Брак во имя Альянса (СИ) - Штерн Оливия - Страница 39

       Потом я вспомнила кое-что важное и обрадовалась, приметив на подоконнике кактус. Я обмотала его полотенцем, аккуратно вытащила из горшка вместе с комом земли и положила рядом, а взамен аккуратно опустила в грунт свою шевелящуюся «толстянку». Набрала в стакан воды и полила ее – так, как говорил Аэдо. Кибербионик, тихо причмокивая, принялся поглощать воду и, наверное, те питательные вещества, что были в грунте.

       - Вот так, - сказала я тихо, - спокойной ночи.

       И позволила себе – на минутку – помечтать о том, что когда-нибудь я скажу это самому Аэдо.

       Потом я вернулась в постель, забралась под одеяло, погасила свет и снова уставилась в окно.

       Я сонно таращилась сквозь тонкие занавески на небо Кайены и понимала, что не усну. Хотелось молить Мироздание, чтобы оно сохранило жизнь Аэдо, все равно как… я его восстановлю. Только бы его не убили до того, как я доберусь до Верховного стора!

       Я зарылась по самый нос в пушистый сиреневый плед и занялась планированием задуманного. Подключилась к микрочипу, который мне дал Аэдо, и принялась перебирать данные, собранные на Мишеля Сонти: с кем переписывался, с кем поддерживал каналы связи. Там же всплыл и Кабальди. Все они были связаны, а я… я собиралась лезть в осиное гнездо, ведь враг моего врага – мой друг.

       В моем случае моим врагом был Верховный стор, затеявший эту авантюру с продажей обработанных данных. Понятия не имею, кто стоял за Верховным стором, но в том, что цивилизация девиран – самый большой обман этой эпохи, сомнений не возникало.

       Поскольку Мишель и его приятели приходились врагами Девиранам в общем и Верховному стору в частности, я собиралась выторговать помощь у них. Разнести в щепки главный корабль Верховного стора – они ведь этого хотят? И я помогу им незаметно проникнуть туда, взорвать его изнутри, чтобы ни у кого не возникло подозрений… В обмен на одну-единственную жизнь. Думаю, мы договоримся.

       Так, копаясь в данных, я незаметно задремала. Проснулась с криком, несколько минут не могла отдышаться, глядя в белый пластиковый потолок. За окном рассвело, по стенам медленно ползли золотисто-розовые пятна солнечного света. Тонкие занавески искрились, а в стеклах застряла пара крошечных радуг. Где-то в коридоре, за дверью, ругались горничные.

       Я так и не вспомнила, что такого мне приснилось – одно зацепилось в памяти: я зову то Алекса, то Аэдо, их обоих. И никто мне больше не отвечает.

       Я села на кровати. Оказывается, я так и уснула, разбросав по покрывалу считывающее устройство для микрочипов, снятый летный костюм, несвежее белье… Увы, здесь комната белье не меняла, придется заказать новое в ближайшем магазине. А в сны лучше не верить. Это всего лишь непроизвольная мозговая активность, не более. Нужно думать о том, что вряд ли Верховный стор убьет Аэдо, потому что создание такого вычислителя – дело трудозатратное, и не факт, что получается из любого подобранного человеческого тела. Да, именно так и нужно думать, и не пытаться, вытирая со лба холодный пот, вспоминать сны.

***

       Мишель Сонти как раз отдыхал на Гелее, курортной планете Альянса. Гелея – очень любопытная планета, если смотреть с орбиты, кажется совершенно синей. Так оно и есть: практически вся поверхность Гелеи – океан. Если присмотреться, ближе к экватору планеты синева как будто посыпана крошками неправильной формы, крошек очень много, разных, совсем маленьких и чуть побольше, и они разбавляют синеву, как веснушки на лице разбавляют белизну кожи. На тех «крошках», размеры которых позволяют, организованы посадочные площадки для небольших катеров вроде моего, ну а до островов, которые слишком малы, чтобы принять космический корабль, можно добраться на современном лайнере, который по расписанию обходит вверенные ему острова.

       Размер острова имеет значение для туристов.

       Более крупные застроены отелями всевозможных мастей, уединиться там невозможно. По утрам по идеально вычерченным дорожкам прогуливаются пожилые пары, вечерами на берегах зажигают костры и устраивают костюмированные представления. Шумно, людно и относительно недорого.

       Острова-малыши – особое, изысканное блюдо для любителей уединения. Здесь – одно бунгало на остров, неслышная и незаметная прислуга из местных прибывает раз в сутки. Зеленые заросли, пальмы и хрустально-прозрачная вода. Разумеется, по баснословной цене.

       Что касается прочих характеристик планеты, они были не так и важны, а поэтому не освещались в публичных электронных каталогах. Единственное, что я вычитала, так это информацию о том, что цунами на планете чрезвычайно редкое явление, а фауна представлена в основном морскими животными и рыбами.

       …И теперь, сидя в шезлонге лайнера, я ехала на уединенный островок к Мишелю Сонти. Я никому ничего не объясняла, просто заплатила за проезд. На Гелее никому нет дела до того, кто ты и зачем куда-то едешь. Достаточно указать точные координаты острова, и тебя отвезут. В конце концов, зачем задавать лишние вопросы, если плыть на остров собралась любовница какого-нибудь высокопоставленного чиновника?

       Откинувшись на спинку шезлонга, я попивала ледяной фреш и из-под мягких полей белой панамы поглядывала по сторонам. С высоты верхней палубы в основном было видно синее-синее небо, а по бокам – как будто зеленые курчавые шапки. То были острова, меж которых лавировал лайнер.

       Плыли довольно медленно, потому что то и дело останавливались, чтобы высадить пассажиров. И тогда к трапу спешили веселые отдыхающие, шумные, порой с гурьбой детишек. Смотреть на них было приятно – наверное, потому что я тоже иногда… очень редко хотела вот так, чтобы была настоящая семья, и чтобы шумно и весело.

       Засмотревшись, я посадила каплю коктейля на белоснежный хлопковый топ, и она была тут же подобрана пухлым зеленым листом кибербионика. К слову, после той ночи, которую он провел в горшке с грунтом, мне казалось, что «толстянка» немного подросла.

       Я старалась не думать о том, как там Аэдо. Изо всех сил убеждала себя, что он жив, потому что если постоянно думать и бояться, то какой из меня боец? И я заставляла себя представлять его живым и здоровым. Он просто в плену, с ним ничего ужасного не происходит. И я бы преуспела в этом убеждении, если бы не предательское воспоминание о том, каким образом может наказать Верховный стор. Страх накатывал волнами. Я его прогоняла, как могла, но мысль о том, что Аэдо сейчас очень плохо, кружила и возвращалась, словно акула к брошенным в воду потрохам.

       Вся беда в том, что иногда мысли причиняют вполне физическую боль. А боль может сделать слабой в самый неподходящий момент.

       …Сходя на причал островка, где, по моим сведениям, отдыхал Мишель, я тревожно озиралась по сторонам. Мне казалось, что вот-вот появится вооруженная охрана, и тогда у меня уже не будет преимущества перед временным и нежеланным союзником. Однако, все было спокойно – лишь пальмы, чуть дальше – буйная изумрудная растительность, из которой выглядывает деревянная стена бунгало, чайки кричат над головой… и я пошла по белому песку, придерживая панаму.

       К бунгало вела широкая дорожка, мощеная галькой. По краям то тут, то там из зелени выглядывали фонари на солнечных батареях, которые начинают светить, когда стемнеет. Сейчас был полдень, и потому среди листвы я замечала просто стеклянный блеск то птицы, распахнувшей в полете крылья, то тонких крыльев бабочки, а иногда тонкие слюдяные лепестки тропического цветка.

       Потом дорожка уперлась в широкие деревянные ступени, ведущие на террасу. Там была установлена большая ванна на чугунных ножках, рядом стоял низкий столик с вином и тарелкой фруктов. И там же, в ванной, я увидела Мишеля, своего первого мужчину, которого я когда-то любила… И который оказался грязным предателем, стоило нам разойтись.

       Он меня не видел. Лежал в ванной, прикрыв глаза, откинув голову на бортик. Руки тоже расслабленно лежали на бортике, и я с невольным злорадством отметила, что ручки-то стали жирные и даже дряблые. И щеки у Мишеля стали такими, что обвисли как у бульдога. И вообще… как-то неожиданно Мишель стал совершенно мерзким на вид. Впрочем, учитывая его дела, такое преображение уже не было удивительным.