Лихой гимназист (СИ) - "Amazerak" - Страница 64

— Вот эти два, — Трубецкой указал на отдельно стоящие ящики. — Ровно двести фунтов тротила. Нужно зарядить его и пули разного калибра около двухсот штук.

Он взял из гаража монтировку и вскрыл один из ящиков. В нём лежали тротиловые брикеты по полфунта каждый.

— Сделаем, — я взял один и повертел в руке, — но для начала необходимо провести испытания. Если хотите, можем поехать прямо сейчас. Проверим заклинания и определимся с ценой. Только вот погода подвести может.

Князь согласился. Здесь же, в гараже, лежала коробка с детонаторами и огнепроводный шнур. Я взял три тротиловых брикета, а Трубецкой — три детонатора и шнур. Мы вернулись к коляске, и на ней поехали за город, в сторону Кудрово, где находился лесок, в котором я часто обычно тренировался.

Когда самоходная коляска тронулась с места, Трубецкой завёл разговор.

— Со взрывчаткой не работали ещё? — спросил он.

— Не работал. Заклинания знаю — практики не было.

— Надеюсь, проблем не возникнет. Слышал, тёмная стихия даёт большие разрушения. Даже пули в разы сильнее бьют, если их напитать тёмной стихией.

— Тёмная стихия сильнее других чар. А пули действительно получаются мощными. Пистолетная с десяти шагов пробивает дерево толщиной в обхват.

— Я был впечатлён, когда испытал их в деле, и потому очень рад, что обратился к вам. Надеюсь, со взрывчаткой у вас тоже всё получится на высшем уровне.

Трубецкой помолчал минут десять, а потом снова принялся за расспросы.

— Насколько мне известно, вы общаетесь с Марией Степановной, — произнёс он. — Меня беспокоит её долгое отсутствие. Скажите, с ней всё хорошо? Как у неё дела?

— Тоже давно не виделся с ней, — ответил я. — Отец хотел её выдать замуж, устроил встречу с будущим женихом — каким-то чиновником. Маша наговорила ему с три короба, а отец разозлился и запретил ей выходить на улицу без сопровождения. Нанял компаньонку, которая контролирует каждый её шаг. Это всё, что знаю.

— Жаль, очень жаль, что так вышло.

— Как знать. Может, оно и к лучшему.

— Вы к нам тоже что-то не захаживаете, — продолжал Трубецкой.

— Времени нет. Я — человек дела.

— Думаете, что это — просто разговоры?

— Прошу прощения, но да, я действительно так считаю.

— Скоро многое изменится. Народное негодование выплеснется наружу. Но кто-то должен подтолкнуть процесс. Мы делаем всё, что можем. И это не только разговоры.

— А вы уверены, что народное негодование справится с аристократами, наделёнными талантом?

— Среди простого народа тоже есть заклинатели. Многие скрывают свои способности, не желая показывать силу и служить царю и господам, но когда начнётся революция, эти люди выйдут из подполья.

— Необученные, имеющие лишь зачатки таланта. Вряд ли от этого будет польза.

— Вы многого не знаете.

— Не отрицаю. Но а дальше-то что? У вас есть план?

— Что вы имеете ввиду?

— Вот подтолкнёте народное негодование. Дальше что собираетесь делать?

— Дать идею, направить.

— И пустить всё на самотёк. Ага. Нет, так оно не работает. Если хотите построить новое общество, берите власть в свои руки и гоните всех туда, куда считаете нужным, устанавливайте те порядки, которые считаете правильными… если сможете, конечно, если хватит сил. А иначе — это просто разговоры.

— Вернуться к тирании, которую мы хотим скинуть?

— Можете называть это как хотите, но если власть не возьмёте вы, её возьмут другие. А вы со своими идеалами закончите в канаве с пулей во лбу. Так всегда было.

— Но не в этот раз, — решительно произнёс Трубецкой.

Я не стал больше с ним спорить, и мы продолжили путь молча.

Коляска проехала последний мост, и мы оказались в пригородах с преимущественно одноэтажной застройкой, которая вскоре осталась позади. Трубецкой поддал пару, и коляска помчала по гравийке резвее. Ехали километров сорок в час. За последние три месяца я отвык от таких скоростей, да и тряска была ужасная; казалось, тарантас вот-вот развалится. Однако вскоре пришлось замедлиться, поскольку мы свернули с главного тракта на раскисшую от сырости колею, по которой мотор еле тянул. Дождь к этому времени прекратился, устроив себе обеденный перерыв.

На опушке леса Трубецкой остановил коляску. Дальше луж было слишком много, и наше транспортное средство могло застрять. Оставшееся расстояние прошли пешком.

Вокруг полянки, где я обычно тренировался, лежало множество поваленных деревьев с почерневшими стволами. Казалось, тут прошёлся смерч. Трубецкой удивился таким разрушениям, но я объяснил ему, в чём причина.

Затем я достал листок с записанными заклинаниями и взрывчатку, положил на пне и принялся напитывать брикет тёмной стихией. Порядок действий походил на усиление пули, но заклинания были другие. К моему удивлению, усилить полуфунтовую шашку оказалось не сложнее, чем пулю, и лишь немного дольше.

Через десять минут первый брикет был усилен. Трубецкой спрятался за поваленным деревом, а я вкрутил в гнездо детонатор с длинным отрезком шнура, положил возле сосны и поджог, а сам залёг рядом с князем.

Грохнуло на весь лес; птицы, согнанные с ветвей, с криками полетели прочь. Когда я выглянул из-за укрытия, на месте взрыва стояла чёрная дымка. Столетняя сосна начала заваливаться, ломая соседние деревья, и бухнулась на землю, разогнав дымку, которую вскоре и вовсе снесло ветром. Только тогда мы вылезли из-за укрытия.

Воронка была чёрной от коросты, образовавшейся от соприкосновения физической материи с тёмной стихией. Корка с виду напоминала уголь, а на ощупь была подобна камню. Вся растительность вокруг сгорела, как сгорел и ствол сосны у основания. Кусок дерева словно выгрызли.

— Испытание прошло успешно, — объявил я. — Такой результат вас устроит?

— Впечатляет, — Трубецкой взял из ворони чёрный камешек. — Стихия действительно порождает огромную мощь. Но возможно ли сделать взрыв ещё сильнее?

— Это предел, — ответил я. Архонт мне ничего подобного не рассказывал, и я других заклинаний не знал.

— Так тоже хорошо. Дальнейшие испытания требуются?

Я сказал, что нет, и мы отправились обратно. По пути договорились о цене: за брикеты я запросил по четыре рубля за штуку, за пули, как обычно — по два. Как оценивать свои труды, я до сих пор плохо представлял, но такая стоимость мне показалась волне оправданной. Трубецкой тоже возражений не имел. Заказ сулил мне ещё две тысячи рублей. Конечно, несмотря на заверения князя, могли быть некоторые риски: бахнет, к примеру, не там, где надо, потом начнут искать, кто усиливал. Но риски я привык считать неотъемлемой частью своей работы.

Когда мы вернулись на склад, Трубецкой вручил мне ключи и сказал, что я могу приходить в любое время. Сославшись на наличие другой работы, я взял на выполнение заказа три недели, ведь пока было неясно, сколько времени уйдёт на то, чтобы разобраться с моей главной проблемой.

После обеда я отправился на вокзал, чтобы взять билеты, а следующим вечером уже ехал на поезде в Петрозаводск, откуда ходил транспорт до санатория.

Часов десять я трясся в вагоне третьего класса на заменяющей сиденье деревянной полке, даже поспать толком не получилось, хоть и ехали ночью. А утром я сошёл на маленьком вокзальчике небольшого тихого городка.

Отсюда до санатория ехал паровой дилижанс, но попасть на него не удалось из-за отсутствия свободных мест. Впрочем, это не стало большой проблемой. Кроме дилижанса, что ходил раз в день, на Марциановы воды катались и частники, занимающиеся перевозкой людей. С одним таким ямщиком мы и договорились.

Вскоре я трясся по грунтовой колее на самоходной бричке, в ногах стоял саквояж, в карманах моего простецкого сюртука лежали заряженные пистолета, а под рукавом рубахи прятался нож.

Теперь оставалось найти и ликвидировать цель.

Глава 24

Солнце нещадно припекало, сосны шумели ветвями, а по высокому куполу небосвода ватными клочьями плыли редкие облачка. День выдался жаркий. Впрочем, в тени, под пологом вечнозелёных крон, летний зной свирепствовал не так сильно, а когда золотистый шар покатился к горизонту, и вовсе поутих.