Хорошая дочь - Слотер Карин - Страница 1

Карин Слотер

Хорошая дочь

Что случилось с Самантой

Саманта Куинн бежала к дому по длинной безлюдной сельской дороге, и ноги ее горели, будто их жалила тысяча ос. Бешеный стук сердца и удары кроссовок по голой земле слились в едином барабанном ритме. Убранные в хвост волосы вымокли от пота и толстой веревкой хлестали по плечам. Девичьи лодыжки, казалось, вот-вот треснут от напряжения.

Она прибавила скорость, глотая сухой воздух, превозмогая боль.

Там, впереди, в тени матери, стояла Шарлотта. Впрочем, все они жили в тени матери. Гамма Куинн возвышалась над действительностью: цепкие голубые глаза, короткие темные волосы, кожа бумажной белизны и острый язык, который тоже можно было сравнить с бумагой, ведь он порой наносил крошечные порезы в самых болезненных местах. Гамма следила за временем по секундомеру, и Саманта издалека заметила, как она неодобрительно поджала тонкие губы, посмотрев на стрелку.

Тиканье секунд эхом отозвалось в голове Саманты. Она заставила себя еще ускориться. Жилы в ногах взвыли. Осы теперь впивались в легкие. Эстафетная палочка норовила выскользнуть из потной ладони.

Двадцать ярдов. Пятнадцать. Десять.

Шарлотта заняла стартовую позицию спиной к приближающейся Саманте и, устремив взгляд вперед, побежала. Она выставила правую руку назад, чтобы вслепую схватить палочку, как только та ударится о ладонь, и начать свой этап эстафеты.

Передача палочки вслепую. Для ее выполнения нужны доверие и слаженность – то, чего им обеим снова не хватило, как не хватало раз за разом уже битый час. Шарлотта на мгновение засомневалась и оглянулась. Саманта качнулась вперед. Пластиковая палочка скользнула вверх по запястью Шарлотты, по той же ссадине, что и двадцать раз до этого.

Шарлотта вскрикнула. Саманта запнулась. Палочка упала на землю. Гамма громко выругалась.

– С меня хватит. – Гамма сунула секундомер в нагрудный карман комбинезона.

Она зашагала к дому, топая босыми, порыжевшими от оголенной земли ступнями.

Шарлотта потерла запястье.

– Гадина.

– Идиотка. – Саманта судорожно вдыхала воздух дрожащей грудью. – Ты не должна смотреть назад.

– А ты не должна вспарывать мне руку.

– Это называется «передача вслепую», а не «передача в истерике».

Дверь кухни с грохотом захлопнулась. Девочки посмотрели на столетний фермерский дом, который Саманта прозвала «Шалтай-Болтай», – массивный и неуклюжий памятник тем временам, когда лицензированных архитекторов и разрешений на строительство еще не существовало. Даже закатное солнце не сглаживало его корявые очертания. Дом годами не видел ремонта, за исключением обязательной, наспех намазанной белой краски. В немытых окнах висели ветхие тюлевые занавески. Серая дверь, сотню лет встречавшая рассветы в северной Джорджии, выцвела, как выброшенная на берег моря доска. Крыша прогнулась будто от тяжести, что свалилась на дом, когда здесь поселились Куинны.

Саманту от тринадцатилетней младшей сестры отделяли два года разницы в возрасте и целая вечность разногласий, но сейчас она точно знала, что думают они одно и то же: «Хочу домой».

Домой – это в одноэтажный коттедж из красного кирпича, что стоял ближе к городу. Домой – это в знакомые с детства спальни, где стены украшены постерами и наклейками, а у Шарлотты еще и расписаны зеленым маркером. Домой – это где ко входу ведет аккуратный квадратный газон, а не безжизненная, истоптанная курами грязь с дорогой в семьдесят пять ярдов, так что издалека видно, кто подъезжает к дому.

Никто из них не видел, кто подъехал к дому из красного кирпича.

Казалось, с тех пор как их жизнь рухнула, прошло бесконечно много времени, но на самом деле – всего восемь дней. В тот вечер Гамма, Саманта и Шарлотта ушли на беговую тренировку в школу. Отец был на работе: Расти всегда был на работе.

Позже один из соседей вспомнил, что по улице медленно проехала незнакомая черная машина, но никто не видел, как «коктейль Молотова» влетел в окно дома из красного кирпича. Никто не видел, как из-под карниза повалил дым и как языки пламени принялись облизывать крышу. Когда кто-то наконец поднял тревогу, от дома из красного кирпича уже осталась лишь тлеющая черная яма.

Одежда. Постеры. Дневники. Мягкие игрушки. Школьные тетради. Книги. Две золотые рыбки. Выпавшие молочные зубы. Деньги, подаренные на день рождения. Тайком присвоенная помада. Спрятанные сигареты. Свадебные фотографии. Детские фотографии. Кожаная куртка одного мальчика. Любовное письмо от того же мальчика. Кассеты с музыкой. А еще диски, а еще компьютер, а еще телевизор, а еще родной дом.

– Чарли! – Гамма стояла на крыльце со стороны кухни, уперев руки в бока. – Иди накрывать на стол.

Шарлотта повернулась к Саманте и, бросив «Разговор окончен!», убежала к дому.

– Тупица, – пробормотала Саманта. Если сказать «разговор окончен», это еще не значит, что он действительно окончен.

Переставляя ватные ноги, она медленно двинулась к дому: в конце концов, это ведь не она была дурой, неспособной просто вытянуть руку и дождаться, когда в нее вложат палочку. Она никак не могла понять, почему Шарлотта не может выучить несложную передачу.

Саманта оставила обувь и носки рядом с обувью и носками Шарлотты на кухонном крыльце. Воздух в фермерском доме был влажным и затхлым. «Постылый» – такой эпитет вспомнила Саманта, когда вошла сюда. Предыдущий жилец, холостяк девяноста шести лет, умер в спальне на первом этаже в прошлом году. Друг отца разрешил им пожить здесь, пока они решают вопрос со страховкой. Если его вообще получится решить. Судя по всему, разногласия вызывал вопрос о том, не был ли поджог спровоцирован деятельностью их отца.

Впрочем, общественное мнение свой вердикт по этому поводу уже вынесло – видимо, именно поэтому владелец мотеля, в котором они провели прошлую неделю, попросил их найти другое жилье. Саманта грохнула входной кухонной дверью, потому что по-другому она не закрывалась. На незажженной конфорке оливково-зеленой плиты стояла кастрюля воды. Рядом, на коричневой пластиковой столешнице, валялась неоткрытая пачка спагетти. На кухне было душно и сыро – самое постылое место во всем доме. Ни один из предметов в помещении не сочетался с другим. Древний холодильник издавал зловоние и крякал, когда его открывали. Ведро под раковиной само содрогалось от своего запаха. Вокруг колченогого фанерного стола теснились разномастные стулья. Белые прямоугольники на кривых оштукатуренных стенах выдавали места, где раньше висели фотографии.

Шарлотта, высунув язык, раскидывала по столу бумажные тарелки. Саманта взяла пластиковую вилку и швырнула ее прямо в лицо сестре. Шарлотта хлопнула ртом – но не от возмущения.

– Офигеть, это было круто!

Вилка элегантно кувыркнулась в воздухе и приземлилась в точности между губ Шарлотты. Она взяла вилку и предложила Саманте:

– Сможешь так два раза подряд – я помою посуду.

Саманта выдвинула встречное предложение:

– Попадешь мне в рот один раз, и я буду мыть посуду целую неделю.

Шарлотта прицелилась, прищурив один глаз. Саманта старалась не думать о том, насколько глупо было предлагать младшей сестре бросить вилку себе в лицо, и тут на кухню вошла Гамма с большой картонной коробкой.