От кутюр (СИ) - "Uma" - Страница 16

Теперь Шарль стоял у нее за спиной и говорил с сильным французским акцентом:

— Мадмуазель Анна, Паоло просто хочет быть любезным с ними на их уровне…

— Я знаю…, - смутилась Анна, и занялась приготовлением кофе на всех.

— Паоло аристократ до кончиков волос, — продолжил Арли, — уж я-то знаю, как он строг к себе. К другим он снисходителен…

— Со мной он не такой, — грустно усмехнулась Анна.

— Было бы очень странно, если бы он чмокнул вас в щеку и оттолкнул от себя шлепком по заду, — заметил умница Арли, усмехнувшись. — Право же, странно и смешно! И обидно для вас…

— Вы правы! — невольно рассмеялась Анна. Ревность разжала свой холодный кулак.

В кухню вошел Фарнезе, взглядом отослал друга к гостям. Сам подошел к Анне, рывком оторвал ее от кофейника и чашек, прижал ее к себе, зашептал на ушко:

— Пошли со мной… — и развязывал ей фартук ловкими пальцами. Анна растерялась, испуганно моргала глазами, не понимая, что за бес вселился в него, зачем так «подставляться» на людях. — Пошли, пошли…

Он увел ее в ванную, собираясь доказать, что она единственная женщина, которая интересует его в данный момент. Прижал ее к стене, обнял и сказал шепотом:

— Не стоит ревновать! Пока все сливки достанутся тебе…

11. Выбор сделан

Когда Анна вошла в кабинет Паркера, он сидел за столом, сосредоточенно глядя в монитор ноутбука, стуча по клавиатуре длинными пальцами. Почувствовав чье-то присутствие, он насторожился и поднял глаза. Встретившись с глазами Анны, они стали неподвижным и злыми.

— Я не надеялся, что ты придешь, думал, что просто пришлешь письмо на e-mail. И конец! — выговорил он громко. Выпрямился в кресле, болезненно прищурился. — Напишешь, что ты больше не работаешь на меня! Даже не посмотришь мне в глаза…

— Энтони, — Анна прикрыла растерянное лицо рукой в светлой перчатке, подыскивая нужные слова, — я не знаю, что сказать…

— Скажи, что ты обыкновенная шлюха, — подсказал ей Паркер с презрением, захлопнув ноутбук, он встал из-за стола. — И спишь со всеми без разбора…

— Неправда! — прервала его Анна, обозлившись. — Ты это знаешь…

Паркер вышел из-за стола, сутуло направился к ней. Белая рубашка матово просвечивала его плоскую грудь. Подойдя близко, он положил узкие ладони ей на плечи и заглянул в ее беспокойные глаза:

— Фарнезе использует тебя. Понимаешь? Он из той нечисти, с которой я борюсь. Как ты думаешь, почему он до сих пор не запрещен, не раздавлен за свои фашистские шалости? Потому что его прикрывает элита, а он, шутя, продвигает их идеи.

— Я не знаю, — повторила Анна, и опустила глаза. — Дело не в этом. Я не хочу тебя обманывать, поэтому пришла. Ты, — она резко вздохнула, — был добр ко мне…

— А ты даже не пыталась меня полюбить… — Паркер оттолкнул ее и повернулся к ней спиной. Спрятал руки в карманы брюк и пожал плечами. — Хотя и обещала что-то там…

Анна приоткрыла рот, чтобы вежливо выразить сожаление, но, не найдя подходящих слов, решила сменить тему. Полезла в сумку за конвертом с частью «подрывного пароля».

— Вот, — она робко протянула конверт в его сторону, — возьми. Мне жаль…

Энтони медленно повернулся. Посмотрел на конверт и вяло произнес:

— Оставь. Может быть, ты еще опомнишься…

Видимо, ему было больно и обидно, так же как Анне было неудобно и томно находиться в кабинете. Ее ждали в «Golden Hall» Фарнезе, его друг и издатель Шарль Арли, Эллис и владелец галереи мистер Бригс. Там намечалась пресс-конференция Фарнезе, на которой он собирался рассказать о своей новой книге «Дух войны».

В конференц-зале Фарнезе и его рецензора Анну Панину ждали не меньше трех десятков журналистов из самых влиятельных и известных изданий. А за стенами галереи протестовала сотня пацифистов и антифашистов, они считали Фарнезе вдохновителем неофашизма, национализма и называли его «аватаром Геринга». В руках протестующие держали перечеркнутые черной свастикой фото Фарнезе, некоторые поднимали вверх кулаки и фанатично выкрикивали: «Позор Лондону, принявшего черного итальянца!»

Сам «черный итальянец» чувствовал себя в Лондоне вполне комфортно, поселился в съемной квартире в Ноттинг Хилле, давал интервью газетчикам, обещая, что новая книга будет историко-философским обозрением прошлых войн, а не призывом к новой войне. Книга о духовном влиянии войн на людей разных рас, объяснял он. Ничего реакционного. Ему не верили, но интерес к книге был неподдельный.

В трехкомнатной квартире, обставленной так же, как и вилла, в стиле минимализма, с большим кабинетом и просторной гостиной, Фарнезе принимал не только журналистов, его навещала лондонская аристократия, дальние родственники, друзья,

Анна почти гармонично вписалась в лондонскую жизнь Фарнезе. Почти, потому что аристократы никак не могли понять, кто она такая; прислуга, любовница, протеже? И были резки в своем непонимании, смотрели сверху вниз, цедили слова, если приходилось к ней обращаться. Разумеется, это было их право…

В такие моменты Анне хотелось спрятаться в каком-нибудь углу и отсидеться там с книгой в руках. Но она чувствовала, что Фарнезе, сделай она так, сказал бы, что она банальная, глупая трусиха. С ней он не церемонился, говорил все что, думал, причем с самым невозмутимым видом, всегда смотрел ей прямо в глаза и не любил, когда она отводила взгляд или стояла спиной к нему во время таких выговоров.

— Ты прекрасно знаешь, кто я, — повторял он, и резко разворачивал Анну к себе лицом, — я обособленец, пускаю в свою жизнь только сильных людей! Ты из таких, я чувствую. Но тебя портит то, что ты слишком влюблена в меня…

— Что же, мне тебя возненавидеть? — терялась Анна.

— Пользуйся мною, — обескураживающе улыбался Паоло. — Достаточно любить меня в постели, в остальное время, можно и конструктивно ненавидеть…

Вскоре Анне представилась такая возможность. В квартире появилась красавица Леонора лет восемнадцати: с длинными темными волосами и ахматовской челкой, с большими черными глазами, сверкающими отвагой, и гибким, как у балетной примы, телом. Всегда готовая к любви и подчинению, когда дело касалось Фарнезе, по отношению к другим она была несносна. Аристократка со змеиными повадками, хитрая и злобная тварь, готовая в любую минуту выставить Анну в дурном свете. Ее Фарнезе любил, ее любил… Поняв это, Анна впервые в жизнь испытала дикую ревность и ненависть. Они теснились в ее груди, похожие на противных жаб.

Теперь ей предстояло достойно высидеть время на пресс-конференции. Ее усадили по левую сторону от Фарнезе. Выглядела она немного растерянной, но это можно было заметить, только если пристально вглядываться ей в глаза. В остальном красивая женщина в черном прямом платье. Поверх платья короткий жакет из золотистой замши. Заплетенные в «колосок» волосы.

Фарнезе с итальянской эмоциональностью и жестикуляцией рассказывал о своей новой книге, не обещающей стать бестселлером, потому что такие книги просто по определению не предназначены для бурного успеха. Наоборот, книгу издадут небольшим тиражом, для постоянных читателей, которые зачитают ее до дыр.

Пока Фарнезе набивал цену своему товару, говоря, какой он уникальный и труднопонимаемый, Анна сидела с не очень воодушевленным видом, маялась от нахлынувших на нее сомнений. Может Паркер прав, и Фарнезе вовсе не «борец с гнилой цивилизацией», а умелый игрок и ничего, кроме деструктивного посыла, обществу не несет? Играет «запретными темами».

— Главный недостаток Анны, как рецензора, — услышала и поняла Анна, потому что Фарнезе неожиданно перешел с итальянского на английский, — то, что она не говорит и не читает по-итальянски и рукопись в оригинале не знает. Однако нужно отдать ей должное, она зацепила суть. И у нее проблемы с эмоциями, зажимается на людях, хотя сердце у нее открыто знаниям и любви…

— Мисс Панина больше не работает на Энтони Паркера? — спросил женский голос из зала.

— Пусть она ответит сама, — сказал Фарнезе и, откинувшись на спинку стула, сложив на груди неспокойные руки. Недоверчиво покосился на Анну, еще не зная, кого она выбрала, его или Паркера.