Партизаны полной Луны (СИ) - Чигиринская Ольга Александровна - Страница 79

— Мы, — сказал Эней, — не можем подчиняться штабу подполья. Мы не группа ОАФ, мы сами по себе, и так будет, пока не разберемся с утечкой. Никто из нас не имеет права самовольно покинуть группу — если только мы все вместе не примем решения расформировать ее. У каждого есть совещательный голос, но решения принимаю только я. В случае моей смерти вы обязуетесь продолжать работу. Выберете нового командира и будете подчиняться ему, как мне. Тот, кто не согласен, — уходит сейчас. Потому что потом будет поздно. — Он обвел взглядом присутствующих.

Никто не отнял ладони. Тогда Эней положил свою левую руку поверх Костиной — так что все ладони на несколько секунд оказались в его руках.

— Между прочим, — ехидно улыбнулся Антон, — вкладывать руки в руки — это жест феодальной присяги. Так что мы крупно влипли. А ты, Эней, больше всех.

Обиталищем Стаха был полудохлый пансионатик для любителей рыбалки, купленный когда-то его отцом. Цумэ никак не мог взять в толк, почему Стах еще не прогорел, если в разгар туристического сезона у него живут только две компании — не считая дармоедов из подполья. Не собираясь ломать голову над данным вопросом, он напрямую задал его Энею, и тот, улыбнувшись, поманил его в большой сарай, выходящий одним торцом прямо к морю. В сарае на специальных подпорках — это и есть стапели? — парила красавица яхта в состоянии девяностопроцентной готовности.

— Е-мое! — ахнул Цумэ.

— Он делает дорогие коллекционные яхты, — объяснил Эней. — И с этого живет. Пансионат — так, налоги списывать и для собственного развлечения, ну и делишки кое-какие обделывать.

— С подпольем? — уточнил Цумэ.

— Нет, с подпольем у него связей нет. Он дружит… дружил только с Ростбифом и Пеликаном. Они когда-то его вытащили из тюрьмы СБ в Братиславе. А эти парни, которые сюда приехали рыбку ловить, — продолжал Эней, показав на машины под навесом, — видел, какие у них бегалки?

Бегалки были шикарные: "бээмвэшный" внедорожник-"десятка" и кабриолет "порше-сонет".

— Бандиты, — догадался Цумэ.

— Точно. Через день-другой они отправятся кататься на яхте… и вернется на пару человек меньше, чем ушло. Просек?

— Транспорт, — кивнул Цумэ. — Путешествуя, ты оставляешь след. Платишь карточкой за билеты, предъявляешь документы в аэропорту и на монорельсе… А на воде следов не остается. Слушай, ну твой Ростбиф и молодец!

— У хорошего моряка, — грустно улыбнулся Эней, — жена в каждом порту. И кстати, о портах. Как ты думаешь, кто покупает эти яхты?

— Мм… богатые люди, которые собирают предметы роскоши?

Эней покачал головой.

— За эти яхты Стаху платят всегда наличными и сами вносят их в регистр, — сказал он. — Он нанимает команду, которая перегоняет яхту куда-нибудь в Копенгаген, или Лондон, или Стокгольм, а потом возвращается авионом. А яхту там покупает какой-то другой богатый человек — уже через банк. И деньги поступают на счет, заведенный на предъявителя.

— Плавучий капитал… Который не виден ни СБ, ни налоговому ведомству, если не знать, где искать, или поголовную проверку не устраивать. Блеск. И этот парень держался за Ростбифа и Каспера руками и ногами…

— Потому что Ростбиф и Каспер нередко обеспечивали ему охрану груза или своевременную выплату денег. И мы будем делать то же самое. Это наша плата за то, что Стах дает базу.

— А я-то думал, отчего ты держишься тут как дома…

— А я и есть дома. — Эней пожал плечами. — Я тут жил два года и потом приезжал часто…

Помолчав, он добавил:

— Знаешь, Днепр… мне не показался своим. Как из сна. Из хорошего, доброго сна, но не из этой жизни…

— Ты лучше скажи — все эти тайны мадридского двора ты ведь мне изложил не просто так?

— Да. Если я не вернусь из Варшавы, командиром станешь ты.

— Обалдел? Эта Черная Жемчужина меня не признает.

— Признает. Она привыкнет к тебе, а больше некому. Антон — аналитик, а Костя — ведомый. Ты еще не понял? Он пошел с нами не только потому, что нужен, мы ему нужны не меньше. Мы, — Эней сделал широкий жест, — идем туда, куда он хочет идти и куда никогда не пошел бы сам. Я тебе еще файл оставлю. На всякий пожарный. Закладываться всегда стоит на самый худший вариант. — И это тоже явно была цитата.

— О-о-ох, — донеслось вдруг из недр яхты. — Латвей здэхнонць…

"Легче сдохнуть" — так вот чьим хриплым воем пугал Эней станционного смотрителя в Золочеве…

После энеевских рассказов Игорь ожидал увидеть какого-нибудь средней величины медведя, а выяснилось, что контрабандист и пират больше всего напоминает бесконечную собаку бассета. Вытянутое унылое лицо, непропорционально длинное туловище, брылы, мешки под глазами. Ну и общая аура чего-то неуклюжего и не очень жизнеспособного, то есть это до той поры, пока в поле зрения не покажется добыча.

Он и двигался как-то сразу в несколько разных сторон, приволакивая ногу, словно полупарализованный пес. Из краткого объяснения Энея Игорь узнал, что Стаха в море ударило гиком, он получил жуткую травму позвоночника, так до конца и не восстановился — и полностью посвятил себя кораблестроению.

Увидев Энея, Стах как будто совсем не удивился, и первое, что сказал после долгой разлуки:

— Курка! Ты что, жрать не принес?

— Тебя не прокормишь.

— Х-хор-роба! — выругался Стах. Прокашлялся, сплюнул и спросил: — Где Михал?

Эней ответил, как Мэй до него:

— Згинел. В Днепре.

— Хор-роба… — Стах принялся охлопывать себя по карманам комбинезона. Карманов было много, и смятую пачку сигарет он нашел не сразу.

— Тераз я за него, — сказал Эней. — Стаху, где Хеллбой?

— А-а, курва его мать, не вем! — рыкнул Стах. — Не хце го видзечь…[8]

Из дальнейшего монолога, пересыпанного "хоробами" и "курвами", Игорь понял, что означенный Хеллбой принимал участие в подпольных боях с тотализатором, посоветовал Стаху ставить на своего противника, клятвенно обещая, что ляжет в четвертом раунде, а вместо этого в первом отправил беднягу в полный нокаут. У Стаха пошли с дымом полторы тысячи евро. Он бы с удовольствием привязал Хеллбоя к якорю и отправил на дно Балтики, но, скорее всего, с ним это уже проделали держатели подпольного тотализатора, а если еще нет, то все равно ему, Стаху, пришлось бы встать в очередь.

После того как зажигалка все-таки сработала, поток стаховского сознания стал несколько более прозрачным, и из него отчетливо вычленилась мысль: за какой хоробой приличным ребятам, хотя и на всю сдвинутым террористам, может быть нужен Хеллбой с левой резьбой?

Эней ответил, что должен подготовить группу, и тут Стах как будто впервые заметил Игоря.

— А кто есть? — спросил он.

— Мэй, Десперадо з нами. — Эней загнул пальцы. — Мамы два брати. Мамы коваля.

— Тен бялы? — спросил Стах, кивая на Игоря.

Эней помотал головой и показал на Антона, вышедшего на крылечко кухни.

— Тен курчак? — изумился Стах.

— Справжни коваль,[9] — твердо сказал Эней.

Учитывая, подумал Игорь, что пацан чуть ли не шутя "наковал" для группы пять тысяч юриков за неделю, "настоящий" — это даже не комплимент.

…На завтрак были сардельки для гриля, купленные вчера в Гданьске, — половину здоровенной "семейной" упаковки выпотрошили и съели по дороге, вторую половину насадили на шампуры и зажарили над печкой. Печка у Стаха была совершенно антикварная — на дровах и древесном угле.

— Если бы это был утюг, — сказал Антон, — им бы пришлось размахивать. Раньше, когда утюги были на угле, ими размахивали, чтобы жар равномерно распределялся. Но это, — горько заметил он, — не утюг.

Игорь с сомнением посмотрел на печку.

— Не думаю, что кто-то выиграет, если я начну ею размахивать.

— Вы там осторожнее, — сказал Эней. — Чайки налетят. Они эти сосиски прямо с шампуров таскают.

В конечном счете наелись все, и всем было вкусно. Игорь, ради завтрака боровшийся со сном почти до половины десятого, добрался, чуть пошатываясь, до своего домика, упал на постеленный поверх койки спальник — и отключился.