Избранные Истории (ЛП) - Ли Эдвард - Страница 4

- Он выглядит как что-то, висящее в коптильне. Я надеюсь, что его партнерша имеет хорошую страховку.

- Его зовут Конидло. Настоящий виртуоз. Мы, не колеблясь, наняли его, как только он показал нам свою квалификацию.

Смит всегда считал, что мораль относительна. Он не был христианином, но он сразу узнал эту пародию, когда увидел его. Он уставился на Конидло. Плотные, перекатывающиеся вверх мышцы и дерзкий оскал сделали из него не человека, а карикатуру, олицетворяющую моральное убожество.

Лиза испустила долгий тяжелый вздох:

- Ты всегда был джентльменом. Ты не собираешься спросить меня, что я здесь делаю? Тебе это не интересно?

- Интересно, - признался Смит, выпуская дым.

- Обрати внимание, и ты увидишь.

С низким стоном Смит представил себе оскверненную красоту, словно падение свежесорванных цветов в яму экскрементов, словно мочу в родниковой воде. Аплодисменты выросли до оглушительных, когда Лиза двинулась к сцене. Она ускорилась и сбросила пластиковый плащ; ее внезапная нагота засветилась в огнях сцены. Она обернулась и поклонилась, подняла руки, давая толпе ее визуальную закуску. Она была карикатурой на саму себя - разнузданно-желанная, живой объект мужского вожделения. Ее тело было длинным, гибким, очень тонким, но с большой, высокой грудью и четкими очертаниями. Ее бедра повернулись, чтобы подчеркнуть гладко выбритый лобок и выпуклую расселину. Через миг подошел и Конидло, поигрывая бицепсами, размером с софтбольный мяч, и напрягая волнистую мускулатуру спины. Затем он сел на стул и расставил ноги. Лиза сразу же встала на колени и схватила его член. Тот повис, как толстая ленивая змея.

Смит чувствовал себя парализованным, руки повисли на столе, веки застыли открытыми. Это была ужасная, страстная игра из бездны. Орган Конидла встал мгновенно. Головка члена, большая как яблоко, казалось, лопнет во рту Лизы. Она отсасывала ему длинными, удушающими ударами, в то время, как аплодисменты загрохотали словно пулеметная очередь.

Орган, должно быть, был около фута[4] длиной, и Смита действительно потрясло, когда каждый его дюйм быстро скользил внутрь ее глотки.

- Глубже в глотку, моя сладкая попка! - крикнул кто-то.

Скорее глубже в желудок! - подумал Смит, видя голод в ее выпученных глазах. Ее щеки выглядели нафаршированными, а растянуто-открытая челюсть делала ее лицо длинным и узким. Боже мой, - подумал Смит. - Боже мой, Боже мой.

Конидло поднял девушку, оттянув ее рот прочь. Ее попка расположилась на кожаном ремне, когда он поместил ее в подвесную систему. Длинные тонкие ноги висели свободно; она выглядела парящей в воздухе, будто обхваченная страховочным шнуром. Конидло встал на колени, чтобы вспахать ее "киску" своим языком, который, как и все остальное у него, казался непомерно большим. Тут же замерцали яркие огни; и пот заблестел на ее теле, словно лак. Все это время Лиза извивалась в подвесной системе, ее ноги будто крутили педали в течении этого орального прелюдиолиза. Когда Конидло встал, тень его стояка заиграла на ее животе, словно призрак-змея, проползающая через белые долины. Лиза протянула руку и поласкала одинаково большие яйца, а затем начала надрачивать ствол. Затем она направила его "шляпу" в свое влагалище. "Шляпа" сразу же исчезла. Конидло усмехнулся, застыл на мгновенье, а потом сразу засунул в нее все остальное.

Над толпой повисла тишина. Лиза вздрогнула от первых толчков, затем заскользила в ритм, все больше и больше возбуждаясь. Это все, что Смит мог видеть в ней сейчас: хитросплетения стремлений, матрицы пересечений - плоть и душу. Четкость деталей возмущала его, блеск пота на коже, движение мышц, стоны и влажные звуки в случае внезапной неловкой тишины. Было больно даже смотреть. Толщина члена растягивала тугую "киску" Лизы до ярко-розового ободка. С каждым толчком Смит боялся, что она может лопнуть.

Конидло был как льдина, его ухмылка была ложной, его стояк - автоматическим и холодным, как сланец. В его стараниях было меньше страсти, чем у колеса буровой вышки, выбрасывающего грязь. Тем не менее, Лиза реагировала противоположно. Она стремилась еще больше, словно искрился свет, сосредоточенный на алмазной пыли. Ее соски встали, жесткие и розовые. Ее блестящие груди вздрагивали от толчков. Она застонала и затрясла головой, сомкнув лодыжки позади широкой, конической спины.

Возможно, стремление было заразительно. Некогда какофоническая толпа словно перенеслась в помещение, полное застывших, уставившихся лиц и немигающих глаз. В давящей тишине все внимание толпы сосредоточилось на освещенной сцене. Смит почувствовал дрожь. Была ли правдивой эта одноактная пьеса соития, в виде захватывающего спорта? Человеческие тела, представленные для совместного использования, акт любви, испорченный до пародии. Или, возможно, это были его заблуждения. Кроме того, каждую ночь забито до отказа, рассказывала ему Лиза. Может быть, идеалы Смита хранились непризнанными влечениями, погребенными в его сознании. Если нет, то почему он не ушел? Это было то же самое ощущение, что он чувствовал перед входом: плавильный котел отвращения и возбуждения. Все здесь было противоположным, отрицательные полюса вынуждены были соприкоснуться.

Лиза, казалось, была близка к судорогам, когда Конидло вынул ее из упряжи. Он положил ее на пол и оседлал, сел прямо на ее живот. Влажный член, направленный вверх, пульсировал. Лиза смотрела на него, будто это было нечто большее, чем хер, будто это была икона невероятной сложности, истукан культа плоти. Она схватила его обеими руками и начала надрачивать, сначала медленно, а затем в полную силу. Ухмылка Конидла была словно вырезанная ножом в глине. Его ягодицы сжались, чтобы не сбить "кончун". Длинные брызги его спермы выплеснулись в летящие линии, образовывающие в воздухе хаотические символы, загадочные сообщения или даже эпитафии. Они приземлились на груди и лицо Лизы как раз тогда, когда она выдоила последнюю каплю. Последний штрих никого не удивил; Конидло наклонился и слизал все это.

После этого, желудок Смита заполнила большая пустота. Толпа снова ревела, стоя в безумной овации. На фоне дождя аплодисментов, Лиза и Конидло встали, их обнаженные тела блестели под прожекторами. Они вышли на край сцены, обменялись улыбками и поклонились зрителям.

Акт был закончен. Не обращая внимания ни на что, Смит начал курить и много пить. Он чувствовал себя обреченным глазеть назад, внутрь своих собственных мыслей. Последовали следующие акты, вариации одних и тех же пересечений матриц из плоти и биполярности. Больше тел для использования. Больше секса, как зрелища. "Наковальня" гремела после каждого выступления, в то время как отчаяние Смита опустилось до самых низких слоев. Некоторое время спустя, позади него промелькнула тень. Он был ошеломлен и пьян. Только след от аромата чистых волос и мыла заставил его обернуться. Чистота в Зале Мерзости, - подумал он. - Все в противоположности.

- О, Господи, - приблизился печальный голос. - Ты выглядишь так невинно, сидя там.

Лиза снова была одета в блестящий модный плащ. Крошечный серебряный член болтался на колье.

- Шокирован? - спросила она.

- Я не знаю.

- Люди меняются. Изменение является неизменным фактом. Я не стыжусь того, что я делаю.

- Я не ожидаю этого.

Ее слова выстраивались заклинанием, где-то очень далеко.

- Я надеюсь, что ты найдешь то, что ты ищешь. Но между тем... - oна сунула ему клочок бумаги. - Здесь мой адрес.

* * *

Смит думал о ней в течение нескольких дней. Он пил и беспрерывно курил, пытаясь вернуть на место куски своей психики. Он видел ее в животрепещущих видениях, он видел ее в своих снах: монтаж из плоти и пульсирующих огней, как ее кожа сияет от пота, как ее глаза закатываются во время траха.