Анклав (СИ) - Ермошин Андрей Федорович - Страница 40

— Мне давно уже любопытно: мне кажется, или… ну… тебя и правда не особо волнует та находка, — заговорил он сбивчиво, — ну, то открытие, о котором я рассказывал тебе, помнишь? Про нейроотдел. Просто ты никогда не спрашивала, а я всё думал, и… — он умолк, так и не докончив мысль, и робко, исподлобья, взглянул на Рику.

— Это всё детали. Причин недолюбливать Корпорацию и без того хватает.

— Ну, хорошо, — сказал Марк. — Если без деталей, суть вот в чём… понимаешь, ещё очень давно — лет двести назад, учёные выяснили, что человеческий мозг устроен наподобие цифровой инфосистемы, а структурапамяти очень напоминает файловый каталог.

— Поистине гениальное открытие, — заключила Рика саркастично. — А разве инфосистемы не умышленно задумывались похожими на мозг?

— Ну да, ты права, — Марк осёкся, но, почесав затылок, продолжил. — Я хотел сказать, что такая аналогия дала ключ к дальнейшим открытиям. Возможно, и это покажется очевидным, но информация в нашей памяти не просто свалена в кучу. Она структурирована по множеству категорий: скажем, личная, служебная информация, информация об отдельных периодах нашей жизни, людях, событиях, и тому подобное. Таких вот категорий миллионы и все они друг с другом пересекаются. Ну, и когда технологии позволили-таки взаимодействовать с мозгом напрямую, учёные нашли способ распознавать, вычленять отдельные категории, а позже — считывать хранящуюся там информацию. И, что важнее, влиять на неё.

— Менять человеку память, стирать её и всё в таком духе? — спросила Рика. — Это, что ли?

— Вроде того. Но не уверен насчёт «менять»: вся сущность каждого человека основана на его уникальном личном опыте, было бы очень трудно заменить его чьим-то чужим. Если вообще возможно. Но я про другое. Технологию стала развивать Корпорация, и однажды даже успешно применила её в анклаве, хотя подробностей я не знаю. А потом появились Установки, действие которых использует тот же самый принцип категорий. Понимаешь, о чём я?

Ответ читался у Рики на лице:

— Да как-то не очень, если честно.

— Ну, представь, что ты стоишь на краю обрыва. По своей воле ты никогда не шагнёшь в обрыв, ведь точно знаешь, что разобьёшься насмерть. Ты абсолютно убеждена, что никакого другого исхода быть не может. И дело тут не столько в инстинкте самосохранения. Воспоминания из школьного курса физики, наслышанные истории о гибели скалолазов, может что-то ещё, а может и всё в совокупности — по сути не важно, что конкретно. Но именно твой опыт не даёт тебе сделать этот шаг. А точнее, определённая категория твоей памяти: назовём её «действия, которые приводят к смерти». А теперь представим, что любую другую категорию действий можно снабдить подобными же ограничениями, но внедрёнными искусственно. Сделать так, чтобы какое-то действие, подобно шагу в пропасть, стало невозможным, стоит только осознать последствия. Именно этим и пользуются Установки. Нельзя самому обмануть собственное сознание — вот тот краеугольный камень, благодаря которому они функционируют столь точно. Захочешь ты, например, выложить некорпоранту всё про Территорию исключительных полномочий или проговорить это на диктофон, но не сможешь. А всё потому, что сама осознаёшь секретный характер этой информации. Твоему нейрочипу же остаётся только распознать соответствующую категорию и тут же заблокировать попытку разглашения. Отданная мозгом команда до организма не доходит, и вуаля, ты не в состоянии произнести ни слова! — закончил Марк свою тираду.

— Вот оно, значит, как. — Рика встала, прошлась до камина и вновь задумчиво села на диван. Свернувшаяся на подушке Искра лениво зевнула.

— Это ещё не всё, — продолжал Марк. — Да, Установки стали несомненным прорывом: они куда надёжнее любых письменных обязательств, эффективнее угроз. Только они способны играючи побороть твою собственную волю. Но Установки были лишь началом.

Юноша прервался, напряжённо размышляя, с какой же стороны подойти к тому, о чём собирался говорить. Ещё шевелился в душе страх сказать чересчур много, навлечь на себя новые неприятности. Оно уже стало почти рефлекторным, оно следовало по пятам, не слабея даже когда Марк был совершенно уверен, что поблизости нет посторонних.

Но сейчас этот страх вдруг показался надуманным и глупым, словно детские байки про живущих под кроватью чудовищ.

И никак не удавалось Марку отыскать повод столь резкой перемены. Наверное, расслабляли по-летнему тёплое солнце да треск огня под каминной полкой. Или же дело было в присутствии Рики. А возможно и в том, сколько всего довелось пропустись через себя с того момента, когда они последний раз вот так сидели и общались. Просто разговаривали: никуда не спеша, ни от чего не спасаясь.

— М-м-м?.. — промычала Рика в нетерпении; повернувшись к ней, юноша заметил, что ироничное, слегка скептическое выражение её лица уступило место живому любопытству.

— Понимаешь, есть ещё важная штука, — сказал он. — Мыслительный процесс имеет ту же структуру, что и время. Вот, скажем, мысли, отложившиеся в твоей памяти — это прошлое. Собственно мысли, которые в данный момент проходят через твоё сознание — это настоящее. А у будущего — того, что когда-нибудь будет помыслено, названия нет. Из этих трёх ипостасей только память имеет завершённый вид, и, следовательно, только её можно как бы увидеть, понять, изложить. Но при этом нам свойственно обдумывать, воспринимать настоящее через призму памяти, накопленного опыта, понимаешь? Это значит, что, перестроив что-либо в памяти, можно повлиять на то, как человек рассуждает, какие решения примет в разных ситуациях.

— Стоп, стоп! — прервала его Рика. — Ты пять минут назад говорил, что изменить воспоминания невозможно. А сейчас уже толкуешь о контроле над мыслями.

— Нет, ещё раз, мысли контролировать нельзя! Эксперименты были, но ничего не вышло. Ни одна технология не позволит выявить, отследить и «на лету» подменить то, что спонтанно, за тысячную долю секунды рождается в твоём сознании. Это такая же утопия, как телепортация или полёты в космос. А под «перестроением памяти» я имею в виду не просто замену одних воспоминаний другими. Несколько лет назад, ещё до моего появления в нейроотделе, им удалось выяснить, что большинство наших желаний, устремлений, идеалов, планов на будущее — это, оказывается, всего лишь элементарная дихотомия, своего рода «переключатели» в сознании. Здесь и сейчас, нам либо свойственно что-то, либо нет: мы либо верим в бога, либо нет, либо хотим купить новую машину, либо не хотим. Даже отношения между людьми, политические предпочтения, какими бы многообразными они не казались — это просто набор характерных признаков, которые либо есть, либо нет. И все эти признаки заложены в нашей памяти! Так вот, оказывается, их-то, в отличие от многогранных воспоминаний, совсем не сложно извне «переключать» в нужную сторону. Превратить любовь в ненависть, желание — в равнодушие, действие — в бездействие. Тонкость здесь в том, что человек, с которым произведена подобная манипуляция, едва ли что-то поймёт. Ведь обычно нас нисколько не смущает, что раньше мы считали одно, а теперь — другое. Иногда для этого бывает достаточно даже скороспелой идеи. Был не прав, изменил мнение — вот и всё. «Переключатели» могут сами собой меняться десятки раз за день — это настолько естественно, что память, скорее всего, и не заметит внешнего вмешательства. А если ещё и подобрать правильный момент…

— На кой чёрт Корпорации так изощряться, чтобы поменять наше мнение о чём-то? Установок вполне достаточно, чтобы держать всех под контролем. Ну, или почти всех, — улыбнувшись, Рика похлопала по выступу на кармане кофты, где, очевидно, прятался револьвер.

— А кто сказал, что технология направлена против корпорантов? — возразил Марк. — Нейрочипы уже полвека как используются в качестве общегосударственных идентификаторов личности, причём, кстати, нейрочипы обычных граждан Республики технически те же самые, что вживляются нам. Ты знала? Да, те же самые, просто без механизма Установок. И они точно так же производятся Корпорацией. Недостаёт только алгоритма, который позволил бы не просто считывать данные из памяти подобно Установкам, но и дистанционно изменять их. Это настолько сложно, настолько маловероятно реализовать, что государство и не предполагает, не осознаёт, какую бомбу замедленного действия добровольно заложило в череп каждого республиканца. И всё же, подобное возможно. А хуже всего то, что это не стало бы возможным, если бы не я! — Марк шлепнул себя ладонью по лбу.