Где ночуют призраки - Дубчак Анна Васильевна - Страница 8

— Это жарят кошек, — огрызнулся обиженный и никем не понятый Пузырек, и в его голосе прозвучали слезы.

Вечер прошел относительно спокойно, родители занимались своими делами и о чем-то спорили на кухне. Никита вставлял в фотоаппарат новую пленку, а Маша примеряла у себя в комнате мамины туфли.

Дело в том, что там, на море, в Крыму, где она провела чудесный, наполненный морскими и воздушными ваннами месяц, с ее телом произошли кое-какие изменения. Во-первых, она загорела и действительно изменилась, стала похожа на настоящую девушку. Во-вторых, она подросла и, что огорчило ее, у нее выросла нога. То есть увеличился размер ноги приблизительно в два раза! Возможно, потому, что она все это время плавала в ластах, которые и оттянули ее ноги. Еще мама заметила: «У тебя, Маша, ноги стали как ласты, а у женщины должна быть маленькая ножка». Она бы, может, и не заметила того, что у нее выросла нога, если бы не пляжные шлепанцы на толстой пробковой подошве. Как-то, уже перед самым отъездом, Маша с трудом смогла надеть их на ноги — настолько они оказались малы. Однако, если размер ноги увеличился, то почему же тогда мамины туфли ей по-прежнему велики, да еще как?! Практически так же, как и до отъезда на море. Парадокс.

Маша стояла посреди комнаты в маминых красных туфлях и смотрела на свое отражение в большом настенном зеркале. Да, ей было еще очень далеко до стройной и красивой мамы. И сколько же еще мучиться от сознания своего несовершенства?

Она сбросила туфли и потихоньку вернула их в мамину комнату. Настроение было испорчено напрочь. А когда она вспомнила, что за ней к тому же еще и следят и, быть может, хотят убить или ограбить их квартиру, ей и вовсе стало тошно. Она собралась было уже обо всем рассказать маме, а попросту говоря, поплакаться ей в жилетку, как вдруг вспомнила нечто такое, что сразу же подняло ей настроение. Письмо Соломона! Ведь ей же пришло письмо из Германии от Михаэля Бауэра, как она могла об этом забыть!

Она достала письмо, распечатала его и от радости была готова расплакаться. Маша всегда плакала, если на ее глазах или в ее душе происходило что-то невероятно приятное и трогательное, вот как это послание. «Машенька, я обещал тебе написать и написал. Ваш Соломон живет теперь в Берлине и стал совсем другим человеком. Мама очень много делает для меня, чтобы я забыл все то, что произошло со мной за эти пять лет, что мы с ней не виделись. Но я рад, что мои скитания не прошли даром и что мне повезло — я встретил такую девчонку, как ты. Я понимаю, что в письме не могу писать о том, что произошло в последние дни нашего пребывания в С., но это было, и это будет иметь продолжение. А еще я уверен, что когда-нибудь мы обязательно встретимся. Скорее всего, я уже на будущий год, возможно, в осенние или Рождественские каникулы, приеду к вам в Москву. Но пока я об этом только мечтаю. Маша, обязательно напиши, как у вас дела, чем вы занимаетесь и открыли ли вы агентство, о котором говорили. Если понадобится моя помощь или если ты просто захочешь со мной поговорить, то напиши мне письмо и отправь электронной почтой. Теперь и у меня есть электронный адрес, и мы сможем общаться с тобой, когда только пожелаешь. (Далее шел адрес.) Так что я жду твоего ответа. Твой Соломон. Или, если хочешь, Михаэль. Да, чуть не забыл. Помнишь, я тебе рассказывал про сторожиху, бабу Надю из детского сада? Так вот, я отправил ей посылку и денег. Если бы не она, мне в первое время после того, как я сбежал из интерната, было бы совсем худо…»

Когда Маша закончила читать, слезы текли по ее щекам, как дождевая вода. «Моя чувствительность когда-нибудь доведет меня до инфаркта» , — повторила она непроизвольно мамину фразу и промокнула слезы платком.

Она направилась было в комнату, где находился папин компьютер. Искушение написать Соломону прямо сейчас, воспользовавшись электронной почтой, было велико. Но Маша сдержала себя: ей не хотелось посвящать в свою переписку с другом родителей. Мало ли о чем ей захочется поговорить с Соломоном!

Она снова вернулась к себе, забралась на диван и включила телевизор. И в этот момент зазвонил телефон.

— Привет, Маша, — услышала она незнакомый голос и сразу же подумала, что история с преследованием продолжается.

— Кто это? — спросила она и вся напряглась.

— Кирилл. Ты что, уже меня не узнаешь?

Она сразу же успокоилась и даже несколько обрадовалась этому звонку. Кирилл Атаев — еще один ее одноклассник. Красивый парень, почти на голову выше Сергея и Дронова, черноволосый, похожий на восточного принца из сказки. Он и раньше оказывал Маше знаки внимания — покупал маленьких пушистых зайчиков и котят, шоколадки, жевательную резинку, — а теперь вот позвонил.

— Узнаю-узнаю, — успокоила она его. — Как дела? Ты по делу звонишь или просто так?

— Даже не знаю, как и сказать… дело в том, что я видел тебя недавно. Скажу сразу — тебе очень идет загар. Ты стала такая красивая…

Маша почувствовала, что краснеет.

— Это все?

— Нет, не все. Я хотел пригласить тебя к себе на дачу. Завтра, например.

Вот уж чего-чего, а приглашения Маша никак не ожидала. Она знала, что родители ее не отпустят, потому что не знают семью Атаевых, а потому не могут доверить им свою единственную дочку. Кроме того, Маша и сама не может дать согласие на встречу, потому что на завтра запланирован поход к Монастырскому — учителю французского. А дело — прежде всего. И как она посмотрит в глаза своим друзьям, когда утром не появится в их штабе? Да и с преследователем надо бы поскорее разобраться и «расставить все точки над „i“, как любит повторять ее папа.

— Нет, Кирилл, ты меня извини, но я завтра не смогу. У меня дела.

— Ты с Сергеем встречаешься или Дроновым? — по его тону было нетрудно догадаться, что он разозлился. Кирилл вообще был взрывной, непредсказуемый, хотя и невозможно красивый.

— Я ни с кем не встречаюсь, просто у нас общие дела.

— В общем, я тебе завтра утром перезвоню, а пока что выйди из квартиры и посмотри… — и он бросил трубку.

Маша в полном недоумении вышла из комнаты и направилась в прихожую.

— Маша, ты куда? — услышала она из кухни голос всевидящей мамы.

— Мне только что позвонил Кирилл, он сказал, чтобы я вышла из квартиры и что-то там посмотрела…

— Подожди, я сама посмотрю…

Мама, вытирая руки о передник, пошла открывать дверь. Открыв, ахнула и крикнула: «Борис, ты только посмотри, какие цветы дарят нашей дочери… Ничего себе букетик, да здесь десятка три роз…»

Маша заглянула маме через плечо и увидела лежащий прямо на пороге в прозрачном целлофановом коконе огромный букет розовых маленьких роз. Ничего красивее она еще не видела. И все это предназначалось ей, Маше!

«Да, наверное, я все-таки соглашусь и поеду с ним на дачу», — подумала она, принимая букет, и, поднеся его к лицу, вдохнула аромат роз.

— Готово! — услышала она и, резко повернувшись, увидела стоящего в дверях детской Никиту с фотоаппаратом в руках. — За этот снимок ты подаришь мне двухлитровую бутылку фанты.

Глава 4

ХОЛОДНАЯ БЕЛАЯ КОШКА

Утром, проснувшись, первое, что Маша увидела, был букет роз. Тот самый, что подарил ей невозможный Атаев.

Она подошла и понюхала цветы: «Роскошный букет, ничего не скажешь». Таких роз она не видела даже у своей соседки — актрисы Ларисы Ветровой.

Маша взглянула на часы и обмерла: одиннадцать! Сейчас в любую минуту за ней может приехать Кирилл или же начнутся звонки Горностаева и Дронова, а она еще в постели?

Приняв решение исчезнуть из города раньше, чем о ней вообще кто-то вспомнит, Маша ринулась в ванную комнату. По дороге она успела разобраться, что в квартире она совершенно одна. Родители, понятное дело, на работе. А вот Никита — поросенок! — уже куда-то убежал. Наверное, снова искать во дворе следы внеземных цивилизаций…

Маша умывалась, одевалась и причесывалась в таком темпе, что у нее перед глазами уже начали плясать стены. Пришла в себя только на кухне, где, наскоро позавтракав, угомонилась, наконец, раскинувшись в большом плюшевом кресле. Все. Она была готова отправиться с Кириллом на дачу его родителей. Безусловно, об этом никто и ничего не должен знать. А потому ей необходимо обо всем договориться с братом. Хотя бы выяснить, есть ли у него ключи.