Легавый (СИ) - Абевега Михей - Страница 58

— Не, — я подобными вещами сроду не интересовался.

— Вот я с клабхауза как-то по эм-пяшке пилил, да в аварию прямо на въезде в город и попал. Там какие-то гандоны перестрелку затеяли. Вот меня, походу, и зацепило. Прочухался уже здесь.

— Это не в ноябре ли было? — озвучил я возникшее тут же подозрение. — Утро субботы?

— Про субботу не помню, но да, в ноябре, — кивнул Веник.

Вот это номер! Значит, он попал сюда одновременно со мной? Не каждый ведь день на въезде в город перестрелки возникали, да ещё именно на трассе М-5.

Но тогда как он может быть «Крутоярским зверем»? Тот же уже давно тут маньячит. Натуральным серийником уже стал. Да ещё и отметиться успел чуть ли не по всей области. Неужели и тут я промахнулся?

— И что дальше было? — В принципе, куда нам теперь спешить? Пока жандармы сюда добираются, можно и постоять, послушать Веника, чтобы разобраться в этой путанице.

— А дальше смотрю, в меня какие-то членососы из луков пуляются. Узкоглазые и на лошадях. Ну я на колёса и газу. Но всё равно попали в меня, суки. В руку левую. Не сильно задело, ушёл я. Еду, а кругом степь да степь. Ехал, пока всю бензу не сжёг. Я байк кинул, пешком пошёл. День, другой иду, а народу никого. Жрать охота, рука болит, а вокруг будто вымерли все. Вы это, слышь, мужики, — Веник ногу свою замотал и глянул на нас с надеждой, — оттарабаните меня, может, в больничку-то уже?

— Дальше рассказывай, а там посмотрим, — Тимонилино, как и я, не был настроен куда-то тащить этого придурка на себе. Зато видел я по взгляду орка, что, хоть и не понимал он половины Вениных слов, всё же с любопытством слушал о его приключениях.

А случилось с Ложкиным немало чего. Бродил он долго, не понимая, куда и как угодил. Вконец обессилил, простыл, да вдобавок ещё и рана от стрелы воспалилась. Потерял сознание, а в себя пришёл в какой-то юрте. Подобрали его степняки и к шаману, судя по всему, своему местному определили.

Тот найдёныша долго лечил, как умел: поил да окуривал разными травками, с бубном вокруг него скакал, ту самую козлиную голову на себя напялив. Вот Венику, видимо, в бреду-то и примерещилось, что сам рогатый Князь Тьмы над ним хороводы водит. Решил этот дебилоид, что в мире нашем его пристрелили, а, благодаря Сатане, воскрес он уже здесь. Причём с совершенно определённой целью — служить своему повелителю верой и правдой.

Не знаю, что послужило тому причиной, расшалившаяся в организме инфекция или чересчур забористые травки шамана, но умом Веня со временем тронулся окончательно.

Дедок, в конце концов сообразив, что всё это время выхаживал попаданца-иномирца, решил эдакое чудо властям сдать. Хану там своему, или ещё кому. Но Вене это не понравилось, и старика он благополучно прирезал. Естественно, заметил воспарившую душу убиенного и окончательно поверил в свою избранность.

Опять же, как выяснилось, дураком он был не полным и вычислил из предыдущих бесед со стариком, что находится где-то на юго-востоке от Селябы. Ну и решил до родных мест добраться, лошадку у шамана приватизировав и козлиную башку с собой в качестве талисмана прихватив.

А по пути ещё и выяснилось, что женщины стали проявлять к его персоне повышенный интерес. И это при том, что в своём мире его даже сильно набухавшиеся девицы не всегда к себе подпускали. Ну чем не награда от рогатого покровителя?

Так и дошёл он до кровавых обрядов, возомнив себя мессией — предвестником апокалипсиса. Ну и принося в жертву попадающихся под руку девиц.

Под конец Вениного рассказа у меня уже руки чесались прибить его прямо здесь на месте. Да и во взгляде орка читалось нечто подобное.

— Ну сам-то понятно, съехала у тебя крыша, вот ты и пустился во все тяжкие, — я от греха подальше закинул дротовик за плечо и, сунув руки в карманы брюк, с укором глянул на Ложкина. — Но ты зачем местных тинэйджеров в эту мерзость втянул?

— А это не я, это Полюшка моя расстаралась. Она им предложила, а те и подтянулись. Сами, заметь. Кто разбогатеть захотел, кто врагам отомстить. Кто унизиться, а кто других унизить. И только Полюшка за ради всего вместе.

— Хочешь сказать, — не поверил я Венику, — Тухваталина вы тоже не заставляли?

— Не, ну поломался он маленько, — ухмыльнувшись, поморщился этот упырь, — но потом дружка послушал да согласился остаться.

— Дружка? — не понял я и, шагнув к Ложкину, присел на корточки. — Останина?

— Не, — удивлённо глянул на меня Веник. — Какого Останина? Митьку Игнатова. Они же почти все из идейных. В один кружок политический ходили, знали друг друга. Потом Полюшка ко мне прибилась. А потом Митька, как узнал, что тусой прежней сынок главного врага их фамильного чуть ли не заправляет, так тоже к нам и подался. Он Полюшку и попросил Тухваталина вашего к нам зазвать. И девок для обрядов тоже он выбирал. А я что, мне, как и Князю Тьмы, любая жертва по сердцу.

— Откуда у тебя сердце, выродок бесчувственный? — покривился орк.

— А вот и напрасно вы так, — не поднимая головы, исподлобья глянул на него Веник. — Любовь и моему сердцу не чужда.

— Кончилась твоя любовь, — орк полоснул себя большим пальцем по горлу. — Пристрелил я девку твою полоумную.

— Она-то тут причём? — вытаращился на него Ложкин. — Девку новую найти не долго. Хотя Полюшка, конечно, сильно хороша была. Но я про любовь к Князю Тьмы. Ему молюсь, на него уповаю, ему в верности клянусь и вечную любовь свою дарую.

— Хватит, — оборвал я Веника. — Пропаганду при себе оставь. Скажи лучше, пацан на кладбище это ваших рук дело? Кто это был, как звали его?

— Не было такого, — мотнул головой Веник. — Мы лишь девственниц в жертву приносили.

Очень интересно. Неужели у этого упыря уже и подражатель завёлся? Придётся всё же ехать на кладбище, разбираться с телом убитого. А пока меня вот ещё что заинтересовало:

— А что за враг фамильный у Игнатова и при чём тут Тухваталин.

— Понятия не имею, что там за враг, — поморщился Веник, пожимая плечами. — Но в разорении семьи своей Митька именно его виновным считал. Ну и родителей девок, что на убой пошли, тоже почему-то виноватил. Я в подробности не вникал. Мне их траблы побоку. А у Тухваталина сестра тоже вроде как одна из главных в этой их «Всенародной воле».

Пока я, выпрямившись, недоумённо переваривал услышанное, Веник заскрёб ногами по земле, пытаясь подняться следом, но не смог. Похоже, слишком много крови уже потерял. К тому же, как я заметил, неумело наложенная повязка не особо-то и справлялась с кровотечением. Лужа под Ложкиным продолжала увеличиваться.

— Мужики, ну хорош уже, — Веник, задрав голову, обвёл нас жалобным взглядом, — я ж так совсем сольюсь. Помогите до больнички добраться.

— Ты всё узнал, что хотел? — повернувшись ко мне, Тимон отлип от забора.

— Вроде да, — пожал я плечами.

Всё было понятно с моим знакомцем. «Крутоярским зверем» точно был он. А то, что сюда попал значительно раньше меня и в другое место, так это, наверное, из-за того, что в зону действия трасгрейдера с другой стороны въехал. Кажется, Рогов мне о таком свойстве поля, создаваемого преобразователем, говорил.

— Тогда не позволим ему уйти так легко. Дай-ка мне ствол, — орк подхватил протянутый мной дротовик и, взведя курок, выстрелил Ложкину в живот. — Вот теперь пусть помучается напоследок.

— А чего не из своего? — я кивком указал на «Громобой».

— Так дольше отходить будет. Пошли отсюда. Даже если встать сможет, далеко не убежит, сдохнет.

— Ну и хрен на вас, козлы! — взвыл Ложкин, ухватившись обеими руками за новую рану. — Валите нахрен! Сами вы сдохнете! А мне мой господин всё равно новую жизнь дарует!

— И не надейся, — я, уже собравшийся уходить, вновь развернулся, наклоняясь к Венику. — Нет никакого господина. Тебя сюда, как и меня, трансгрейдером забросило. Это прибор такой. Ни причём тут твой Князь. Так что сдохнешь ты окончательно и бесповоротно, и никакие чудеса тебе не помогут. Прощай, мудила.

Еле как не позволил себе удовольствия напоследок ещё и пнуть эту мразь. Только в рожу плюнул, не удержался. И потопал за орком, неспешно покидающим пустырь.