Черный гусар (СИ) - "СкальдЪ" - Страница 46

— Что с тобой, Миша? — от мамы ничего не укрылось. — Что ты так взволновался?

— Как же, судьбоносное событие! — для внушительности я потряс газетой. Мама и Полина вначале заинтересовались, но потом, сообразив, что дело касается какой-то Аляски на другом континенте, отвлеклись на свои темы. А вот отец равнодушным не остался.

— И что же случилось с Аляской? — спросил он.

— Сейчас, дай дочитать, — я торопливо пробежал глазами статью. Писали, что Аляску сдали в аренду сроком на 99 лет. Первый платеж составил пять миллионов рублей. Второй должен состояться через двадцать пять лет, и он может быть увеличен, в зависимости от изменившейся стоимости земли, освоения недр и возможной инфляции. Так же неоднократно упоминалось, что проект лично курирует наследник престола Николай Александрович.

Ничего себе! Ай да Миша Соколов, ай да сукин сын! Я почувствовал прилив гордости. И за себя, и за Россию, и за Николая Романова. Я, как мог, подсказывал, направлял и вспоминал все, что знал, а Николай смог проследить за сделкой, вмешался и добился итогового результата. И главное, подстраховался, вписав условия о нахождении на Аляске природных ископаемых и возможной инфляции. Да, неплохо получилось, мы все ж таки утерли янки нос. И землю сохранили, и заработали, и возможную войну за Аляску перевели в разряд весьма отдаленных перспектив.

Я еще раз, теперь внимательно, перечитал статью. История менялась, и мое присутствие в этом времени не пропадало впустую. Появился некоторый эффект. И какой эффект! Николай Романов жив, Аляска все еще наша, хотя сейчас ей вроде как управляет другая страна, Александрийские гусары прославились и оказали влияние на бухарский поход. Можно долго сожалеть, что Аляску не сохранили без всякой аренды, но на деле такое решение выглядело самым взвешенным и дальновидным. Через 99 лет технический прогресс шагнет далеко вперед, и Россия получит Аляску обратно, уже понимая, как и какими средствами ее осваивать.

Что же дальше будет? А будет хорошо, если все делать по уму, взвешенно и неторопливо.

— А ты что думаешь об Аляске? — поинтересовался я у отца. Мне действительно захотелось услышать его мнение и понять, как рассуждает определенная часть интеллигенции и дворянства.

— Из того, что мне известно, а известно мне, само собой не все, складывается впечатление что Аляска — гиря, которая висит на ногах России мертвым грузом, — отец отложил книгу. Мама и Полина прислушались к беседе. — Что дают нам эти земли? Немного пушнины, немного рыбы, икру, тюлений жир и шкуры, древесину… Вот и все, а расходы на нее весьма велики. Тем более, в Сибири есть все то же самое, приходи и бери. Так какой смысл в Аляске?

— Это стратегическая позиция. Наш плацдарм на другом континенте. Возможность держать военный флот и влиять на мировую политику, — ответил я. — Тем более, что если край не такой уж бедный? Там наверняка есть полезные ископаемые, а они могут значительно увеличить стоимость земли.

— Так в Сибири всего этого еще больше, отец правильно говорит, — заметила мама.

— Мы не морская держава, как Британия, — мне всегда нравилось, что отец мог аргументировать свою позицию. — Будь у нас такой же флот, как у них, то и вопрос Аляски стоял бы иначе. Согласен?

— Именно с этим согласен, — в статье ни словом не обмолвились о золоте Клондайка. Ну, оно и понятно, по него сейчас знают лишь я и Николай. А подданным Российской Империи вся эта ситуация с Аляской именно так и представляется — возня за никому не нужные земли где-то на периферии земного шара, у самого полярного круга.

Мы еще немного поговорили, но позицию отца, да и семьи, я понял прекрасно. Переубеждать их мне не хотелось, да, наверное, и не стоило.

В Петербурге, уже по традиции, на первое время остановились у Хмелёвых. Потом-то мы переедем на съемную квартиру, нас ведь четверо, да еще и Архипу жить где-то надо, но на три-четыре дня можно воспользоваться их гостеприимством. Мы подарили Хмелёвым несколько бухарских безделушек, от чего те пришли в восторг. А затем начались хлопоты.

Полина готовилась к поступлению в Мариинскую женскую гимназию, а я отправился подавать документы.

Николаевская Академия Генерального штаба находилась на Английской набережной. Каменное здание с двумя крыльями, колоннами, многочисленными пристройками и небольшим садом выглядело солидно и красиво.

В просторных коридорах с высокими потолками и широкими окнами было людно. Одних генералов я насчитал более десятка, а количество штаб и обер-офицеров переваливало за сотню. Кто-то здесь служил, кто-то преподавал или учился, а кто-то, как и я, подавал документы.

— Первый экзамен состоится 29-го августа, — сообщил секретарь, принимая мой аттестат и делая пометки у себя в журнале. — Вам необходимо явиться 28-го и еще раз уточнить все возможные нюансы.

— Сколько офицеров будут держать экзамен? — поинтересовался я, оглядываясь по сторонам. Дубовый паркет, лепнина, массивные столы, шкафы и тяжелые шторы на окнах создавали определенную, немного торжественную атмосферу. Сидевший под портретом правящего императора писарь красивым почерком составлял списки и оформлял какие-то приказы.

— Пока 489. Сегодня последний день подачи документов, так что если кто еще и придет, то два-три человека, не более.

— И сколько обычно поступает? — мой вопрос заставил его поднять голову.

— Сто сорок — сто шестьдесят офицеров.

Значит, поступит примерно тридцать процентов от числа подавших документы. Три человека на место. Не так уж и плохо, на самом деле. Обдумывая полученные сведения, я покинул Академию.

Курс обучения был рассчитан на два года. На общем отделении главными предметами считались тактика, стратегия, военная история и военная администрация, геодезия с картографией, съемка и черчение. Имелось и десяток вспомогательных дисциплин, такие как астрономии, географии и иностранные языки. Каждую осень выпускалось около 150 человек. Ничтожная цифра, учитывая совокупную численность армии и некоторую нехватку офицеров в полках. Начальником Академии был генерал-лейтенант Леонтьев.

Для тех, кто служил в самом Петербурге, вступительные экзамены проводились непосредственно в Академии. Тем же, кто находился в провинции, предварительные экзамены принимались в армейских корпусах по месту службы. В самом деле, нет смысла ехать в столицу, тратить время и в результате не поступить. Проще сразу отсеять часть желающих на местах.

Предварительные экзамены я сдал в Ташкенте. Сдал их неблестяще, на основательную подготовку банально не хватило времени. Генералы Головачев и Дандевиль подписали мой итоговый аттестат. Он был слабым, я еле-еле набрал необходимый минимум оценок. Привыкнув служить на совесть, с такими баллами я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Хотелось, что называется, «соответствовать». А соответствовать не получалось. Мне не нравилась идея привлечь к данному делу цесаревича. И без него у меня имелся козырь, не говоря про мою уникальную способность. Дело в том, что геройски проявивших себя офицеров, участвующих в войне, да еще и заслуживших ордена, поощряли и закрывали глаза на некоторые пробелы в их знаниях. Вот и я надеялся и верил, что в Петербурге все пройдет пусть и «со скрипом», но вполне приемлемо.

Поступить в Академию могли лишь офицеры не моложе 18-ти лет и по чину не выше капитана или штабс-капитана гвардии. Выпуск производился в октябре, следовательно, мы должны были проучиться два года. Академия считалась центром военной мысли России. Ее закончили, и будут еще заканчивать, немало прославленных офицеров.

Подав документы, я принялся штудировать книги и атласы. Времени катастрофически не хватало. Я прекрасно понимал, что в моих знаниях есть существенные пробелы и пытался их как можно быстрее восполнить. Успею ли? Сложно сказать. Некоторые офицеры готовятся к экзаменам в Академию по пять-шесть месяцев.

За историю и география я не переживал. Математика, военное искусство и артиллерия в целом вопросов не вызывали. Проблемой казались немецкий язык, геодезия и международное право. А из книг следовало прочитать капитальный труд Галича «Картина человека», «Самодеятельность» Смайлса и несколько брошюр по военной администрации и геодезии.