Полюбить Дракона (СИ) - Фрес Константин - Страница 6

— Я не Ирментруда, — со слезами на глазах ответила девушка. Шок навалился на нее с новой силой, она упала в постель и закрыла пылающее лицо ладонями. — Меня иначе зовут…

Мужчина нахмурился, оборачивая бедра пестрыми шелками.

— То есть, ты помнишь свое подводное имя, но не помнишь, как и зачем попала сюда?

— Я не Ирментруда! — почти в отчаянии выкрикнула девушка. — Меня зовут Диана, и я… я…

Она запнулась. Как объяснить этому человеку — и человеку ли? — откуда она пришла?

— Ну? — подбодрил ее мужчина.

— Я пришла из другого мира, — наконец, решилась Диана. — Меня столкнули в воду, и я…

— Это говорят абсолютно все Невесты, — безразлично перебил ее мужчина. — Водный мир — это совсем иной мир. Разумные, мужчины, не могут долго там существовать, а вот дикие и вольные Дети Природы, женщины вроде тебя, там рождены.

Раз в год, ранней весной, когда море еще холодно и бурно, растущая луна становится полной и манит Детей Природы к поверхности, поиграть в бликах света. Море бурно и полно драконьего яда. Он дурманит самкам головы, они начинаю желать мужчин. Самые спелые самки сбрасывают свою острую опасную чешую и становятся похожи на Разумных. Природный зов ведет их, и перед ним не устоять ни одной из Детей Природы.

Они выбираются поближе к берегу, чтобы стать самками для Разумных, их женами, и дать потомство. Ты — очень похожа на Разумного. Ты самая спелая. Самая желанная. Твоя кожа гладкая, голос нежный, губы мягкие и теплые, а лоно влажное и приятное. Ты — Ирментруда, Королева Змей. Такие самки вызревают редко, и от них родятся самые крепкие, сильные и красивые дети. Поэтому, если ловцам посчастливится поймать Ирментруду, они обогащаются и могут потом не работать. И предлагают Королеву Змей, — мужчина сделал многозначительную паузу, — только правящим. Можешь называть меня Князь Эван. Ты — большое сокровище. Любой мужчина был бы счастлив обладать тобой.

Диана была потрясена услышанным.

— То есть, — произнесла она, — меня отдали вам, чтобы я… рожала вам… наследников?

Назвавшийся Князем Эваном чуть кивнул головой. От этого простого движения на плечах его жарко вспыхнула чешуя, и Диана в ужасе отпрянула от него.

— А потом? — тихо спросила она. — Когда… когда появится наследник?

— Ты так просто об этом говоришь, — фыркнул мужчина. — Ты такая юная… странно, что ты так рано созрела. Тебе есть двадцать весен?

— Есть, конечно! — возмутилась Диана.

— Наверное, так рано ты вызрела в дальних теплых морях, — произнес мужчина. Он стремительно приблизился к девушке и склонился, по-звериному принюхался к ее волосам. — От тебя пахнет сладким фруктами и солнцем. Что ж, тем лучше. Если удастся зачать наследника, он будет очень сильным.

— А потом? — не отставала Диана. — Что ты потом со мной сделаешь? Ты… освободишь меня?

Князь снова с удивлением глянул на девушку.

— Дети Природы сами берут свободу, когда беременеют, — ответил он слегка озадаченно. — Они зовутся Аудоверами. Беременные самки обрастают чешуей, становятся агрессивны и теряют способность понимать человеческую речь. Их отпускают в море; ничего иного делать не остается. Если самка понесла дочь, она родит ее в море и оставит себе. Если сына — она принесет младенца в Теплый Грот, в пещеру под городом. Там теплая вода и мягкий песок. Оттуда дитя заберут Звездные Колдуны и отдадут отцу. Так было всегда, так будет вечно.

— Как же определить, кто отец?

— По запаху, разумеется, — удивленный, ответил князь Эван. — Ни один отец не спутает свой собственный запах, исходящий от своего младенца, ни с чьим иным.

Перспективы для Дианы рисовались отнюдь не радостные. А что, если любую вспышку гнева тут принимают за превращение в дикую самку?! Что, если Диана начнет плакать, кричать, испугается? Ее выкинут в море?!

— Но я не хочу в море, — прошептала Диана со слезами на глазах. — Я не смогу в море!

— Такая беззащитная, лишенная чешуи и плавников — конечно, — поддакнул мужчина. — Поэтому ты можешь жить здесь столько, сколько тебе понадобится. До тех пор, пока не будешь уверена, что тебя зовет природа. Ты — Ирментруда, тебе будут оказаны все полагающиеся тебе знаки внимания и почет.

— А если… а если я надоем тебе, то что тогда?

Князь смерил девушку взглядом.

— Старые Ирментруды, — сказал он не особенно приязненно, — не родившие никого, но обросшие чешуей от старости, обленившиеся и растолстевшие, не желающие возвращаться в море, зовутся Галесвинтами.

От них надо бы избавиться, но они вечно находят уловки, чтобы не покидать этого дома. Они вырывают чешую, отрастающую на щеках, они скрывают свои волосы, превращающиеся в гребни и плавники, под шапками и покрывалами, они берут обет молчания, чтобы никто не услышал, что их голос стал страшнее скрежета металла, и даже подпиливают зубы.

Конечно, Галесвинт лучше б отпустить на волю, но как выкинешь в море беззащитное существо? Ни зубов, ни плавников… Они живут здесь, и лучше тебе с ними не встречаться, потому что сердца их делаются жестокими и коварными. За вкусный кусок, за право быть ближе ко мне, они могут и покалечить тебя. Конечно, преступницу — Фредегонду, — тогда настигнет суровая кара, но вряд ли тебя это утешит.

— Из-за сладкого куска? — повторила Диана. Это словосочетание ей почему-то особо не понравилось. Как про собак каких-то… — Может, эти женщины просто любят тебя, и поэтому не хотят в море возвращаться?

Мужчина с удивлением посмотрел на Диану.

— Любят? Любовь? — повторил он. Притом слово это он произнес неуклюже, как будто никогда раньше его не говорил. — Это что такое?

Теперь настала очередь Дианы удивляться.

— Ты никогда не любил женщину? — удивленная, спросила она. — Ты спишь с ними, платишь огромные деньги, чтобы тебе досталась лучшая, но не любишь ни одну?

— Как можно любить самку? — спросил мужчина отчасти надменно. — Женщина — это та, что никогда не разделит со мной свою жизнь. Самка бесконечно далека от меня; ее мысли простираются до самого горизонта, но все они о море и об игре с подругами среди водорослей. От самки не дождешься ни ласки, ни заботы, ни верности, ни поддержки. Любить можно отца, потому что он дал мне жизнь и принял в свою семью, брата — потому что он величайшее чудо, сотворенное отцом. Сына — потому что он продолжит род. И все они рядом. А женщины… Как можно любить того, кто бесконечно далек?

— Но ведь они рядом! — упорствовала Диана. — Ты сам говорил, что они идут на всякие уловки, чтобы остаться рядом с тобой!

Мужчина расхохотался, демонстрируя крепкие острые клыки.

— Чтобы остаться со мной, — повторил он, — или чтобы отъесть себе брюхо? Есть одна такая; любит сладкую свинину и подливке. Растолстела так, что больше похожа на моржа. Другая любит красивые платья и то, как я их надеваю на нее. Она сохранила свою красоту и иногда делит со мной ложе, потому что знает — поутру можно выпросить себе новый красивый наряд. Третья без ума от золота. Она тоже красива, но в ее постели я не испытываю ни тепла, ни страсти. Ты — пока ты свежа, пока зов природы не вернул тебя обратно в волны, ты еще можешь подарить мне иллюзию близости и влечения, но и то ненадолго.

Диана молча переваривала информацию.

«Сбылось проклятье Ирки! Этот красавец даже слыхом не слыхивал, что бывает любовь, и что люди существуют друг для друга! Гарем, — подумала с отчаянием она. — Гарем — вот как это называется, и любовью тут не пахнет. В нем тетки мне все волосы вырвут и лицо раскарябают, если он мне подарит платье, красивее, чем у них, или серьги, богаче, чем у кого-то. Я не хочу, я не умею плести интриги и бороться за… повелителя! Что вообще за дичь и средневековье! Должен же быть выход? А если сбежать, он преследовать будет? Все-таки, много денег потратил, наверное, да еще и наследника хочет!»

Разум ее пылал в поисках выхода из ситуации, и в памяти всплыл вдруг Андрей. Неожиданное видение, расцвеченное светом звезд, на ночном морском берегу. Его глаза, смотрящие так знакомо, его жадный, исступленный взгляд, провожающий ее. Может, он выкупит ее? Ведь он не зря появился тут, совсем не зря! Таких совпадений не бывает!