Ночные Хранители (СИ) - Аберто Ева - Страница 37

А меня словно окунуло в бочку, где одна ложка дегтя вдруг вытеснила весь мед. В густой темноте я только и могла, что думать о Кассандре. Как я могу называть ее подругой? Как я могу так относится к себе, что позволяю оставить эту связь? Но кто она, если не друг? Было бы проще, если бы она не открылась, и мы оставались по разные стороны пропасти, но она позволила притронуться. Теперь же, когда мне не нужна ее преданная любовь, как ее отодвинуть? Обрасти колючками я всегда сумею, но тогда что-то неладное заподозрят все.

Так и не придя к хоть какому-нибудь решению, я просто уставилась на девушку. Она принесла сухого вереска, расчистила площадку и обложила ее влажной глиной. Куда-то убежала, словно ветром сдуло, и вернулась с вестями о найденном роднике. А я как будто и не сидела здесь, у огня.

Парни, только очнувшись от беспокойного сна, кинулись помогать Касс, и вскоре потянуло ароматом еды. Я, спешно очнувшись, набросилась на завтрак. Ребята перешучивались, уминая кашу, и даже Эрик, похоже, наконец влился в общее русло. Идиллия.

Идиллия была, но продлилась немного. Все оборвалось, словно кто-то перерезал провода, когда Касс спросила:

— Я запуталась. Да, я знаю легенду об Обители Страха; но здесь-то мы зачем? Джейд, идти на странный гул, похожий на рев гигантского зверя, конечно, смело, но зачем? Вечером все было абсолютно ясно, но сейчас эти воспоминания слишком похожи на морок, — выпалила она, не глядя ни на кого. Точнее, глядя не на нас с Джейдом.

— Если честно, — Эрик, непривычно мнущийся эти дни, еще сильнее сжался сегодня с утра — я тоже не уверен, что был в себе, — он оборвал слова, покосившись на каждого по отдельности. Я поняла, чего он хочет:

— Я ничего подобного не помню, но вам верю. Если вы хотите — запросто верну вас на место, туда где все началось, и без вопросов. Но если хотите идти до конца, — я выдержала паузу, отчаянно надеясь, что выбрала верный тон, ведь самого чувства уже не помнила — то я буду безмерно благодарна и все объясню.

— Я уж точно никуда не собираюсь, — Джейд предал мне байковое одеяло.

— Значит, нужно пояснить. Когда в то утро я потеряла сознание, вы решили, что это морок. Но кто мог такое провернуть, если все кругом уснули? Я не хотела верить, но все же решила попробовать — и это действительно оказалось воспоминанием, в которое я смогла переместиться, как в любое другое свое. И я думаю, оно пришло не просто так — и гул или рык, чем бы оно ни было, тому подтверждение.

Рассказывая, я судорожно перебирала в голове воспоминания, пытаясь подгадать с интонацией, как вдруг сообразила — ведь это все я уже рассказывала дважды — Кассандре наедине и ребятам прямо перед тем, как мы переместились. Так зачем она спросила?

Миллион ярких огоньков проносились, вспыхивая и потухая, слишком быстро, чтобы остановится на одной мысли и ее обдумать.

***

Потянуло сигаретным дымом; я закашлялся, поднимаясь на локтях и осматриваясь. Видимо, под наступившее после монолога Касс молчание я умудрился отключиться. Возвращаться в реальность не хотелось, и я позволил сну унести себя глубже.

Теперь к запаху хороших сигарет прибавился металлический — так пахнет кровь; я вздрогнул и встал на колени, тщетно всматриваясь в мутно-серую пелену. Где-то звонко звякнуло стекло бокала, опущенного на лакированный стол. Послышались приглушенные голоса, все низкие, хриплые, со вкусом льда. Щелкнула задвижка, голоса притихли, и я наконец смог разглядеть, где нахожусь.

На месте шкафов с пыльными книгами зияла дыра распахнутых дверей. Дерево поблескивало в свете хрустальных ламп. Там, за потаенным входом, расположилась просторная комната, сплошь уставленная креслами и низкими столиками для выпивки. Под потолком все еще парило облачко сигаретного дыма, оставленное недавними гостями. Я осторожно шагнул в настоящий отцовский кабинет.

Здесь он хранил все бумаги «по работе». Здесь же до его смерти лежало все оружие — все то, что не показывают глазам правительства. Комната пустовала, и я с любопытством рассматривал сантиметр за сантиметром; папа позволил мне войти сюда лишь однажды, но тот день я в упор не помню.

Сзади кашлянули и затянулись из массивной трубки слоновой кости. Как во сне, медленно, не веря ушам, я обернулся.

— Отец?

Мне отчаянно хотелось кинуться ему на шею, душить объятиями, плакать, выть и снова плакать. Но я лишь проверил, одет ли по случаю, и поднял глаза на призрака.

— Это только воспоминание, — он затянулся, как ни в чем ни бывало, и кивнул на ближайшее кресло — скорее, напоминание. Не ври себе — я мертв.

Слова застряли даже не в горле, а где-то ближе к сердцу, или где они вообще появляются. Я опустился на шелковые подушки; горло сипело и першило, но я заставил себя переключится на происходящее.

— Ты не туда свернул. Я терпел, ждал до последнего, но ты забыл о самом главном. Пришло время напомнить.

Я вздрагивал от каждого слова, произносимого скрипучим, хриплым голосом. Запах виски щекотал ноздри и душил. Еле прохрипел:

— О чем ты?

— Тебе помешали. Вспомни наши уроки; вспомни все. Устрани угрозу.

Он умолк и, к моему немому несчастью, побледнел. Не его кожа, а он сам словно выветривался, как зыбкий туман. Образ стал мутным по краям, и вот уже совсем исчез, как будто рассеянный внезапным сквозняком. Вокруг снова сгустилась пелена, перекрывая кабинет.

На месте отца сидела девчонка. Одета в белое трико, плотно сжавшее худенькое тельце. Пышная юбка из фатина, словно паутинная сетка, укрыла сильные маленькие ножки. Девочка согнулась, завязывая атласные ленты туфель на лодыжках; совершенно не обратив на меня внимания, она подскочила, балансируя на кончиках пальцев, слегка покружилась и радостно кинулась в объятия девушки, выглядывающей из-за двери. Двое в балетных туфлях обнялись и побрели по длинному коридору, устланному лакированным паркетом.

Откуда-то слева раздалась музыка. Тихие трели скрипки отдавались эхом в полупустом зале. Девушки подкрались к шторке из красного бархата, отделяющего коридор от сцены театра, и выглянули за ткань. Где-то там в тонкую щелку были видны порхающие танцовщицы; тонкие руки взлетали вверх и опускались, прижимались к легким юбкам. Балерины кружились и малышка в розовых туфлях стала притоптывать в такт.

— Я хотел девочку!

Голос упал на сознание тяжелым камнем, мужчины хрипел и выл от негодования.

— Я хотел все исправить!

Он захлебывался в собственной досаде; невыносимое чувство беспомощности.

— Я хотел, чтобы это прекратилось!

***

Так и не решив, зачем Касс спросила такое очевидное, я насупилась; хотя тут же прыснула со смеху, потому что Эрик отключился прямо у костра, сидя на промерзлой земле. Мне хотелось растолкать его и велеть лечь хотя бы на плед, но, глянув на ребят, которые не собирались уходить, я передумала. Дала себе пощечину — с каких пор меня вообще волнует, не холодно ли Эрику.

Кассандра с братом о чем-то шептались, почти касаясь лбами. Костер еле трещал, но тело словно сковало ледяной коркой, так что я осталась сидеть и глядеть, как истлевает последнее топливо. Туман отступил к утру, но холодный ветер все равно беспризорником шатался по пустоши, обвевая спину. Я поежилась.

Джейд встал, похоже, собираясь на разведку по долине. Парень глянул на меня и, больше не оборачиваясь, скрылся среди вереска. Трава походила мягкими волнами. Я снова вздрогнула и оторвалась от полусгнившего бревна, направилась к палатке.

От нечего делать выволокла свою сумку на поляну. Еще в городе Джейд раздобыл мне спортивный рюкзак, и я напихала туда те вещи, что нашлись в моих карманах и еще немного из того, что мне предложила Касс; они заботились о маленькой, беззащитной Лиссе. Я было скривилась, но заставила себя вернуть на лицо каменное выражение.

Те вещи, что лежали сверху, сразу оказались на полу: вязаный свитер, пара джинс и огромный дождевик, который Касс сдула и умудрилась вместить в тканевый рюкзак.