Цена доверия. Кн.2. Протянутая ладонь (СИ) - Чеп Инна - Страница 10

— Так кто же вас обидел?

Бажена тряхнула головой, отгоняя нелепые мысли. Стоило бы рассмеяться над собственной глупостью и картинками, что подкинуло неуёмное воображение. Они не в сказке, а незнакомец — не благородный принц и не злобный колдун из болотного царства. Просто случайный прохожий, в которого она врезалась на перекрестке. Надо меньше читать баллад и легенд.

Но как же не читать о всяких приключениях, если в собственной жизни нет даже права на выбор?

— Никто не обижал, — сказала Же́на, раздумывая, врёт ли она сейчас или все же говорит правду? — Это нервы. И погода сказывается.

Мужчина посмотрел на затянутое тучами небо. Вдалеке загрохотал гром.

— Сейчас начнется ливень. Где ваши сопровождающие? Родители? Компаньонка?

— Я сама…

— Отец! Да что же это! Быстрее в карету! Хозяйка ругаться будет!

К Бажене подскочила служанка, которую вен Хлады взяли с собой в этот раз в город. Кучер тем временем подгонял лошадей, и экипаж стал медленно приближаться к перекрёстку. Из "Шляпного царства" вышел отец, оглядывающийся по сторонам и очень недовольный.

— Спасибо за заботу! Все хорошо! Доброго дня! — Бажена выпалила все на одном дыхании, чуть присела и бросилась прочь. Служанка кинулась бежать за ней следом. Мужчина ещё раз стукнул зонтом о мостовую, стряхивая грязь, и зашагал дальше по своим делам.

Перед тем, как залезть в карету, Бажена окинула взглядом широкую улицу, но незнакомец уже свернул на одну из боковых улочек, исчезнув с ее глаз. Едва она закрыла дверцу, над головой громыхнуло. Через минуту экипаж остановился напротив шляпного магазина и внутрь сели мать и отец. Торговка в голубом подала матушке большую белую коробку, и та тут же переложила покупку на колени Бажены.

— Надеюсь, ты погуляла, подумала, и пришла к разумному решению, — миролюбиво сказала мать. — Ну что ты, не скромничай, посмотри подарок.

Же́на приоткрыла коробку. В ней лежала заколка с цветными перьями и сеточка для волос с розами, алыми словно кровь.

Глава 5. Стольград

Все прошло мимо Златы. Незнакомые женщины, заунывные песни, лживые слезы. Редкие гости, неизвестно как узнавшие о ее горе, и непонятно зачем пришедшие на Прощальный обряд. Они даже что-то говорили ей своими далёкими псевдосочувствующими голосами, на она не слышала. Не слышала ни музыки, ни слов храмового служителя, ни чужие пересуды за спиной. У рода нис Вер не было своей усыпальницы, и мать хоронили рядом с отцом на Мертвом поле, что расстилалось к северу от столицы. Солнце клонилось к закату, могильщики торопливо забрасывали комьями земли завёрнутое в саван тело, Злата стояла на самом краю могилы и неотрывно смотрела на белую ткань. Шаг, стоило сделать всего один шаг, лечь рядом, закрыть глаза — и все стало бы на свои места. Это было бы правильно. Хорошо. Но Злата, трусливая тварь Злата стояла и безмолвно и бездеятельно глядела на слой грязи до той поры, пока мужики в черном не выдохнули:

— Усё, — и ушли к ожидавшей их телеге.

Те, кто стояли чуть поодаль и шептались, пряча за кружевными вуалями и широкополыми шляпами скучающие лица, тоже вскоре разошлись по экипажам и поехали готовится к балам, званым ужинам или походам в театр. От одного представления — к другому.

На кладбище медленно наползала ночь, пожирая краски дня и его тепло. Ноги занемели, и Злата присела на краю перекопанной земли. Пальцы коснулись черных комьев, невесомо погладили могилу, потом ладонь наткнулась на большой мягкий комок, схватила его, сжала, превращая в пыль… Дрогнули плечи, пронесся над кладбищем нечеловеческий вой…

Кажется, в ту ночь о Злате вспомнила какая-то то ли троюродная, то ли пятиюродная тетушка, заехавшая вечером после похорон к ней в гости и обнаружившая, что хозяйка до сих пор не вернулась домой. Ниса Вер не смогла бы вспомнить ни лица женщины, ни слов, что та ей говорила. Только то, что ее кто-то заставил подняться с могилы, посадил в карету, доставил домой. Кажется, гостья пила чай и все пыталась о чем-то расспросить, но уязвленная молчаливой пренебрежительностью родственницы, в конце концов оставила ту в покое. Пообещав навестить несчастную через пару недель, когда та отойдет от горя. Злата помнила только эти, зацепившие ее вдруг слова. Неужели она будет помнить мать так мало? — удивилась она. Неужели все, что было, ничего не стоит? В душе заворочалось негодование — и тут же улеглось. Больше ничего не имело значения. Смысла. Ценности. Всё продано. Все преданы.

Злата сутками сидела у окна в гостиной и смотрела безразличным неподвижным взглядом на залитую солнцем улицу. Безмолвная служанка приносила ей еду согласно обычному расписанию дома нисов Вер, а через час уносила ее не тронутой. Минуты, медленные, вязкие, горькие складывались в часы. Для Златы не существовало утро и вечера, дня и ночи. Она замечала только бесконечное щёлканье механических стрелок, под которое и жила.

Но вот через пару дней после похорон (или пару недель? Пару лет? Пару часов?) на стол перед нисой Вер положили письмо. Толстая бумага, канцелярские чернила, значок в углу "АМХИ". Злата механически сломала печать, развернула лист.

"Желаю здравствовать вашему роду, почтенная…

…по просьбе друга, коего очень ценю и уважаю. Увы, в прошлый раз наша встреча не состоялась по независящим от меня причинам, но…

…буду рад увидеть вас…

…доктор Шаль."

Злата долго с упоением рвала толстую бумагу на мелкие клочки.

***

В плечо ткнули. В здоровое, но Миколас резко дернулся, и разболелось пораненное.

— Иди есть, завтрак принесли. Потом поэму возлюбленной допишешь.

В сердце болезненно кольнуло.

— Это послание не для женщины, для мужчины.

Сид Блуд поперхнулся.

— Ну, стахийцы не брезгуют и…

— Это отчёт! — отрезал Миколас гневно.

— Да понял я, — недовольно нахмурился старший лейтенант. — Просто хотел тебя расшевелить. Ты последние дни слишком отстранённый и мрачный.

— Последние дни мы провели в этой демоновой камере. Вряд ли тут можно быть весёлым.

Бешеный бросил на стол колоду карт.

— И всё-таки сидеть вдвоем гораздо приятнее, чем поодиночке. Какую игру в это время суток предпочитаете, дон?

— Никакую.

Сид Блуд задумчиво подкрутил ус.

— Не понимаю я тебя, Мика. О чем нам беспокоиться? Просто будем твердить, что это всего лишь разминка была — и все, ничего они не докажут.

Миколас промолчал. Товарищ проницательно заметил:

— С любовницей что ли поссорился? Она того не стоит! Девица Вер давно не девица, секретари канцлера, дежурящие под дверьми кабинета во время их встреч, тебе это бы подтвердили на какой-нибудь пьяной попойке. Если бы ты, конечно, на них ходил. Или ты грустишь по поводу слухов о ее беременности? Так сомневаюсь, что вен Воль оставит ее в беде. Выдаст за кого-нибудь, не волнуйся. А может, и бастарда признает. А неверность… кто ж устоит перед самим канцлером? Да плюнь ты на это дело! Бабы, они же как кошки: кто кормит, к тому и ластятся!

Дон Оддин вскочил.

— Не смей!.. — и осекся. Выдохнул резко сквозь зубы, сел обратно за стол, опустив голову. — Не смей так говорить! Моя мать — тоже женщина.

— Ну, будем считать ее исключением, подтверждающим правило. И всё-таки я тебе не советую относится к прекрасному полу серьезно. Это бабочки, порхающие с цветка на цветок: красивые, глупые, ветренные. Но бесспорно, радующие глаз и, хэх, тело. Когда ты перестанешь ждать от них верности и любви, сразу почувствуешь вкус жизни. Все это весьма весело: дарить цветы и подарки, шептать на ушко забавные глупости, приправленные пошлыми намеками, назначать полуночные встречи, пока бдительная маменька или муженек-рогоносец находятся в отъезде. Приятно, немного щекочет нервы, доставляет удовольствие, но не стоит забывать, что это всего лишь игра. Жизнью надо наслаждаться, Мика. Женщинами — в особенности.

Миколас посмотрел на письмо, которое хотел отослать сиду Гарне. Вместо четкого изложения фактов выходил бессмысленный поток слов. А ведь это главное. Расследование. А не глупая влюбленность в коварную обманщицу. Из-за дела о пустых складах убит бывший интендант столицы сид Грош, его секретарь, а теперь ещё и добрая лавочница дона Слав. От него, Миколаса, зависят жизни людей. А он от одного взгляда на Злату забывал обо всем на свете и тратил свое время на вещи личного характера. Которые, как оказалось, не имели никакого значения. Может быть, хорошо, что тот доктор так и не смог их принять? Вдруг эта женщина действительно хотела избавится от ребенка?