Большая пайка - Дубов Юлий Анатольевич - Страница 9

— В оргкомитетский номер я пришел намного позже, — говорил Виктор, — поэтому все со слов Тошки. Он прибежал первым, с ним еще Муса был и, кажется, Ларри. В номере все вверх дном, на полу битое стекло — это Еропкин от музыкантов бутылками отбивался. Сашка сидит в углу, держится за голову. Под глазом фонарь, рубашка до пояса разорвана. Три девки — одна в полотенце, вторая в простыне, третья — из-за которой весь сыр-бор — прикрывается подушкой. И два мента — счастливые беспредельно. Девки орать уже перестали. Лыка не вяжут совершенно. В общем, удалось договориться, что пока протокол не пишем, а ищем пропавшие драгоценности. Еропкина под конвоем отвели к Мусе в номер. Стали искать. И представляешь — одну сережку действительно нашли, в углу под торшером валялась. А второй — нету. Может, она была, может — не было, никто не знает.

Милиция уже устала, говорит — разберитесь полюбовно, и разойдемся. Ну, тут и началось. Потерпевшая заявляет, что сережки — бабушкины, большая историческая ценность, стоят тысячу рублей. Договорились на пятистах. Марк принес деньги, отдал. Ларри за это время окрутил ментов — я к тебе еще за деньгами заходил, — взяли две бутылки коньяка, и он повел их к Платону в люкс отмечать конец дежурства. А мы втроем остались с этими шлюхами. Та, которая с сережками, стала требовать, чтобы мы отправили ее домой на такси. Наверное, боялась, что деньги отберем. Взяли у Нины двадцатку, посадили, отправили. А этих двух — просто некуда девать. К тому же я еще ключи от своего номера посеял, вот только сейчас нашел — они в бане на столе были. У Мусы Еропкин лежит, страдает. В общем, одну Марик с собой увел, вторую мы заткнули к Ленке ночевать, а сами, как смогли, разместились в оргкомитетском номере. Только начали засыпать, стук в дверь — Ленка. Оказывается, ее потаскушке не то с сердцем плохо, не то еще что, короче — помирает. Ладно, разбудили врачиху, отправили лечить. Теперь и Ленка без номера. Мы ее в кресло, хоть она и рвалась куда-то. Опять стучат. Открываем — Марк. Его девка сбежала и прихватила с собой бумажник, а там паспорт и двадцать пять рублей. Наливаем Марку стакан, утешаем как можем и все вместе бежим в номер к Ленке — посмотреть, не сперли ли у нее чего-нибудь, пока шли лечебные процедуры. Стучим — ответа нет. Но что-то там происходит. А время — четыре утра. Минут через десять открывают. У Ленки же двухместный номер. Так вот, на одной кровати музыкант с девкой, которая сбежала от Марика, а на второй — Еропкин с этой, что чуть не померла. Оказывается, Еропкин оклемался и полез к Ленке в номер, а там одна из его граций. Только он устроился, прибегает вторая.

Он губы распустил, а тут приходит музыкант. Драться они не стали, выпили мировую и разложили девочек на двух кроватях. Ленка все это увидела, вышибла их из номера в две секунды. Короче, только в пять угомонились.

— А как с паспортом Марка? — спросил Терьян, не ожидавший такого разворота событий.

— С паспортом? Порядок. Он его, оказывается, еще вечером спрятал в стол, а потом из-за этой суеты все забыл и думал, что паспорт — в пиджаке. Тут же и нашли. Впрочем, дело не в этом. Меня уже с утра заловил директор и строго предупредил — вас, говорит, всего пять человек, а шума на тысячу. А когда остальные заедут — так просто разнесут пансионат по кирпичику. У меня, говорит, и студенты отдыхали, и спортсмены, и даже комсомольский актив — ни разу ничего похожего. Я сижу, молчу, думаю как отбиваться. Тут открывается дверь и входит какой-то тип. Директор его увидел, изменился в лице и отправил меня в приемную.

А через пятнадцать минут зовет обратно и говорит — вот товарищ будет присматривать за вашей школой, вы его поселите в одном из люксов и позаботьтесь, чтобы все было в порядке. Мы вышли, я этому товарищу отдал ключ и поинтересовался, не нужно ли чего. Он попросил — вежливо так — найти Еропкина и прислать к нему в номер. Вот теперь хожу, ищу.

— А Ленка где? — осторожно спросил Сергей.

— Мы втроем позавтракали, и она сейчас приводит в порядок оргкомитетский номер. Муса уехал в город — у него какая-то встреча. Где остальные, понятия не имею.

Платон, Ларри и Марк объявились через полчаса. Оказывается, они тоже были у директора, получили свое, потом зашли представиться незнакомцу, искавшему Еропкина. Звали незнакомца, как выяснилось, Федор Федорович, было ему лет тридцать, и появился он вовсе не для расследования ночных событий, а в связи с заездом большого числа иностранцев. Помимо Еропкина, ему был нужен список иностранных участников, схема их расселения, а также все материалы школы, и чтобы о мероприятиях типа круглых столов и дискуссий ему заблаговременно сообщали, дабы мог поприсутствовать. Если же будут какие переговоры с иностранными учеными, то проводить их не в номерах или коридорах, а в специально отведенном для этого помещении на восьмом этаже. Ну и, естественно, список книг, предназначенных для розничной продажи, занесите, пожалуйста.

— Витюша, — сказал Платон. — Хрен с ним, с Еропкиным. Беги в номер, неси список. Идея с книгами — классная. Смотрите, как они все западают.

Когда Виктор, повинуясь любезному «Заходите, не заперто», вошел в номер, он увидел таинственного Федора Федоровича, сидящего за столом в сером костюме, голубой рубашке и тапочках. Галстука на нем не было. На столе красовались бутылка коньяка и два фужера. А еще за столом сидел неуловимый Еропкин. Под левым глазом у него виднелся припудренный синяк, правая бровь и подбородок были заклеены пластырем.

Виктор представился, протянул Федору Федоровичу список и сел за стол.

Федор Федорович, потянувшись, извлек из буфета еще один фужер и налил Виктору.

— Выпейте с коллегой, а я пока почитаю, — сказал он, углубляясь в список.

— Так, это годится, так, так… — приговаривал он, листая страницы. — В общем, принесите, пожалуйста, то, что я пометил. И посчитайте, сколько там получается, я расплачусь. А еще что-нибудь будет?

— Наверняка будет, — заверил его Виктор. — Только точно неизвестно что.

Сегодня обещали дать «Оливера Твиста»…

— Оливера Твиста? — оживился Еропкин. — Вот это я, пожалуй, обязательно возьму. А что конкретно? Какую вещь?

Впрочем, заметив дикий взгляд Виктора, он тут же сориентировался.

— Слушай, это я чего-то перепутал. Это что, та книжка, где на обложке мужик с ружьем? Я про нее говорю.

Только через несколько минут, уже в коридоре, Виктор сообразил, что Еропкин, скорее всего, имел в виду «Бравого солдата Швейка». И еще ему показалось, что еропкинскую осведомленность в мировой литературе Федор Федорович оценил по достоинству.

Вика

После столь бурного начала школа размеренно покатилась вперед, повинуясь причудливой воле Платона и железной руке Ларри. Приехало человек пятнадцать лишних, ими занимался проштрафившийся Еропкин. Марку Цейтлину поручили вести сразу три секции, он был очень доволен и появлялся в оргкомитетском номере только по вечерам. Виктор разобрался с книгами за два дня, отчитался перед Ларри, «Ленкнигой» и Сергеем, взял две свои секции и погрузился в работу с докладчиками. Муса сибаритствовал, бегал на лыжах, перезнакомился со всеми заехавшими в пансионат лыжницами. Принял от Сергея деньги на банкет, договорился с директором и в столовой и законно считал, что свое отпахал. Нина честно печатала программу на каждый день, после чего ходила на секцию по передаче информации в биосистемах…

Со Ленкой у Сергея все складывалось как-то странно. Первые две ночи она приходила, тихонько скреблась в дверь. Но до утра не оставалась ни разу: как только Сергей засыпал, сразу же уходила. Флакончики, тюбики и зубная щетка очень быстро исчезли. И хотя Ленка в первую же ночь сказала скороговоркой, уткнувшись Сергею в плечо: «Хорошо, хорошо, очень здорово хорошо», — была она какой-то скучной, все время отмалчивалась, если же Терьян начинал ей что-нибудь рассказывать, слушала без видимого интереса, а то и перебивала Сергея, причем довольно грубо.