Хамелеонша (СИ) - Савченкова Алена - Страница 46

— Хидрос? — небрежно спросила я, на деле слушавшая очень внимательно.

Бодуэн кивнул.

— Да. А вот оттуда по легенде и бил источник. — Он указал на что-то вроде купели из грубо тесаных глыб.

Я подошла ближе и заглянула в сухой зев. Внутри копошились жучки.

— Здесь нет никакой воды.

— Её с тех пор и не было. — Регент встал напротив и оперся руками о края чаши. — Это место огородили уже гораздо позже.

— И какова мораль этой легенды, ваше высочество?

Он пристально посмотрел на меня поверх купели.

— Суть легенд не в морали, миледи. Напротив, редкая из них обходится без рек крови, и чем они полноводнее, тем дольше легенду помнят. А что в этом морального?

— И много памятных легенд создали вы? — не удержалась я и тут же прикусила язык.

Бодуэн холодно улыбнулся.

— До славного предка мне далеко.

Я отвела глаза и подцепила листиком жука. Он повисел на краю и упал обратно, барахтаясь на спинке.

— Вы так и не сказали, в чем цель легенд.

— Развлекать, а ещё подпитывать гордость тех, чьи предки там фигурируют, — усмехнулся регент, побарабанив пальцами по камню.

Браслет из заплетенной в косичку лески блеснул в лучах догорающего солнца. Прекрасно помню это украшение. Надо же, Бодуэн до сих пор его носит… Почему-то незначительные детали запоминаются. Ты можешь с годами забыть лицо самого близкого человека, но будешь в мельчайших подробностях помнить вышивку на его платье.

— У меня получилось? — спросил Бодуэн, откинув голову и с прищуром глядя на меня.

— Что получилось, ваше высочество?

— Развлечь вас.

— Более чем. А сейчас, с вашего позволения, я хотела бы вернуться. Уже поздно, и брат будет за меня волноваться.

— С чего бы? Ему ведь скажут, что вы со мной.

Вот именно.

Я снова посмотрела на руки с длинными сильными пальцами и вдруг вспомнила, как они стискивали зад Мод. А ведь достаточно сказать несколько слов, и он сломает мне шею прямо здесь, в этом редко посещаемом уголке сада. Впрочем, зачем ему мараться — позовет своих маленьких друзей.

— Я пошутил, идемте. Иначе Тесий заподозрит меня в намерении увести его даму, — легкомысленно заявил Бодуэн, прежде чем я нашлась с ответом.

Мы двинулись в обратный путь, но не успели пройти и двадцати шагов, как он резко вытянул руку, останавливая меня.

— Что вы…

— Тсс, смотрите!

Я проследила направление и заметила на земле какой-то рыжий мех. Приглядевшись, различила лежащего на спине зверька на вроде лисицы, только уши-раковины крупнее, с черной бахромой по краям, мордочка острее, а конечности с короткими пальчиками.

— Кто это? Лиса?

— Нет, вульпис. Крайне редкий экземпляр, даже мне за всю жизнь повстречался лишь однажды. — Бодуэн усмехнулся чему-то себе под нос.

Закрытые глаза, неподвижная поза со страдальчески вытянутыми окоченевшими лапками, вывалившийся набок язык и бурые пятна на меху говорили сами за себя.

— Он мертв?

— Не больше, чем мы с вами, но хочет, чтобы все так думали. Он охотится, не спугните. — Бодуэн встал у меня за спиной, положил руки на плечи и, наклонившись к уху, зашептал. — Сперва он выбирает место, где бы поживиться, затем обмазывается красной глиной, которую издали можно принять за кровь, и замирает, почти не дышит, чтобы все решили, что он умер. — Прядь у виска шевельнулась от последнего слова.

Тяжелые ладони буквально пригвоздили меня к земле, обездвижив. Я не заметила, как сама задержала дыхание, наблюдая за вульписом и слушая шелестящий голос, от которого приподнялись волоски на шее. Спина горела жгучими мурашками, невыносимо хотелось передернуть лопатками.

— Но он вовсе не умер, — продолжил рассказчик, — а лишь затаился до подходящего момента, и может лежать так о-о-очень долго, выжидая часами, даже сутками, если потребуется, но такого обычно не требуется, добыча не заставляет себя ждать.

Как по волшебству, качнулась ветка, и с ближайшего деревца на землю спланировал падальщик, приземлившись в паре шагов от лже-мертвеца.

— И вот появляется первый смельчак, — усмехнулся Бодуэн, обдав шею горячим дыханием.

Мысли то метались мошкарой, то текли клейкой патокой. Он не должен стоять так близко, не должен слышать, как колотится мое сердце, и учащается дыхание! Мышцы шеи и плеч окаменели от напряжения, но я не могла заставить себя пошевелиться, чтобы сбросить обжигающие ладони, от которых растекался тревожащий жар, переходящий в озноб.

— Он недоверчив, — мужская рука скользнула наверх, задев кончиками пальцев скулу, и аккуратно заправила мне за ухо прядь, — жизнь научила его не доверять никому и ничему, в особенности своим глазам. Поэтому он не торопится приближаться, хочет сперва проверить. — Птица с черными лоснящимися перьями, повертевшись вокруг зверька, подскочила, ударила его длинным загнутым книзу клювом и снова отпрыгнула на безопасное расстояние. — Но вульпис прекрасно знает правила игры, поэтому позволяет добыче это сделать. Один раз, второй, даже третий… — Я чувствовала взгляд Бодуэна, но сама смотрела только вперед широко распахнутыми глазами, не позволяя себе даже моргать. Птица снова цапнула зверька, однако на сей раз уже не отскочила. — Бодуэн легонько сжал мое плечо, погладив большим пальцем основание шеи. — Постепенно она убеждается, что враг действительно повержен. И когда окончательно успокаивается и собирается приступить к пиру… — Падальщик щелкнул клювом и потянул рыжий мех…

Тут доселе мертвый зверек одним молниеносным движением извернулся и с хрустом вгрызся в птицу, прижав лапой трепыхающееся крыло.

— Добыча и охотник меняются местами, — закончил Бодуэн, убрал ладони и отступил на шаг.

Но я осталась стоять неподвижно, с бешено бьющимся сердцем, не в силах оторваться от разворачивающейся на краю поляны маленькой трагедии, свидетелями которой были лишь мы двое, да это бездонное небо над головой. Шуршала трава, щелкали зубы, хрустели кости и перья. Казалось, это в меня сейчас вонзаются острые клыки, и из меня выдирают куски плоти вместе с отчаянным криком. Птица попалась на редкость сильная, раз или два ей почти удалось сбросить хищника. Но только почти. Последний рывок, и жертва перестала дергаться.

Лишь тогда вульпис выпустил добычу, деловито встряхнулся, разметав присохшие к шерсти куски глины, и неторопливо приступил к ужину.

Я наконец повернулась к Бодуэну. Серые глаза мерцали в сгущающихся сумерках.

— Есть в этой схватке нечто завораживающее, не правда ли? — произнес он хрипло резонирующим голосом, словно и у него в горле пересохло.

Возня мгновенно прекратилась. Вульпис замер, заметив нас. По-кошачьи сверкнул огромными зелеными глазищами, пригнулся к земле, угрожающе рыча, и начал отступать к кустам, подгребая за собой когтями добычу, которую жаль было бросать.

— Подзовите его, — дерзко велела я. — Хочу рассмотреть вблизи.

— Не боитесь? — Стальная радужка вспыхнула, раскалившись добела, и вульпис застыл на месте.

Я растянула губы в улыбке.

— Брат говорит, хищникам нельзя показывать страх.

— Равно как и дразнить их, — медленно улыбнулся Бодуэн в ответ.

Ненавидь я его чуть меньше, померла бы от ужаса: вид у него сейчас был поистине пугающий. Сумерки наполовину скрадывали рослую фигуру, на лицо падала тень от дерева, зато глаза мерцали жуткими бельмами, как у слепой нежити. Но два таких сильных чувства во мне не помещались, и первое победило, кровь бурлила.

Я отвернулась к вульпису. Зверек был уже на полдороге, временами с сожалением оглядываясь на такими трудами захваченную добычу, но продолжал шажок за шажком приближаться ко мне, одновременно взрывая лапами землю, словно его волокли за шкирку. Под конец полз уже на брюхе, прижав уши и мучительно жмурясь.

— Не делайте ему больно, просто держите. — Я присела на корточки, разглядывая хитрого охотника. В изумрудных глазах злость и страх мешались с любопытством и, как мне показалось, уязвленной гордостью.

Я подняла глаза на регента.