Маленькая черная ложь - Болтон Шэрон - Страница 2

Непрошеный гость – это морской слон, крупный самец больше двух метров длиной. Он гораздо медленнее своей жертвы, но чрезвычайно силен. В зарослях ламинарии начинается яростная погоня, и я понимаю, что нахожусь в опасности.

Морской слон обычно не нападает на людей и даже на крупных тюленей, но этот увлечен охотой, им движет жажда убийства. Вода уже окрасилась кровью морского котика. Если он ускользнет, а морской слон заметит меня, то будет действовать не задумываясь. Я замираю, присев на корточки среди стеблей и надеясь, что погоня уйдет в сторону…

Зря. Морской котик плывет прямо ко мне, собираясь нырнуть и спрятаться в густых зарослях, но тут сверху обрушивается морской слон. Он смыкает свои мощные челюсти на шее жертвы и яростно трясет. Через несколько секунд голова морского котика бессильно повисает. Морской слон поднимается к поверхности со своей добычей.

Вот так это и происходит. Быстро, жестоко, без каких-либо сомнений и раздумий. Именно так мы убиваем. Сегодня я много думала о смерти. И когда сидела на поверхности океана, и когда погружалась на глубину… размышляла о смерти и о способности людей приносить смерть. О том, способна ли я убить.

В конце концов, я из рода потомственных убийц. Мой дед, с подходящим именем Бартоломью Гроб, был одним из самых успешных и безжалостных убийц, которых только знал этот уголок мира. День за днем он вместе со своей бандой уходил на охоту и без отдыха и жалости преследовал добычу, наблюдая, как океан становится красным от крови. Дедушка убивал китов, а не людей, но ведь разница не слишком велика, правда?

Последний морской еж оказывается в мешке. Мне больше нечего здесь делать. Поднимаясь на поверхность в окружении пузырьков воздуха, я еще с глубины в несколько футов[4] замечаю звезды. А вынырнув, не сразу нахожу лодку. Пока я была под водой, сковавшие океан чары рассеялись, и вода снова пришла в движение. Вокруг вздымаются волны, и мне становится не по себе. Я одна, далеко в море. И если не смогу вернуться к лодке, то умру здесь. Меня уже довольно давно не покидает ощущение, что жизнь подходит к концу. Значит, это будет вот так? Значит, мне суждено умереть сегодня?

Нет, вот она, лодка, меньше чем в двадцати метрах от меня.

Куини проснулась. Она бегает вдоль борта, пока я не хватаюсь за трап и не поднимаюсь на палубу. Склоняюсь над ней, чтобы погладить, и с меня стекает вода. Куини убегает и приносит в зубах старое полотенце со своей подстилки. Оно все в грязи и собачьей шерсти, но я оценила порыв.

Куини – стаффордширский терьер, но слишком мелкая для своей породы: маленький клубок мускулов и мягкой, шелковистой шерсти. Нос, ноги и кончик хвоста у нее белые, а все остальное – черное, как мысли в моей голове. Ей четыре года, и я готова поклясться, что иногда она вспоминает мальчиков. Что она тоже скорбит по ним.

Поднимаю якорь, завожу двигатель, беру курс на юг, к Стэнли, и снова вспоминаю дедушку. Сегодня мои мысли упорно держатся мрачного направления, а тайные планы пробираются в самые темные закоулки сознания, словно ползущие по лесной почве цепкие корни.

Дедушка Гроб, отец моего отца, был одним из великих китобоев Южной Америки, последним из династии морских охотников, основатель которой покинул Нантакет[5] в 1804 году и четыре месяца спустя прибыл на Нью-Айленд на Фолклендских островах. Следующие две сотни лет они грабили острова и окружающий их океан. Дикая природа этих мест, на суше и на море, до сих пор не может восстановить ущерб, нанесенный дедушкой Гробом и его предками.

Он умер, когда я была совсем маленькой. Жаль…

Сворачиваю в более спокойные воды Порт-Уильяма и слегка меняю курс, чтобы пройти как можно дальше от круизного лайнера «Принсесс Ройял». До конца лета здесь пройдет непрерывная вереница таких судов, останавливающихся у нас на несколько дней по пути к Южной Георгии[6] и Антарктиде. Сотни туристов, ежедневно высаживающихся на берег, когда лайнер заходит в гавань, – настоящая палка о двух концах. И местное население в равной степени радо и недовольно. Сегодня в порту необычно оживленно и шумно. Несмотря на поздний час, пассажиры таких судов склонны к буйному веселью, так что звуки пирушки бывают слышны за много миль от берега.

Не замеченная столпившимися на палубе лайнера людьми, проскальзываю мимо и направляюсь к внутренней гавани. Уже почти час ночи. Скоро я буду отсчитывать часы, а не дни. Мне еще нужно закончить кое-какие дела, выполнить обещания, данные другим людям… Свободного времени не будет, и это хорошо.

Осматриваю лодку. Баки с бензином и водой залиты доверху. В запертом шкафчике хранится пневматический пистолет, стреляющий дротиками со снотворным, на тот случай, если понадобится усыпить крупное млекопитающее, и старый дедушкин револьвер, если единственным вариантом останется самоубийство. Оба «ствола» исправны и в рабочем состоянии. Я готова. Готова выяснить, насколько сильна кровь предков в моих жилах.

Направляю лодку в узкий проход, ведущий во внутреннюю гавань, – и сразу же понимаю, что тщательно разработанные планы могут пойти прахом.

Меня ждет полиция.

2

За время моего недолгого отсутствия что-то случилось. Большая часть населения Фолклендских островов живет в Стэнли, но это все равно маленький поселок: семь сотен домов и около двух тысяч человек. Три часа назад, когда я выходила в море, склон холма усеивали сотни крошечных, похожих на звезды огоньков от фонарей из тыкв, но теперь все они погасли. К этому часу Стэнли должен был погрузиться в почти полную темноту. Но не погрузился. Я вижу, как вдоль берега едет полицейская машина, а на пристани мигают синие проблесковые маячки.

Прошло три года. Почти день в день с прошлого раза, когда я вошла в гавань, а меня там ждала полиция.

«Произошел несчастный случай. – Три года спустя я все еще отчетливо помню хриплый, дрожащий голос Бена из рации. – Нэда и Кита везут в больницу, больше я ничего не знаю. Езжай туда как можно скорее».

Он сразу же отключил связь, оставив меня воображать худшее. Но я не могла. Не могла себе этого позволить. Я представляла, что им больно. Представляла их маленькие совершенные тела, избитые, изломанные и изрезанные острым, как лезвие, металлом. Весь обратный путь до Стэнли в моей голове звучали их голоса: мальчики плакали и звали маму, не понимая, почему меня нет рядом, когда я нужна им больше всего. Я представляла оторванные руки и ноги, шрамы на милых лицах. Но только не два безжизненных тела, лежащих рядом в морге.

Поддавшись печальным воспоминаниям, я слишком сильно нажимаю на рукоятку дросселя[7]. Не стоит входить в гавань слишком быстро – здесь есть камни и затонувшие корабли. Заставляю себя сбавить скорость и жду, когда успокоятся дыхание и пульс. Контролировать их труднее, чем дроссель. Как бы то ни было, нужно делать вид, что всё в порядке, что я готова сотрудничать. Моя человеческая оболочка должна продержаться еще немного.

Кто-то ждет на том месте, где я обычно швартую лодку. Это один из вышедших на пенсию рыбаков. Он живет в домике рядом с портом вместе с двумя женщинами, которых большинство людей считают его матерью и сестрой, но уверенности в этом нет. Его зовут Ральф Ларкин, а за глаза – Чокнутый Ральф. Бросая ему кормовой швартов[8], я замечаю, что под штормовкой у него – застиранная полосатая пижама. Штанины заправлены в огромные резиновые сапоги черного цвета, которые обычно носят рыбаки. В этом наряде Ральф похож на пирата. Я спрыгиваю на причал:

– Что происходит?

– Пропал ребенок.

Я пристально смотрю на него, гадая, кто из нас произнесет это вслух.

– Еще один. – Ральф кивком указывает на группу людей у причальной стенки. Я различаю полицейские мундиры и армейский камуфляж. – Ждут вас. Видели огни вашей лодки.