Тарантелла, или Танцы с пауками - Дубчак Анна Васильевна - Страница 19

– А вы можете назвать по фамилиям всех, у кого есть снегоходы?

– Попробую… Значит, так: у Ревиных, Грачевых, Поляницыных, Дерябиных, Ошеровых, у Андрея Аржанухина, Ванеевых… Да, у нас есть снегоход… А на что они вам?

ГЛАВА 11

ДВЕНАДЦАТЬ ИТАЛЬЯНСКИХ ТАНЦОВЩИЦ

Ведерников с Селезневым пошли в заготконтору, где их должны были уже ждать Ушаков с Самсоновым, которые обязались во что бы то ни стало доставить из райцентра эксперта Курочкина.

Наталия вернулась домой, не забыв пригласить всех на ужин.

Уже с порога она почувствовала, что что-то произошло.

Во-первых, у Валентина был виноватый и бледный вид, во-вторых, в спальне заперлась Люся и никого не впускала.

– Что с ней? Она давно пришла?

– Недавно. Примерно с полчаса. Я сначала думал, что она выпила, даже нарочно приблизился к ней, чтобы понюхать… Но она не пила… А глаза, как бы это тебе сказать, никакие… Зрачки расширены, лицо белое, руки дрожат… Я заметил это, когда она пила воду…

– Она что, не сказала, где была? А что, если она отравилась? Ты ходил в аптеку?

– Да, она была в аптеке, но давно, а потом пошла домой…

Но это было давно…

– Мне нужно срочно осмотреть ее… Я не знаю, какая кошка пробежала между вами, но если она сотворила что-нибудь над собой, то знай, это только по твоей вине… Сколько по времени она отсутствовала?

– Да часов пять, не меньше…

– Полчаса на аптеку, а где она была остальные четыре с половиной часа?

– Может, в своей квартире…

– Хорошо бы, если так… – Наталия постучала в дверь спальни: – Люся, открой… Мы волнуемся за тебя… Что с тобой? Может, вызвать врача?

Послышались шаги, щелкнула задвижка.

– Наташа, зайди, но только одна…

Валентин молча отошел.

Люся сидела на разобранной постели, той самой, на которой ночью спали Наталия с Валентином, и плакала. Ей казалось, что она сходит с ума. Еще совсем недавно ей было так хорошо, просто хорошо, и все. А потом появились эти пятна… Она хорошо помнила, как пошла в аптеку, затем зашла к Ошерову, чтобы тот посмотрел у нее горло. Что же он ей сказал? Ах да, он посмеялся над ней, сказав, что у нее начинается паранойя, вызванная страхом перед гриппом. «Но если ты хочешь, я могу погреть твое горло…» Она сидела возле аппарата и дышала в трубочку минут десять, не больше, затем пошла к себе домой, полила цветы, вытерла пыль и, поплакав немного над тем, как с ней поступил Валентин, пришла сюда… Но как только вошла в дом, так сразу почувствовала дурноту и подумала, что она забеременела. Заперлась и принялась осматривать себя. И вот тогда заметила эти розовые пятна, так напугавшие ее перед ее приездом в город. «Да это же самые настоящие засосы…»

Она разделась и принялась более тщательно осматривать свое тело. Ей казалось, что оно уже не принадлежит ей. Что она отдала его мужчине, и оно платит на предательство недомоганиями и этими пятнами.

Открыв дверь, она еще не знала, что скажет Наталии.

– Что с тобой? Как ты нас перепугала… Ты бледная… Это, наверно, с голода… Ты вот напрасно не пришла, мы здесь так весело пообедали… Но они придут на ужин, так что еще не все потеряно…

– У меня слабость, кружится голова… И еще что-то с ногами, словно я прошла на лыжах километров пятьдесят или сто…

– Ну, это ты уж загнула… Сто! Покажи, что с твоими ногами…

Люся сняла колготки, которые едва успела надеть, когда постучала Наталия, и показала ей больные пятки.

– Вот здесь болит, словно отбила… Видишь покраснение? А еще я вспотела… не знаю, что со мной происходит… Пожалуй, мне надо срочно принять душ… Я вся мокрая была, разгоряченная, а теперь все белье холодное и противное…

Она ушла в ванную, а Наталия покачала головой. «Да что же это такое?! Где они отбивают себе пятки?»

За ужином она представила Люсю. Та уже немного поспала и выглядела вполне нормально, если не считать теней под глазами.

Наталия зажарила две курицы, которые купила у соседки по сходной цене. «Как мне здесь не хватает Сони, – говорила она Валентину, потроша большую жирную птицу, – оказывается, у местных кур имеются еще и кишки…» Валентин рассмеялся: «Это ты просто привыкла, что покупаешь уже потрошеных кур… Зато смотри, какой розовый, красивый жир… Такое можно увидеть только в деревне. Ты не хочешь, кстати, купить этот дом? Время от времени приезжали бы сюда…»

«Нет, с меня хватает и городской квартиры… Кроме того, экзотики тоже должно быть в меру… Покупать дом – значит ухаживать за ним, ремонтировать крышу и все такое прочее… Это не для меня… Вот пусть Люся выходит замуж за Ведерникова или Селезнева и остается здесь жить навсегда…»

– Это ничего, что мы за столом говорим о вскрытии? – спросила раскрасневшаяся от водки и закуски Наталия. – Если тебя тошнит, Люся, мы перейдем в комнату…

– Нет-нет, даже интересно… – Она смотрела на сидящего напротив нее Володю Ведерникова и представляла его в домашней обстановке с маленьким ребенком на руках. От этой картины ей стало смешно.

– Я что, такой смешной? – спросил, улыбаясь, Володя. – Или вы хотите, чтобы я налил вам еще немного вина? Или водки?

– Нет, спасибо, мне уже достаточно…

Наталия, услышав Люсин голос, нахмурилась – ведь она так и не выяснила, откуда у нее синяки на пятках.

Вскрытие тела Любы Прудниковой состоялось в условиях местной больницы. Эксперт Петр Курочкин, которого Самсонов все-таки вытащил из постели его очередной подружки и привез в Вязовку, при участии Ошерова осмотрел труп, сделал анализы и пришел к выводу, что Прудникова перед смертью алкоголя не принимала, наркотики не колола и не нюхала. И что смерть, естественно, наступила вследствие нанесения ножевого удара почти в самое сердце.

Если судить по результату допроса Аржанухина, то на ноже (а Ошеров отдал в присутствии понятых пакет с большим кухонным ножом с голубой пластиковой ручкой, тем самым, который он извлек из груди Любы) должны быть отпечатки пальцев Аржанухина, поскольку, по его словам, он пытался вынуть его из тела Прудниковой, когда она еще была жива. Кроме отпечатков пальцев Аржанухина, на ручке ножа должны быть также отпечатки пальцев и Ошерова, которому пришлось довести это до конца, то есть окончательно вынуть нож, чтобы потом упаковать его в пакет. Но вот чьи еще следы хранил нож, предстояло еще выяснить, а для этого его надо было отправить на экспертизу. Кроме того, никто не знал, чей это был нож. Возможно, что и самой Любы.

Что касается красной юбки и белой блузки, найденных в доме у Аржанухина, то он видел их впервые и ответить на вопрос, кому эти вещи принадлежали, не смог.

Самсонов, обследовав дом Аржанухина, нашел доказательство того, что кто-то пытался в него проникнуть (или проник) в отсутствие хозяина: в дальней комнате было высажено оконное стекло, а на раме остались следы грязи и снега… Все это указывало на то, что женские вещи, сложенные аккуратно в пакет, могли Аржанухину подбросить.

На вопрос, убивал ли он Любу Прудникову, Андрей ответил отрицательно. А когда его спросили, подозревает ли он кого-нибудь в том, что с ней случилось, он, сжав челюсти, ответил, что нет, но если узнает, то убьет, даже если его после этого и посадят. Когда Самсонов задал ему вопрос, с кем еще из местных мужчин встречалась Прудникова, Аржанухин ответил, что не знает. Но все присутствующие поняли, что на этот вопрос, даже если бы он и знал ответ, все равно не стал бы отвечать. А потом он стал требовать адвоката…

На другой день дороги расчистили, в райцентр выехал местный автобус, все вздохнули с облегчением. Стоял солнечный морозный день. Дети катались с горок, женщины высыпали на улицу поглядеть, как будут увозить на желтой милицейской машине Аржанухина.

Но когда открыли дверь склада заготконторы, где всю ночь дежурил сам Ушаков, то оказалось, что Аржанухина нигде нет. Та комнатка с зарешеченными окнами и дверью, под которой спал на сдвинутых стульях участковый, оказалась пуста: пленник сбежал, высадив решетку, через окно… На полу комнатки искрился иней…