Агидель стремится к Волге - Хамматов Яныбай Хамматович - Страница 11

— Прошу тебя, не порти нам байрам! — взмолился Айсуак.

Но Саитгали пренебрег просьбой вождя. Едва тот вернулся к Строганову, он завел новую песню:

Поняв, что вразумить подстрекателя не удалось, Айсуак-бей решил пресечь его попытки взбаламутить народ. Недолго думая, он встал и обратился к сородичам:

— Ну что, братья, может и мне спеть?

— А чего у нас спрашивать, коли хочется?! — откликнулись люди. — Давай, пой!

Саитгали растерялся. Воспользовавшись наступившей заминкой, Айсуак начал:

Стоило ему умолкнуть, как тут же со всех сторон раздались восторженные возгласы:

— Афарин! — Да здравствует Айсуак-бей!

— Хвала вождю нашему!..

Убедившись в том, что большинство на стороне Айсуака, Саитгали приуныл.

— Вижу я, никто из вас пока не понимает, чем нам все это грозит. Но очень скоро вы увидите, что я был прав. Локти будете кусать, да только поздно будет, — мрачно произнес он и скрылся.

С его уходом сорванный было праздник возобновился.

Лишь на закате башкиры засобирались домой. Погрузившись на повозки, они приготовились к отъезду.

Провожая своих гостей, Строганов раздавал последние подарки и беспрестанно улыбался.

— Ежели кто захочет наняться ко мне на работу, милости просим. Уж я-то не поскуплюсь, обеспечу и жалованьем, и снедью да разным другим нужным вам товаром.

— Благодарствуем, — отвечал за всех Айсуак-бей.

…Спустя двое суток Строганов уже нанял целую партию башкир, и вскоре на месте будущего городка и соляной варницы закипела работа. Часть наемных работников хозяин отправил к мелким озерцам, других поставил на территории между Сулманом и Чусовой, остальные копошились у родника. На площади длиною в сто сорок шесть верст валили и корчевали деревья, готовили расчищенные земли под посевы.

Люди, не занятые в поле, строили избы, делали загоны для скота, возводили крепости или помогали тем, кто трудился на соляных промыслах.

Григорий Строганов зорко следил за происходящим. Работящих да исполнительных он не обижал, денег и подарков для таких не жалел, а лодырей прогонял прочь либо жалованья лишал.

Вскоре понаехали купцы, пооткрывали лавки, в коих можно было купить все, что душе угодно, были б только деньги. Торговали они беспошлинно. Прибывавшие к Строганову из других городов брали в Москве управные грамоты.

Варить соль, ловить рыбу в реках и озерах Строгановым разрешалось безоброчно. Зато сами брали пошлину, когда отвозили или посылали соль и рыбу в другие места.

Стремясь поскорее разбогатеть и везде и всюду поспеть, братья держали все под неусыпным, жестким контролем. Во имя достижения своих целей они становились беспощадными, заставляя наемных работников вкалывать день и ночь, не давая им никакого продыху.

В 1558 году близ устья Чусовой они построили городок, назвав его Канкором. Но одного городка оказалось мало, и спустя шесть лет Строгановы вновь обратились к царю за разрешением заложить в двадцати верстах от Канкора, где был найден рассол, крепость, чтобы разместить в ней людей, которым предстояло работать на варнице. Их просьба была уважена, и вскоре появился Кергедан.

Чем богаче становились братья Строгановы, тем ненасытнее. Не довольствуясь владениями на севере Башкортостана, они постепенно прибирали к рукам земли черемисов, вотяков, остяков, вогулов[16], возводили там крепости.

Шаг за шагом, промышленники все меньше считались и с людьми племени гайнэ. Осваивая их вотчины, они нарушали обговоренные с Белым царем условия, творили настоящее беззаконие.

Все это привело к тому, что башкиры начали понемногу роптать, противодействовать строительству на их территории новых городков и крепостей. И в самый острый момент противоборства с промышленниками на их тыл неожиданно напали перебравшиеся через Уральский хребет сибирские татары. Они грабили и громили башкирские селения, убивая стариков и глумясь над женщинами. Детей угоняли на чужбину и продавали в рабство. Башкирам не оставалось ничего другого, кроме как бить челом царю.

X

К несчастью, приезд башкирских посланников в Москву совпал с трауром по царице Анастасии. Поэтому государь выслушал их без всякого участия.

Раздавленный горем монарх не сдвинулся с места и даже не шелохнулся. Он сидел, словно каменное изваяние. Лишь некоторое время спустя Иван Грозный, скользнув рассеянным взглядом по толпе присутствующих, уставился вдруг на Айсуака, приехавшего в Москву просить помощи от имени соплеменников. Башкирский бей подумал было, что царь силится его узнать. Однако тот снова застыл и, посидев так немного, низко свесил голову.

— Час от часу не легче, — пробормотал Иван Грозный и тяжело вздохнул. — Хоть я и самодержец, а житие мое — не позавидуешь… С младенчества не видел радости, рос круглым сиротой, терпел от бояр унижения. И ныне не дают мне покоя. Отравили ненаглядную мою Настасьюшку, да и сыну, известное дело, яду подсыпали. Нет в царских хоромах надежных людей. Дружбой обойден, один я оставленный, покинутый…

Айсуак-бей был потрясен. Не ожидал он увидеть могучего, прослывшего своей свирепостью государя таким надломленным и жалким. Не к лицу ему плакаться на судьбу при посторонних, выворачивать перед ними душу. Значит, и в самом деле одинок, раз не с кем больше поделиться. А ведь многие думают, что жизнь царская — сплошные праздники да удовольствия. Видели б они его сейчас… Уж ежели самодержцу тяжко, каково же тогда другим?

«Да, вижу я, зря мы сюда приехали. Не на кого теперь нам надеяться. Ак-батша уже не тот, что прежде. Ослаб батша Иван. А без помощи его и заступничества начнут нас теснить, снова поработить захотят… Не до нас Ак-батше, даже не выслушал. Кабы вник в наше положение, наверняка что-нибудь придумал бы…»

Разочарованный Айсуак-бей решил откланяться.

— Великий падишах, ты уж прости нас, не ко времени мы явились…

Только после этих слов Иван Грозный встрепенулся. Воззрившись на стоявшего перед ним башкирского бея, он неожиданно сказал:

— Будьте покойны, без помощи я вас не оставлю. Как отойду немного, потолкую со Строгановыми. Они вам пособят. А сибирских царей не бойтесь. Не позволю я им своевольничать на подвластных мне землях башкирских.

— Может, войско к нам из Московии отрядить, великий падишах? — дерзнул попросить его Айсуак.

— Нет! — последовал твердый ответ. — Этого обещать я вам не могу.

Не осмелившись открыться, доложить царю о своих непростых отношениях с алчными промышленниками, Айсуак-бей почтительно склонил перед ним голову:

— Благодарствую, великий падишах!..

…Выезжая из первопрестольной, башкиры подавленно молчали. Лишь когда Москва была уже далеко позади, кто-то из них произнес со вздохом: