Грязная жизнь (ЛП) - Аврора Белль - Страница 66

Но он игнорирует меня, симулируя концентрацию на дороге. Я моргаю, наблюдая за его реакцией.

— Всё в порядке, Юлий. Это никого не касается, и я никому не собираюсь рассказывать. Я просто хотела тебе дать понять, что я в курсе, и всё.

Когда он продолжает игнорировать меня, это ранит, но я понимаю, что данная ситуация, должно быть, болезненна для него, поэтому пытаюсь сгладить ситуацию, протягиваю руку и сжимаю его бедро, говоря:

— Привет. Прости, что подняла эту тему. Если хочешь поговорить об этом или о чём угодно, я рядом.

Прошло пять минут, и его молчание сеет хаос в моей голове.

Что я наделала?

Когда Юлий, наконец, начинает говорить, то делает это без чувств:

— Она знает, — грубо произносит он. — Рассказал, когда ей было четырнадцать.

Затем выдыхает, и, кажется, будто все его силы уходят на это. Он выглядит таким усталым, таким потерянным.

— Она плакала, называла себя уродом, говорила нам, что чувствовала себя грязной. Это чудо, что она стала такой идеальной.

Его выражение лица меняется, когда он думает вслух:

— Я помню её прозрение. Ей было четырнадцать, и она не только узнала, что была во всех смыслах выродком, но также узнала, что её мать изнасиловал её собственный отец.

Мои глаза закрываются от тех тяжелых слов, которые он произносит. Я задаюсь вопросом, как долго он держал всё это при себе.

— Ох, малыш, — шёпот нежности вырывается из моего горла, переполненного эмоциями.

— Эта девочка заслуживает весь мир, — допускает он. — Они обе.

— Я уверена, так и есть, — вежливо уступаю я, и крайне жуткая боль осознания того, что я всегда буду на третьем месте в жизни этого человека, проходит сквозь меня.

— Я поклялся, что отдам его им любой ценой.

Ах.

Это начинает обретать смысл. Я нашла причину, что заставляет Юлия делать то, чем он занимается, и нисколько не удивлена. Даже ни на грамм.

Восхищение захватило меня, но оно ушло так же быстро, как и пришло, а на его месте собирается боль от неуверенности. У меня дома тоже были те, кого нужно защищать.

Моё сердце сильно сжимается.

Что стало с моими братом и сестрами?

— Юлий, — осторожно начинаю я.

Он смотрит на меня мельком, и моё сердце болит, когда я почти умоляю:

— Я действительно хотела бы поговорить со своим братом.

Он снова возвращается к дороге, и я быстро выпаливаю:

— Только в последний раз, и я обещаю никогда больше не спрашивать.

Падая в кресло, я закрываю глаза, а затем прикрываю лицо руками. Я говорю через них приглушённо:

— Прежде чем ты скажешь мне, что они больше не моя семья, мне нужно, чтобы ты знал, что ты рискуешь меня расстроить, а когда я расстраиваюсь… — убираю руки с лица и бросаю ему свою тщетную и бесполезную угрозу, — …становлюсь менее готовой к сотрудничеству.

К сожалению, это единственная угроза, которую я теперь могу использовать.

К счастью для меня, у Юлия поддёргивается губа, и я замечаю, как его плечи движутся в беззвучном смехе, моя напряженная спина расслабляется. Он возвращает свое самообладание, после чего подкалывает меня и делает это со всей серьёзностью:

— Не может же теперь у меня быть жена, которая не собирается сотрудничать?

Я киваю и отвечаю в полной уверенности:

— Я уверена, что ты слышал эту поговорку. — Поворачиваюсь, чтобы поймать его любопытный взгляд, и понимаю, что он понятия не имеет, о чём я.

Я сжалилась над ним и напомнила:

— Жизнь — отрада, когда жена рада.

Его плечи ещё больше начинают трястись по мере того, как его захватывает радость, и я улыбаюсь про себя в ответ на лёгкое поддразнивание.

Юлий протягивает руку и берёт мою, переплетая наши пальцы, затем подтягивает их ко рту, где он нежно целует мои пальчики. А в животе кружатся сплошные волны нежности.

Я почти не слышу его, когда он тихо бормочет:

— Чёртов дурак.

Ещё один поцелуй.

— Буду гореть в аду.

Мягкий кивок.

— Но это того стоит.

Но вот что важно…

Я его слышу.

Дом встречает нас тишиной, и, когда я прохожу мимо него, Юлий ловит меня за талию и притягивает к себе, его торс прижимается к моей спине. Он наклоняется, чтобы прикоснуться своей щетинистой щекой к моей, и я тянусь к нему, несмотря на то, что она царапает нежную кожу моего лица. Для странного, но волнующего момента я сомневаюсь, что это то, что кажется нормальным.

Если это так, то я никогда не хочу потерять всё то, что даёт Юлий.

— Хорошая ночь, — тихо говорю я в темноте холла.

— Ага, — бормочет он в мой затылок, растягивая слова, и от его дыхания у меня бегут мурашки по коже.

Как, чёрт возьми, женщина может не потерять голову от его присутствия?

Прямо сейчас мне наплевать на моё здравомыслие. Я поворачиваюсь в его хватке и засовываю пальцы в карманы джинсов, вставая на цыпочки и отчаянно желая, чтобы он захватил мой рот в глубоком, сокрушающем поцелуе.

— Пора спать?

Его великолепные глаза прикрыты, и это так чертовски сексуально, что моё сердце сжимается.

— Ммм… — Это его единственный ответ, звук одобрения отдаётся вибрацией в моей груди.

Я не слышу, как Линг выходит из тени.

Она говорит мягко, ее голос необычайно осторожен:

— Вы вернулись.

Я хочу накричать на неё за то, что она нас прервала, и собираюсь это сделать, но когда оборачиваюсь, чтобы высказать ей всё, её выражение лица заставляет меня замолчать.

Одетая в короткий халат в стиле кимоно, обнажающий её ноги, без макияжа, с собранными в пучок на макушке волосами, она избегает моего взгляда, когда заявляет:

— Днём у нас была доставка. Конверт. Я забыла об этом через минут двадцать. Я не… — она тяжело сглатывает и кусает себя за щёку, — я не думала, что это важно.

Юлий отходит от меня и подходит к ней, его настороженность подсказывает мне, что это необычно для Линг.

— Линг… — осторожно говорит он. — Что случилось?

Крепко сжимая халат, она начинает:

— Я начала смотреть его только тогда, когда вы пришли. Я бы позвонила, но…

Смотреть это?

— Это видео? — задаёт вопрос Юлий.

Так странно видеть её без идеально красных губ, безупречно прямых волос и превосходного хладнокровия. Часть меня хочет порадоваться от осознания того, что она такая же, как и любая другая женщина, но это настолько тревожно, что вместо этого я покрываюсь мурашками.

Она очень сильно потрясена.

— Видео от Джио, — подтверждает она мои ощущения. Моё тело застывает. Затем, наконец, она смотрит на меня, глаза в глаза, но то, что она говорит дальше, заставляет меня желать, чтобы она никогда этого не делала:

— И это предназначено для Алехандры.

Моё сердце начинает идти галопом. Я вижу телевизор в гостиной и сразу узнаю голос Джио. Ноги несут меня к нему без промедления.

Линг кричит:

— Не ходи туда!

Затем она в панике добавляет:

— Бл*дь. Не позволяй ей смотреть, Юлий. Это плохо.

Ноги подводят меня к открытой двери. Картинка на ТВ потрясает меня. Я почти не замечаю, как Юлий проходит мимо меня с пультом в руке. Я рычу:

— Не выключай.

— Ана, малышка, ты не хочешь это видеть. Позволь мне с этим разобраться самому, — разумно предлагает он.

Я отвечаю ему без капли тепла в голосе:

— Заткнись.

Подойдя к Юлию, я забираю пульт из рук, и он позволяет это. Я делаю громкость больше, чем необходимо, но мне это нужно. Я так боюсь пропустить хоть одну секунду.

Мои глаза слезятся от яркости экрана, но вместо того, чтобы сделать шаг назад, я подхожу ближе.

Я перематываю видео до самого начала и смотрю, как передо мной разворачивается ужас.

Джио входит в кадр.

— Эта штука включена? Да. Отлично. Хорошо.

Со вздохом он двигается, чтобы сесть на пустой стул.

Рядом сидит мой связанный и окровавленный брат.

Мигель сидит прямо, несмотря на то, что его дыхание затруднено, а его бровь раскроена до кости. Он не может говорить из-за тряпки, завязанной вокруг его рта. Я никогда не видела, чтобы его глаза были такими тусклыми. Он едва может держать их открытыми.