Принеси мне, Санта, антидепрессанты (СИ) - Хаан Ашира - Страница 8

— Можешь. — Он резко вздохнул. — Вызови такси, пожалуйста, у меня даже телефона нет.

Комментарии я оставила при себе. Хотя, конечно, хотелось задать десяток вопросов и немного поехидничать на тему прекрасной Катюши, выставившей мужика на лестницу в одной футболке и без телефона.

— Хорошо, без проблем, — я потянулась к карману. — Только там какой-то апокалипсис, сама ждала машину почти час.

— Ничего страшного, просто скажи мне, когда подъедет.

— Хм… — я посмотрела на экран. — Обещают, что через полчаса.

— Хорошо. — Максим снова сел на ступеньки. — Спасибо.

— Будешь тут сидеть и ждать? — Удивилась я.

— На улице еще холоднее, — хмыкнул он.

— Пойдем, — сказала я, дергая его за рукав футболки. — Пойдем ко мне, чаю выпьешь, а то и правда заболеешь.

До чего можно договориться со своим психиатром

Я скинула туфли, включила чайник и кивнула Максиму на табуретку:

— Присаживайся, сейчас найду что-нибудь перекусить. Чай или кофе?

— Кофе, — ответил он, как-то странно на меня глядя.

Я сполоснула чашку, достала турку из шкафа и, обернувшись, уперлась взглядом в загорелую мужскую шею. С острым кадыком над горловиной футболки и маленькой родинкой сбоку.

Что сказала бы нормальная женщина в такой ситуации?

«Отойди, пожалуйста».

Или: «Тебе сколько ложек на чашку?»

Или: «С молоком или без?»

Но я почему-то не смогла удержаться и спросила:

— Можно я тебя лизну?

— Нельзя, — совершенно спокойно ответил Максим, как будто ему каждый день такое предлагают. — Это нарушение профессиональной этики. Психиатров лизать нельзя.

Он положил мне руки на талию и аккуратно переставил в сторону, как большую куклу.

И тут же отвернулся к плите:

— Я сам сварю. У меня получается отличный кофе. Мускатный орех у тебя есть?

— Сейчас… — Я встала на цыпочки и снова потянулась к верхней полке, где хранились специи, с которыми я понятия не имею, что делать: мускатный орех, гвоздика, куркума, кардамон. Выковыривая баночку кончиками пальцев, я чуть ее не уронила, но Максим оказался быстрее гравитации и подхватил ее раньше, чем она разбилась об стол.

Я неловко засмеялась и придвинула поближе пакетик с кофе:

— Вот, он молотый как раз под турку. Я редко пью кофе, нет смысла покупать целую кофеварку, если уж соберусь, проще сварить самой.

— И вкуснее, — добавил Максим, наливая воду в турку. — А сейчас я тебе покажу такой класс, что для тебя уже никакой другой кофе не будет прежним.

— Ты уже показал, — сказала я, имея в виду, конечно, не кофе.

— Нин, — сказал Максим, включая плиту и помешивая зачем-то воду в турке, — ты вроде была согласна, что между нами ничего не может быть. У меня этика, у тебя депрессия.

— Еще у тебя… — Я осеклась, чуть не ляпнув: «Катюша». Откуда бы мне это знать, да?

— Верно, — согласился Максим. — Это тоже. Будь все иначе, можно было бы попробовать, а так на меня залипать нет никакого смысла. Ты меня даже не знаешь. Может быть, я котят топлю по выходным.

— Почему не знаю? — Я отошла и села за стол, закинула ногу за ногу, любуясь тем, как шелковый край платья скользит по глади черного чулка. На вечеринку я наряжалась как в последний раз и сейчас была очень собой довольна. — Знаю, что котят ты не топишь, а наоборот — спасаешь, отвозя в приют и давая денег.

— Серьезно? — Максим обернулся ко мне, держа в пальцах ложку с насыпанным кофе. — Откуда…

— Ты ездишь на желтой «камаро», по выходным любишь кататься на лыжах, предпочитаешь глинтвейн из белого вина, в последнем отпуске был на Кубе, хотя обычно ездишь в Сочи, любишь яркие рубашки и белые джинсы, любимый сорт пива — «Гиннесс», а любому мясу предпочтешь стейк из форели. У тебя две сестры и три племянника, в детстве была собака по кличке Рафаэль — помесь колли с дворнягой. Любимый писатель — Ремарк, а любимый фильм — «Зловещие мертвецы». У тебя шрам под коленкой, потому что в десять лет ты свалился с яблони, ты никогда не спишь под одеялом, коллекционируешь сувенирные монеты из разных стран и городов, гордишься тем, что можешь спеть под Курта Кобейна так, что никто не отличит, и хочешь детей. Много.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

На высоко вздернутые брови Максима я просто пожала плечами:

— Соцсети.

— Понятно.

Он отвернулся, чтобы высыпать кофе в турку, а я сидела, поджав под себя ноги, и думала, что вот сейчас точно показала себя совершенно безумной, абсолютно сумасшедшей — в психдиспансере он бы уже, наверное, нажал кнопку вызова охраны. На его месте я бы побоялась и дальше жить в такой близости друг от друга.

— Что ж… — Максим помешал ложкой кофе, принюхался и осторожно всыпал щепотку мускатного ореха. — Зато я тебя не знаю. Ничего, кроме того, что у меня встает каждый раз, как я тебя вижу. Поэтому приходится придумывать о тебе всякую глупую хрень. Например, что ты грызешь ногти…

— Не грызу, — вмешалась я.

— …ешь каждое утро головку чеснока, вытираешь сопли о занавески…

— Не ем и не вытираю.

— …обожаешь французские комедии, где кто-то падает и ему швыряют тортом в лицо…

— Вообще-то я больше криминальные драмы люблю.

— …слушаешь русский шансон…

— Обожаю классический рок-н-ролл.

— …спишь в бабушкиной ночнушке…

— Голой.

Максим бросил на меня быстрый взгляд.

— Зачем ты мне все это говоришь?

— Чтобы не только я мучилась, когда смотрю на тебя.

Он отвернулся от плиты и строго посмотрел на меня. Точнее — хотел, наверное, строго. Даже пристыдить собирался — я уверена. С упреком посмотреть.

Но вместо этого его взгляд соскользнул с моего лица, прошелся горячей волной по декольте, спустился к краю платья и прикипел к бедру, где из-под подола было видно резинку чулка.

Не осознавая себя, Максим сделал шаг вперед, другой.

Его ладонь легла на мою ногу и медленно поползла вверх.

— У тебя холодные руки, — сказала я полушепотом. — Ты все-таки замерз.

— Да, — ответил он, нащупывая выше края чулка полоску голой кожи. — Очень.

— Согреть?.. — спросила я, пользуясь тем, что он наклонился ко мне, и обвивая его шею руками.

— Нина… — мучительно выдохнул Максим. — Почему ты не хочешь меня понять? Это ведь не прихоть. Нельзя спать со своими пациентками. Они влюбляются в психиатров и психологов, потому что им кажется, что мы их понимаем лучше других.

— Что за ерунда, Максим? Я была твоей пациенткой пять минут.

— Нет, Нина. Нет.

— Один раз? — предложила я. — Просто чтобы больше не мучиться. Получить, что хотим, и забыть друг о друге.

— Один раз… — медленно, раздумывая, повторил Максим. Его пальцы под платьем поглаживали внутреннюю сторону моего бедра, забирались все выше и выше. — И я перестану постоянно думать о тебе?

— Ага, — пообещала я. — Перестанешь. И я перестану.

Он резко выдохнул, замер на бесконечно длинное мгновение, а потом время понеслось вскачь.

Максим подхватил меня под бедра, прижимая к себе, перенес на широкий подоконник и рывком развел мои колени, вставая между ними.

Пальцы дернули ворот платья, обнажая грудь в невесомом кружеве бюстгальтера, губы впились обжигающим поцелуем в шею.

Я только и успела, что ахнуть и вцепиться в его плечи, позволяя делать с собой все, что он захочет. А он хотел многого! Платье мгновенно оказалось задранным до пояса, грудь освобождена из оков, трусики стащены. Максим прикусывал то один твердый сосок, то другой, то лизал их, то дул, заставляя покрываться мурашками все тело. Ловкие пальцы хозяйничали между ног, поглаживая, потирая, скользя кругами. Он следил за выражением моего лица и, когда я почувствовала накатывающее тепло, судорожно вздохнул, вгоняя пальцы внутрь меня. Подушечка большого осталась скользить по клитору, растирая по нему смазку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я вскрикнула, почувствовав первые искры оргазма, но он не дал им превратиться в обжигающее пламя. Отступил, скинул футболку тем самым ловким и быстрым движением, рванул вниз спортивные штаны, высвобождая немаленьких размеров член.