Пулеметчик (СИ) - "Д. Н. Замполит" - Страница 30

По горячим следам наутро государь-император выдал манифест с объявлением войны, а по Москве прокатилась демонстрация в поддержку — орущая толпа шарахалась по бульварам туда-сюда, красные от жары и водки рожи махали флагами и хоругвями, заставляли все ресторанные оркестры играть “Боже, царя храни”, произносили патриотические речи и грозились “надрать косоглазым макакам задницы”, закидать шапками и вообще порвать на японский военно-морской флаг. Большинство из призывавших явно не собирались делать это сами, в основном, по причине возраста и социального положения, и потому выглядело это, мягко говоря, неприятно. Ну и пришлось на некоторое время прикрыть кабинет Цзюминя — бьют, как известно, не по паспорту, а по роже, а Ян мне нужен живой и здоровый.

Я же последовал примеру императора, но в гораздо более скромном масштабе — накатал телеграмму, а вслед и письмо Собко, в которых изложил все, что знал про бронепоезда, особенно упирая на опыт недавней войны в Южной Африке и установку орудий на платформы в годы Гражданской войны в США. Глядишь, и построит внудервафлю неуемный путеец.

Еще через пару недель австриец Грейнц написал стихотворение “Auf Deck, Kameraden, all' auf Deck!”, которое теперь, наверное, будет звучать как “Врагу не сдается наш гордый “Боярин”, надеюсь, переводчики не оплошают и будут советские, или как там будет называться прекрасная Россия будущего, матросики петь про крейсер с социально чуждым названием. “Варяг”, кстати, тоже утонул — напоролся на мину и пока там возились со спасательными работами, начался шторм и корабль пришлось бросить.

Тем временем Макаров был назначен командующим Тихоокеанской эскадрой, началась массированная высадка японцев в Корее и марш их на север к границе с Китаем. У Виджу произошла артиллерийская перестрелка прикрывавшего границу по реке Ялу отряда с авангардом генерала Асада, в тот же день влетел на мины и затонул броненосец “Цесаревич”, а “Петропавловск” получил пробоину, но остался на плаву, Макарова же сильно контузило при взрыве мины и флот заперся в Порт-Артуре, ожидая возвращения адмирала в строй. Правда, Степан Осипович, который слыл сторонником прогресса, успел накрутить хвосты и потребовал прислать дополнительное радиооборудование — и для кораблей, и для береговых станций.

Так что я отписал Болдыреву насчет возможности постановок помех, пусть проконсультируется с Лебедевым, тот как раз должен вернуться после второго захода в санаторий доктора Амслера. И мягко намекнул Лавру на то, чтобы обратили внимание на лиц, лоббирующих поставки французских и немецких приемников и передатчиков, поскольку наши, улучшенные Поповым и Лебедевым, и так круче импортных, но самое главное, что они наши и что уплаченные за них деньги не уйдут чужому дяде, а послужат развитию отечественной радиопромышленности.

Собко, хоть и занятый по уши срочной прокладкой дополнительных веток для нужд армии, идею с бронепоездом воспринял серьезно и ухитрился заложить целых два — “Харбин” и “Мукден”. Военное начальство в лице назначенного командующим Куропаткина обозрело укрепленные шпалами платформы и блиндированные котельным железом паровозы и буркнуло что-то благосклонное. Так что Вася совсем зашился, срочно впихивая в построенное трехдюймовки и пулеметы, и отбирая паровозные команды. Если военные не прощелкают с комплектацией экипажей, может получиться неплохо.

В начале ноября состоялось первое серьезное столкновение императорских армий — японцы переправились через Ялу, служившую границей между Кореей и Китаем. Командующий Восточным отрядом генерал Засулич (тоже Иванович, как и наша “Тетка” Вера Засулич, брат что ли?) отдал приказ об отступлении, как только японцы сбили его левый фланг. Впрочем, у них было троекратное преимущество что в людях, что в артиллерии. Русская армия начала пятиться к линии Южно-Маньчжурской дороги. На флоте тоже все было не слава богу — джапы, не будь дураки, попытались затопить десяток груженых камнями судов на выходном фарватере Порт-Артура и тем самым заблокировать флот в бухте. Но малость пришедший в форму Макаров внимательно слушал радистов, гонял миноносцы в дозоры и моряки худо-бедно сумели отбиться, отделавшись лишь двумя затонувшими в канале брандерами.

И сразу же началась высадка армии генерала Оку на Ляодунском полуострове. Флот попытался выйти на перехват, но из-за командования Витгефта и встречей со всеми силами адмирала Того, ограничился вялой перестрелкой и ушел под защиту крепости обратно, так и не помешав десанту.

***

При аккуратной прическе и солидном костюме Зубатов ухитрялся выглядеть… взъерошенным, что ли. Такое впечатление, что его не просто лишили места, но еще основательно трясли за шкирку, отчего он постоянно отвлекался от игры и зависал.

Встретились мы в шахматной комнате Художественного кружка, где по утреннему времени кроме нас было только два человека за доской в дальнем углу. Конспиративные квартиры были для наших встреч теперь закрыты, ибо передо мной сидел не заведующий Особым отделом Департамента полиции, а надворный советник в отставке — скандал с Плеве ожидаемо закончился увольнением.

— Нет, вы представляете, Михаил Дмитриевич, как щенка, как паршивого щенка! После стольких лет службы! После реформы всего политического сыска! — экс-охранник снова начал кипятиться и мне пришлось просить его быть тише. Мы устроились между камином и окном и вот уже полчаса двигали фигуры, не особо вдумываясь в происходящее на доске.

В комнату заглянул неприметный человечек, обвел взглядом помещение, особо осмотрев наш угол и, удовлетворившись увиденным, прикрыл за собой дверь.

— Ш-шпионят, — сквозь зубы процедил Зубатов, сжимая фигуру в руке так, как будто это горло ненавистного министра. Больше всего его раздражала даже не скорость, с которой его выперли из полиции и выслали из Питера “в двадцать четыре часа”, а то, что за ним поставили наружное наблюдение. — Господи, скорее бы в ссылку, чтобы эти рожи не видеть…

— Все так плохо?

— Все под откос! — повысил голос Сергей, но взял себя в руки и продолжил уже тише. — Общества закрыть, активистов под надзор, никаких реформ, только репрессии. А люди мне верили! Вот сейчас, когда война и непременно будет расти недовольство — взять и свернуть всю работу!

— А давайте я ваших людей приберу, — вкрадчиво предложил я и сделал ход.

— Куда, куда вы приберете, Михаил Дмитриевич? — скептически махнул рукой свежий отставник.

— Ну, вот была там у вас еврейская рабочая организация — так желающих можно через сионистов отправить в Палестину. А общества-профсоюзы переформировать и пусть работают дальше, только без полицейского контроля, как я и предлагал.

— Так они же без надзора в бомбисты уйдут!

— У нас не уйдут, не беспокойтесь, — заверил я его. — В конце концов, мы же работали раздельно, но с общей целью. Я спровадил Гоца, вы арестовали Гершуни, так давайте продолжим. И людей сбережем, и дело сделаем.

— Не знаю, — он опять сжал фигуру в руке и уставился в окно. Наверное, надо было не торопиться, а встретится через месяц, когда остынет и обдумает ситуацию.

— Ну, если не хотите так, то займитесь чем-нибудь, чтобы поедом себя не есть

— Да чем я могу заняться? — Зубатов мало что не швырнул фигуру на доску.

— Книгу напишите “Как я руководил охранкой”, например, — решил я попробовать “клин клином”.

— Вы с ума сошли, такое писать нельзя! — оторопел Сергей.

— Для себя — можно, никто ведь не требует ее издавать, — ага, пусть напишет, а уж мы найдем способ наложить на нее лапу. А то и сам отдаст, по результатам раздумий. — Просто пишите, регулярно, ежедневно. Это очень успокаивает дух и вытесняет тяжелые мысли.

— Я подумаю, — медленно проговорил Зубатов и после паузы, в которую поместились три хода, продолжил, видимо, на что-то решившись.

— Насчет рабочих обществ, есть в Питере такой священник, отец Георгий, Гапон его фамилия. Тоже считает, что общества должны быть без полицейского контроля, я вам, Михаил Дмитриевич, дам его адрес, а то он человек горячий, может такого наворотить — в три года не расхлебаешь.