Хамелеонша (СИ) - Савченкова Алена - Страница 35

Сегодняшний день мы с братом выбрали для моего возвращения в башню за книгой. Мне всего-то и нужно ещё разок взглянуть на ту страницу и скопировать остальные символы. Именно сегодня представлялся идеальный шанс, поскольку Бодуэн будет допоздна заседать на Совете, о котором Людо узнал благодаря своей дружбе с Годфриком.

В перерыв я отправилась разыскивать брата, и от Марка на конюшне узнала, что он на тренировке. Просторный манеж собрал под своей крышей десятка два юношей и мужчин из числа пажей, оруженосцев, рыцарей и гарнизонных солдат. Кто-то разминался, кто-то уже заканчивал и уходил с поля, у кого-то поединок был в самом разгаре. Шумные выдохи и короткие возгласы, шорох песка под подвернувшейся ногой, свист рассекаемого воздуха, звон стали о сталь и пучки быстро гаснущих искр, опаляющие душный воздух. Пахло потом, железом, свежеструганным деревом трибун, и едва уловимо — тинистой влагой из сада. Среди немногочисленных зрителей сидели и две фрейлины, которые при ближайшем рассмотрении оказались Жанной и Мод. При виде меня их головы, как обычно, склонились друг к дружке, губы что-то торопливо зашептали. Но я тут же про них забыла, увидев Людо. Он тоже меня заметил, приветственно махнул и снова отключился от внешнего мира. Зачесал волосы назад пятерней и продолжил.

Я устроилась поудобнее. Всегда обожала смотреть на него во время тренировки, прямо-таки часами могла, как на горящее пламя — завораживает и не надоедает. Наверное, потому что в эти мгновения он растворялся в гармонии с собой. Уходила нервозность, напряжение, в отрешенном взгляде — умиротворение, словно тело двигалось само по себе, без подсказки разума. Это был его способ «уйти в себя».

Нечто подобное со мной случалось только во время превращения. Нет, не после него — ощущать себя в чужом теле и мучиться потом от отдачи я ненавидела, — а в краткие мгновения мучительного перерождения. В какой-то момент время останавливается, и ты уже не ты, а нечто большее, не связанное законами этого мира, вообще никакими законами. Неразрывно сопряженное с болью, превращение дарило радость очищения, гибели и возрождения, пьянящей свободы. Когда собственная оболочка уже содрана, а чужая ещё не наросла, я словно бы познаю свою истинную глубинную сущность, соприкасаюсь с чем-то древним и исконным внутри себя, открываю себя заново. Слышу шепот далеких предков в крови и незнакомцев, с которыми никогда не встречусь, но чьи души для меня как на ладони. Становлюсь подлинной собой и всеми людьми одновременно, разрываюсь от их эмоций и делюсь своими. Мне ведомо то, что творится в каждом уголке земли — абсолютное знание, ускользающее с последним спазмом, как предрассветный сон.

Людо никогда не познать этой радости, не примириться с собой через перерождение, и поэтому мне больно за нас двоих.

Меч — его единственный способ сообщения с предками, с родовой памятью. Все мужчины в роду Морхольтов — воины.

Брату едва исполнилось девять, когда он потребовал у отца настоящее оружие взамен тренировочной деревяшки. Отец согласился при условии, что Людо продержится бой против Урбана, рыцаря-наставника. Время стерло из моей памяти черты этого сына Севера, оставив лишь глубоко посаженные голубые глаза, вмятину на темени от давнего удара боевым молотом и топорщащуюся бороду, которую он заплетал в косички.

В назначенный день идет первый в году снег. Отец встал на краю поля, приготовившись наблюдать, и снежные бабочки умирают на его подбитом мехом плаще глянцевитой наледью. Губы у Людо синие, а на лбу испарина, пальцы нервно мнут кожаную оплетку рукояти. Удар медной болванки отдается в ушах, и схватка начинается. Выпад, подсечка, и брат на земле. Мгновенно вскакивает, перекидывая меч в другую руку — он владеет обеими, — но маневр помогает ненадолго. Я тру ладони о подол и так волнуюсь, что не могу смотреть на поле. Вместо этого смотрю на отца, по его лицу считывая все промахи Людо.

Недовольный изгиб брови. Гонг

Дернул плечом. Гонг

Сжал пальцы. Гонг

Ледяное спокойствие. Гонг

Когда я решаюсь снова взглянуть на ристалище, Людо хромает, кружа вокруг Урбана, и смаргивает капающую из рассеченной брови кровь, рукав разорван, правая рука висит плетью. Неудачная атака, и на этот раз он встает не сразу, сплевывая розовую слюну.

Ещё одна попытка, и он опять на земле, затупленный клинок Урбана упирается ему в шею.

— Достаточно, — бросает отец, презрительно поджимая губы, и отворачивается, чтобы вернуться в замок. Людо встает, хромая, ковыляет к деревянному кругу и бьет кулаком в металлическую нашлепку. Воздух вибрирует медью, и Урбан со вздохом вскидывает оружие, отражая новый удар.

Свой меч Людо получил через неделю, когда смог подняться с постели. Все это время рулетики с черникой пришлось тайком передавать через кормилицу. Увидев брата после семидневной разлуки, я с визгом бросилась ему на шею, повалив на пол и едва не устроив повторный вывих плеча.

Поле манежа влажно качнулось, и я поспешно промокнула рукавом слезы, вызванные самым прекрасным на свете зрелищем — боем, пока Людо не заметил: он как раз закончил тренировку и направился в мою сторону. У Артура подобную реакцию могла бы вызвать бабочка необычной расцветки, искусный гобелен или закат и все в таком духе.

Я принялась спускаться с трибун навстречу брату, так что у края поля мы оказались одновременно. Людо все ещё пребывал в эйфории: глаза горят, в упругой походке сквозит что-то кошачье, от всей фигуры веет раскрепощенной уверенностью. Вместо приветствия он сгреб меня и закружил.

— Фуу!! Ты потный, отпусти! — засмеялась я, но в противовес словам сама тесно к нему прильнула.

Когда он опустил меня на землю, продолжая придерживать за талию, разжимать объятия не хотелось.

— Сегодня все в силе? — тихо спросил он, делая вид, что поправляет мне волосы, хотя это было лишним: никто и так не обращал на нас внимание. По крайней мере, так я думала, пока брат не кивнул с легким поклоном кому-то поверх моей головы. Обернувшись, я с удивлением увидела в верхнем ряду трибун Бланку. Простой кивок вызвал на её лице глупую улыбку и румянец, который я разглядела даже с такого расстояния, даже при таком освещении.

Внутри всколыхнулось что-то темное, неприятно царапнув. Я с подозрением уставилась на Людо:

— Что это было?

— Где было что? — беззаботно переспросил он и принялся обтираться холстиной.

Я, вконец разозлившись, отняла у него тряпку.

— Не прикидывайся. Почему Бланка растеклась в лужу от одного твоего кивка? Почему ты ей вообще кивнул?!

Людо привалился к бортику и прищурился:

— Ревнуешь?

Я на миг прикрыла глаза, процедив:

— Похоже, ты стоял за красотой, когда Праматерь раздавала мозги! Хочешь своими руками все разрушить?

Раньше за такие слова мне бы крепко досталось, а тут он даже не рассердился. Хотя мог бы сказать что-нибудь в духе: «Зато ты в ту очередь не поспела». Но я знала, что Людо никогда такого не скажет.

Он ухмыльнулся как-то многозначительно, будто знал то, чего не знала я, и это выводило из себя. У него вообще настроение улучшилось после отъезда Тесия.

— Я серьезно, Людо, не трогай Бланку.

— О ком из нас троих ты сейчас печешься?

— Я пекусь о деле, которое ты загубишь, если не начнешь думать головой. «Быть незаметными» — это тебе о чем-то говорит?

Мимо прошествовали солдаты из гарнизона, и мы умолкли. Подождав, пока они скроются, я сказала как можно спокойнее:

— Больше не хочу возвращаться к этому разговору и не хочу видеть тебя рядом с ней.

Он дернул подбородком.

— Не хоти дальше.

Продолжение спора лишь распаляло в нем дух противоречия, поэтому я резко вернулась к первоначальной теме:

— К вечеру все будет готово?

— Да.

— Тогда встретимся вечером.

Отвернулась и быстро направилась к выходу.

— Лора!