Сломанный мир (СИ) - Мори Анна - Страница 13

Эти края отличал мягкий климат с теплой зимой и прохладным дождливым летом. В городе почти не было зелени, так что, вероятно, он выглядел почти одинаково в любое время года. Не бывало тут ни цветов, ни снега, ни желтой осенней листвы — только каналы и камень, сырость, низкое серое небо, вползающий прямо в кости холод. Город будто застыл в безвременье.

Словом, Синдзю, несомненно, была красивым городом (спутники Гэрэла смотрели по сторонам раскрыв рот), но это была какая-то неживая, чужая красота; казалось, город существует в какой-то собственной реальности, и эта реальность не подразумевает существование людей.

Он уже успел увидеть три столицы разных государств, так что мог сравнить их между собой. Пхёнвон, столицу его собственной страны, ему вспоминать не хотелось. Она была грубой и никогда не вызывала у него любви. Спроектированная изначально под военные нужды, позднее она обросла роскошью и позолотой, словно внезапно разбогатевший безродный провинциал, но красивее ее это не сделало. Императорский дворец в Чхонджу был хорошо укрепленным военным замком и даже не пытался притворяться чем-то другим. Император Токхын вырыл там два рва и окружил жилые помещения высоченными стенами — и никто не назвал бы его параноиком. (Разве что половицы, специально положенные так, чтобы скрипеть под ногами любого, кто входит в помещение, казались Гэрэлу легким перебором.)

Затем, когда ему было шестнадцать, он увидел Байцзин, столицу Юйгуя, и она, без преувеличения, потрясла Гэрэла. Где дома в Чхонджу он видел тяжёлые стены и однообразные серые постройки, в юйгуйской столице были цветущие сады, пруды с золотыми карпами, расписные ворота, десятки храмов, киноварные и лазурные крыши, блестевшие под солнцем, затейливое переплетение мостов… Всё это было до ужаса красивым и таким же непрактичным. И императорский дворец в Байцзине был ничем не похож на замок Токхына в Чхонджу. Там не было ни рва, ни высоких стен. И скрипучих половиц, вероятно, не было... Город показался ему похожим на обиталище райских птиц. Фарфоровая мечта. Заденешь неосторожно — звон и цветные осколки. Гэрэл помнил свою первую мысль при виде юйгуйской столицы: «Что станет с этим городом, когда сюда придёт война?». И помнил первое впечатление от юйгуйских придворных и знати, которых видел на улицах в паланкинах или портшезах. Люди, вершившие судьбу самого сильного государства в мире, оказались больше похожи на тех самых райских птиц, чем на людей, способных удержать в руке меч. Даже за стрельбой из лука их трудно было представить: не дай боги, вспотеют же…

Впрочем, пожив в Байцзине какое-то время, Гэрэл быстро понял, что это впечатление обманчиво и политику можно вершить не только с помощью меча. Люди, что стояли у власти в Юйгуе, уж точно не были райскими птицами. Эти богато одетые красавцы и красавицы, знавшие толк в стихах и философии, как-то сумели вознести страну, которой правили, на вершину мира и удержать там. Если не мечом, так дипломатией, а скорее всего — и тем, и другим. Насколько ему было известно, несмотря на декларируемые ценности мира и ненасилия, наёмных убийц в Юйгуе использовали не реже, чем в других странах.

И все же он выбрал бы родиться в Юйгуе, если бы кто спросил его мнение. Но никто не спросил.

И вот теперь — третья увиденная им столица, Синдзю, холодный, бедный, неуютный, недобрый город.

В такой город надо приезжать, когда собрался покончить с жизнью или сойти с ума.

Встречу им устроили пышную, праздничную, но странный то был праздник: все держались с безукоризненной вежливостью, но смотрели на гостей без теплоты. Впрочем, откуда было взяться теплоте, если все догадывались, что Гэрэл и его спутники приехали с наглыми, унизительными для Рюкоку требованиями, а неудачный ход переговоров грозил объявлением войны?

Их сопроводили в павильон для гостей — Покои Солнечного света; он входил в дворцовый комплекс, но стоял немного отдельно от других зданий. Роскошно отделанный, он был каким-то пустоватым и абсолютно неинтересным — должно быть, здесь останавливались такие, как он, гости: не самые желанные.

Впрочем, он вполне подходил, чтобы отдохнуть после долгой дороги, помыться и переодеться.

Пока что было непонятно, надолго ли они задержатся здесь. Император согласился принять Гэрэла в этот же день. Пока что речь, конечно, шла всего лишь о взаимном приветствии и обмене любезностями, Гэрэл не надеялся, что все интересующие его вопросы будут решены тотчас. Аудиенции у императора можно было дожидаться неделями, если не месяцами.

Но то, что он согласился увидеться с ним сразу, в день прибытия, было очень хорошим знаком.

Придворные вежливо улыбались, но смотрели на спутников Гэрэла оценивающе и подозрительно. А когда видели его самого — бесстрастные маски на миг спадали с их лиц, уступали место изумлению и любопытству. Их взгляды обегали его простую тёмную полувоенную одежду — сапоги, штаны, плащ, воротник плаща из чернобурки, — задерживались на ножнах; потом устремлялись вверх, к лицу и волосам — и прикипали, и с этого момента следовали за ним неотрывно.

К слову, ножны вовсе не были пусты. Гэрэл и его спутники, вероятно, были первыми гостями, кто удостоился чести войти в императорский дворец Рюкоку с оружием. Прийти невооруженными туда, где их могли и хотели убить, было бы безумием. Сопровождавших его людей было попросту слишком много, чтобы запретить им носить мечи, поэтому была достигнута негласная договоренность их не замечать.

Гэрэл искренне надеялся, что воспользоваться оружием не придется.

— Его Величество Юкинари, Сын Неба, да проживёт он тысячу лет! — звонко выкрикнули слуги, стоявшие на входе в присутственную залу. И тут же ответили сами себе: — Гэрэл, верховный стратег царства Чхонджу, с дипломатическим визитом!

Всё это было произнесено на Высокой Речи, языке Страны Черепахи, который в других государствах тоже неплохо знали, так как именно юйгуйский издавна использовали для написания книг и для проведения самых важных церемоний.

После громких голосов слуг тишина в самой зале показалась Гэрэлу оглушительной.

Едва переступив порог, он согласно этикету сразу согнулся в поклоне:

— О достопочтенный Сын Неба… Я, благодарно приняв приглашение, прибыл в Синдзю, чтобы встретиться с вами, предложить вам руку старшей дочери императора Токхына и побеседовать о судьбе наших царств. От всего сердца благодарю вас за эту встречу.

Он тоже сказал это на юйгуйском. Всю дорогу он ломал голову, на каком языке лучше будет вести переговоры с императором, и слуги дали ему подсказку. Если бы Гэрэл заговорил на чхонджусском, это было бы очень грубо по отношению к императору и его двору. Если бы он выбрал язык Рюкоку, это, наоборот, сразу низвело бы его статус до уровня просителя; к тому же он пока говорил на этом языке очень плохо, пришлось бы прибегнуть к услугам переводчика — дополнительная помеха.

Лишь после своих слов он осмелился поднять глаза на того, ради кого он проделал такой долгий путь.

Сын Неба сидел на троне на возвышении в окружении шести колонн, которые обвивали посеребренные драконы. Драконами же был украшен и сам трон — немного однообразно, подумалось Гэрэлу, но вполне ожидаемо, все-таки символ страны. Позади трона стояли несколько мужчин весьма почтенного возраста — какие-то высокопоставленные чиновники, вероятно, советники. Их одежда сильно напоминала юйгуйскую, но цвета и фасоны одежды и головных уборов, использовавшиеся для различения чиновников разных рангов, были совсем другими. Гэрэл, впрочем, уже не помнил всех деталей юйгуйского костюма. Он больше двух лет не видел юйгуйцев, только своих соотечественников и дикарей-южан, и после них ему непривычно было видеть бледные, тщательно оберегаемые от солнца лица, ухоженные руки. И пухлые животы: жители Рюкоку — по крайней мере, те, которых он успел увидеть, — были тонкокостными и хрупкими; в молодости обладатели такой фигуры обычно бывают изящными, как птички, но от сытой ленивой жизни легко полнеют. По встреченным ими чиновникам и придворным — тем, что постарше — сразу было понятно, что состязания наездников и лучников, популярные среди приближенных Токхына, здесь не в чести.