Рожденные в СССР. Часть Первая. Пришествие (СИ) - Коруд Ал - Страница 43

— И кто мне привез отрез такой редкой ткани?

Сейчас удивленным уже выглядел Холмогорцев. Он-то думал, что единственно ведет тайные переговоры с представителем внутренней оппозиции руководства СССР, а тут вона как!

— Да я…я не думал, — Полынин стушевался. Ягужинская сполна использовала свой природный дар заводить в тупик настоящих мужиков. — Одно дело пакет с отрезом, другое — вот такое великолепие, как из Дома Моды.

— Ловкость рук и никакого мошенничества! — гордо заявила женщина, а Степан в голос засмеялся. Полынин только покачал головой, а Надя покровительственно улыбнулась куратору. — Да ничего особенного, Кирилл. Фасон по журналу выбрала, я знаю, что он только входит в моду, так что можно будет носить долго. Ну а фурнитуру, пошив, да ткань мне подарили вы и ваши подчиненные.

Полынин снова впал в ступор, и буркнув, что ему надо отойти по делам, ушел. Степан тут же взял свою благоверную за локоток и прошипел в ухо:

— Надя, ты с ума сошла! Ты что, взяла у него кредит?

— Успокойся, милый. Это скорее взятка. Мне, — обернувшись, она поцеловала Степан в губы. — Не стой столбом! Просто я кое-что вспомнила из студенческой молодости и назвала несколько фамилий, а также упомянула их обширные махинации. Взамен же попросила совсем немного. Ну, не дуйся, надо же мне в элитарном интеллигентном кругу выглядеть достойно?

— Ага, и заодно сообщить, кто все это великолепие пошил.

— Умеешь, когда захочешь, — Надежда вздохнула. — К сожалению, в ближайшее время нас ждет весьма незамысловатый быт и безденежье. Не забыл, в какие времена мы попали? Я больше помню из семидесятых, так что мне заранее жутко. После потребительского рая перенестись в мир бесконечных очередей будет очень непросто. Ты будешь пропадать на работе и учебе, мне же пока придется дожидаться удобного момента, чтобы прыгнуть через голову. Я не намерена гробить свою жизнь в той затхлой конторе.

Степан во все глаза смотрел на свою любимую женщину. Он, оказывается, её совершенно не знает. Ну что ж, у них впереди еще много лет для взаимного знакомства. Ему неожиданно захотелось оказаться наедине с ней в каком-нибудь тихом местечке и …

— Товарищ Холмогорцев, я узнаю этот взгляд.

Их молчаливый разговор глазами внезапно прерывали.

— Автобус!

Они сидели и в последний раз смотрели на ставшими уже такими родными дорожки и островки соснового бора. Ворота были распахнуты настежь, и вскоре ЛАЗ поворачивал на асфальтированную дорогу. Мимо проносились грузовики, автобусы и редкие легковушки. Чаще «Волги» или «Москвичи». Туристический вариант ЛАЗа был относительно комфортен, и попаданцы неплохо устроились в салоне. Постепенно навеянное прощанием грустное молчание прервалось, партия отъезжающих быстро разбилась на маленькие группы, оживленно переговариваясь. Среди них было мало старых знакомых Степана. Большинство из осенних попаданцев разъехалось еще в январе и феврале. Это они вдвоем здорово задержались, став настоящими старожилами. Людям из будущего хотелось побыстрее окунуться в новую для них жизнь, опробовать себя в ней в ином качестве, увидеть страну такой, какой она была в дни их детства. Многих из них затем ждет горькое разочарование. Взгляд ребенка и уже пожившего на свете человека разительно отличаются. Остается принять мир таким, каким он есть или попытаться сделать его лучше. Иначе зачем тогда это все?

Хотя были и такие личности из среды людей будущего, кто категорически был против жизни в Советском Союзе. Отказники настаивали на отправке их обратно или отъезде за рубеж. Интересно, что они там ожидали? Молочные реки и кисельные берега? Так это еще не факт, что их там ждут и будут обходиться столь же гуманно? Ведь что знает заурядный, да еще и чаще всего никчемный по жизни человечек? Да, по сути, вообще, ничего! Ни дат, ни имен, чаще всего не сами факты, а скорее слухи и перевернутый в СМИ с ног на голову отголосок события. Такой перебежчик довольно быстро надоест зарубежной разведке и его выкинут как использованный презерватив. Да и кто такого выпустит за границу? Это все-таки пусть и призрачный, но ручеек на мельницу пропаганды чуждого образа жизни. Хотя Холмогорцев рассчитывал, что позже порядки станут менее жесткими. Река времени окончательно повернет в сторону, и их Послезнания не будут таким решающим фактором для истории. Интересно, сколько это продлится?

Степан сжимал в руке выданный Полыниным в самый последний момент буклет, напечатанный на серой бумаге с плохим качеством. Его издавали явно не в самой лучшей типографии. Больше всего он напоминал некий справочник. Необходимые телефоны, структура органов власти, средние цены в магазинах и на услуги. Хотя правильно, он даже не знает, сколько сейчас стоит поездка на метро или такси. Хотя вроде как очень долго держалась одна цена — Пять копеек. Союз как раз и славился общей стабильностью, слово, от которого все отвыкнут буквально через пятнадцать лет.

Боже, Холмогорцев ведь с самой юности ни разу не был уверен в завтрашнем дне. Постоянные непреходящие реформы, смены власти, рост цен, калейдоскоп отмены законов. Даже так называемая «стабильность» вечного президента выродилась в итоге в стоячее болото омертвеченной бюрократизации всего и вся. Ведь фактически каждый год Степан начинал с поиска изменений налогового законодательства или каких-то новых подзаконных актов. Бюрократическая машина, подмявшая всю страну не хуже олигархии, постоянно придумывала оправдание для собственного существования. И ладно бы они совершали нечто эффективное. На выходе один бред подгонял другой, да еще и ужасающе непрофессионально состряпанный. Люди понемногу привыкали жить в постоянном дурдоме. Кто-то в их товарищеской компании как-то раз в шутку предложил запретить любые изменения и реформы на пять лет под страхом смертной казни. Хуже точно не станет!

На сердце опять заныло, но в руку внезапно упал чистый листок, игравший в брошюре роль закладки. Как там? Подержать немного над паром, прочесть, запомнить и уничтожить. Ну что же, память он нынче ежедневно тренирует, читая и запоминая стихи. Холмогорцев как будто толкнуло, и он решительно встал в проходе. Люди в автобусе понемногу затихли, внимая старым, но все еще прекрасным строкам великого русского поэта.

Всего лишь час дают на артобстрел -

Всего лишь час пехоте передышки,

Всего лишь час до самых главных дел:

Кому — до ордена, ну, а кому — до "вышки".

За этот час не пишем ни строки -

Молись богам войны артиллеристам!

Ведь мы ж не просто так — мы штрафники, —

Нам не писать: "…считайте коммунистом".

Перед атакой — водку, — вот мура!

Свое отпили мы еще в гражданку.

Поэтому мы не кричим "ура" -

Со смертью мы играемся в молчанку.

У штрафников один закон, один конец:

Коли, руби фашистского бродягу,

И если не поймаешь в грудь свинец -

Медаль на грудь поймаешь за отвагу.

Ты бей штыком, а лучше — бей рукой:

Оно надежней, да оно и тише, —

И ежели останешься живой -

Гуляй, рванина, от рубля и выше!

Считает враг: морально мы слабы, —

За ним и лес, и города сожжены.

Вы лучше лес рубите на гробы -

В прорыв идут штрафные батальоны!

Вот шесть ноль-ноль — и вот сейчас обстрел, —

Ну, бог войны, давай без передышки!

Всего лишь час до самых главных дел:

Кому — до ордена, а большинству — до "вышки"…

Глава 15. Москва. Министерство Обороны СССР. 2 апреля 1975 года

На выставленных вдоль стены монументальных стульях терпеливо дожидалась группа высокопоставленных военных. Человек опытный тут же бы определил, что здесь собрался цвет Советской Армии и Военно-Морского флота. В разных чинах, но младше генерал-майора никого из них не было. Полковнику Воронину обстановка в приемной Министра Обороны СССР показалась излишне простоватой, но в то же время торжественной. Темные деревянные панели и двери, хрустальная люстра под потолком с настоящей лепниной. Старое здание министерства на Знаменке, вообще, поражало своей классической монументальностью и неброской помпезностью. Все здесь буквально дышало ощущением огромной и мощной Империи. Казалось, что эта незыблемая сила создана на века, но глядишь ты…