уже плачет.

— Так, Катя, без истерик! — Магамединов посмотрел на часы, они показывали около одиннадцати вечера. — Катя, ты меня слышишь?

— Слышу.

— Пообещай мне, что ты будешь сидеть дома и за всем наблюдать только через экран телевизора.

— Максим…

— Катя, для меня это обещание очень важно. Я буду знать, что ты находишься дома, а не подвергаешь себя опасности по ту сторону забора. Ты меня слышишь?! Никакой паники!

— Обещаю, Максим. Но и ты мне пообещай, что вернешься домой целым и невредимым.

— Обещаю.

Магамединов открыл две узкие створки и вышел на балкон. И сразу же ощутил, насколько резко изменилась погода на улице: легкий ветерок дохнул на него морозным холодом. Из его рта повалил пар.

Со стен здания больницы светили прожекторы. Куда не глянь — везде сновали люди, это были и военные, и милиционеры, и спасатели, и врачи. И по ту, и по эту сторону забора собралось много любопытных, которым было очень интересно, что же здесь все-таки происходит. Милиционеры отгоняли людей от ледяной пленки. Мигали проблесковые маячки машин специального назначения.

Ближе к проходной скрипнул тормозами военный грузовой автомобиль. Из него начали выпрыгивать солдаты — парни не старше двадцати лет. У каждого из них на плече висел автомат.

— Катя, ты, главное, не волнуйся, — закричал в мобильный телефон Магамединов и зажмурил глаза из-за яркой вспышки света.

У него вдруг резко закружилась голова, и он схватился одной рукой за перила балкона. И только через какое-то мгновение осознал, что Катя ничего не сказала в ответ. Вместо ее голоса из трубки доносился непонятный вой, словно выл ветер. Магамединов начал нажимать на разные кнопки мобильного телефона, выключил и включил его снова — но связь так и не появилась. Расстроенный, он вернулся в кабинет, подошел к телефонному аппарату, поднял трубку и вместо гудков услышал жуткое завывание ветра.

В двенадцатую палату ожогового отделения ворвался Груша и крикнул Пузырю и Василию, которые стояли у окна и смотрели куда-то вдаль в одну точку:

— Пацаны, вы видели, что творится возле проходной, да и вообще на улице?

Василий медленно повернулся и взглянул на Грушу стеклянными глазами.

— Видеть можно всякое, Виталик, — произнес он равнодушно. — Но не в этом кроется смысл всего сущего.

Груша оторопел и чуть не взвизгнул, несколько волосков на его черепушке стали дыбом.

— Василий… э-э-э… Это т-ты? — прошептал он. — Или… п-прикалываешься?

Тут повернулся Пузырь. Глаза у него были такие же холодные и стеклянные, как у Василия.

— Перепуганные студенты вскочили со скамейки и побежали по коридору, — заговорил монотонным голосом Пузырь. — А облачко, сорвавшись с места, бросилось в погоню за ними…

Глава 4

Ледяной ужас

— Ты слышишь это? — спросила Весюткина Круглову.

Они находились во дворе больницы и наблюдали за всем, происходящим вокруг. С неба падали крупные снежинки — необычное явление для апреля, но оно не вызывало у людей восторга, только еще больше нагоняло паники.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Через каждые три минуты ярко вспыхивала ледяная пленка. Толщина ее увеличивалась за счет того, что сверху нарастал новый слой. Благодаря прожекторам было отчетливо видно: где она только что образовалась, а где уже имела второй слой. Если первый слой был гладким, сплошным, то второй был неоднородным, состоящим из каких-то ледяных фигурок, разных по величине.