Опция номер (СИ) - "FlatWhite" - Страница 56

Такеши думает, от внезапности захлебнётся возможностями, перспективами — не (почти) мечтами, которых не было, которым не давали быть, — но ошибается. Глотнул и попустись. Добрый Хаято вручает спасительный круг: «ещё не поздно поплыть обратно» и «не обольщайся, ты такой не один».

От этого даже легче, и Такеши сразу приходит в норму. Дальше всё понятно. Самое сложное — пройти отбор, вступить в игру, а потом не первая в его жизни долгая и изматывающая борьба с Хаято. Именно с ним, а не со вторым противником. Хаято кого угодно крепче будет, даже если речь о Хибари.

Такеши рад, что, кроме него, на площадке только Кёя; что Хаято холоден и привередлив, по-своему замкнут и жесток к чужим чувствам. Он их не видит, редко верит, ещё реже ценит. Вот и пришло время, когда его невнимательность и толстокожесть принесла пользу, а не лишь ворох проблем и боли.

Хаято не замечает, а тут заметил.

Такеши притормаживает за несколько домов до своего, хочет ещё немного пощупать эту мысль до того, как её прервёт шум посетителей в ресторане или просьба отца помочь на кухне.

Может, Хибари просто пахнет приятнее и сильнее? Такеши шлёпает себя ладонью по лбу. Ну, конечно, он пахнет лучше, раз не пьёт таблетки. И из-за тренировок остаётся рядом с Хаято вплоть до начала течек. Вот же хитрый жук.

Хочется по-детски выкрикнуть: «Нечестно», «Эй, судья, посмотри!», ведь, если бы с Хаято тренировался он, а не Хибари, вопрос выбора даже не стоял бы. Но судей нет, а он больше не в младшей лиге.

В его возрасте обвинения проглатывают и не останавливаются. Дело ведь не в способах, правых и виноватых, а том, чтобы у них всё было хорошо. В его глазах хорошо — когда Гокудере можно отсыпать внимания и нежности. Побольше. Не жадничать, не жалеть. Заласкать до дрожи в коленках и потери памяти о любых тревогах. Обнимать, гладить, прижимать ближе, пока не начнёт кричать: «Хватит телячьих нежностей», а сам только крепче за плечи хватается и брыкается так неубедительно, что невозможно сдержать смех.

Только Хибари тот ещё скупердяй.

«У него это вообще серьёзно?» — с сомнением думает Такеши. Хибари… Он ведь совсем из другого теста: изничтожать врагов — да, тренировать своих — да, защищать своё — да. А как заботиться (по-настоящему, не кулаками) так сразу «сам ему всё купи» и «хочешь, забирай».

Такеши смотрит на забор и подсвеченные окна соседей, ёжится от порыва ветра в спину.

Он-то хочет. Знать бы ещё, с чего вдруг Хибари передумал.

Опять вломиться к нему в гости, что ли?

***

«Йо, Хаято. Ты никуда не сбежал ночью? — спрашивает добрый, со смешинкой голос. — Будешь идти со стороны квартиры?»

«Ага-а-а», — в зевке растягивает Хаято и отсылает запись.

«Хорошо, увидимся».

Не испачканным мизинцем Хаято закрывает мессенджер и продолжает втирать маскирующий запах крем. Рутинная процедура, почти как чистка зубов. А ведь поначалу представлял её как супергеройский ритуал для активации способностей невидимки. Глупо, но в утешение фантазия и не такое придумает, когда у тебя первые течки и стресс, хоть вены вскрывай.

Хаято закручивает крышку и откладывает баночку. Исключительности и странностей в его жизни хоть отбавляй, но некоторые вещи просты и неизменны. Утро считается добрым, если Такеши радостно объявляет ему об этом. День объявляется трудным, если Такеши коротко сообщает: скоро будет. Мир идёт трещинами, если Такеши не звонит совсем — ни до трели будильника, ни после.

Хаято несколько раз заглядывал в тёмный пустой экран. Время проверить, а не потому, что в груди холодило от долгого ожидания. Но Такеши написал. Хаято нажимает повтор. Задерживает дыхание, пока вслушивается. Ловит ухом смешинки и упорно ищет намёк на обиду: приглушённый скрежет зубов, отголоски металлического звона в словах… Ничего.

От этого «ничего» он расслаивается, как молоко: наверху — прокисшее разочарование, внизу ещё теплится чистое, светлое. Благодарное.

Хаято путается в ощущениях. Должен же Такеши что-то чувствовать. Переживать, нервничать, ревновать или обижаться. Хаято нужно его непоколебимое «я с тобой», несмотря ни на что, только грош ему цена, если не различает — Такеши накинул маску или ему и правда всё равно, с кем Хаято будет. И не надо обманываться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Из короткой записи Хаято пытается собрать картинку, но не уверен ни в одной из приходящих на ум версий. Такеши не поверил в предложение Хибари? Или поверил, но его не трогает? Хаято не понимает. Его самого бы порвало на лоскуты, между ушами грохотали бы взрывы проклятий и картинки ожесточённых убийств, у него серединка на половинку не бывает. Он знает, было бы так, будь он влюблён.

У них с Такеши не так?

Хаято закусывает губу. А как у них вообще могло бы быть? Закрыть глаза и представить просто.

По-другому как-то. Терпко и сладко, с привкусом вечности. «Ты не исчезнешь, не убеждай меня в этом».

У Такеши свой мир в голове, сухие и горячие руки, прямой, искрящийся восхищением взгляд, неубиваемое «никуда не денешься». Никаких соблазнений и намёков, игр бровями и флирта. Такеши бы обхватывал ладонью за талию — будто так можно — и искренне удивлялся «а могло быть нельзя?» И вёл бы его, куда сам хочет. И грел, если решал, что Хаято замёрз. И кормил, если ему казалось, что Хаято должен немного отъесться, потому что у него острые натянутые скулы, острые коленки, острые глаза, а в тяжёлом ремне хоть новую дырку пробивай. Джинсы сползают сами, или Хаято выползает из них. Или ему в принципе лучше без джинсов. «Надень шорты, мы же у меня дома», — всегда говорит Такеши и достаёт те, что Хаято закинул к нему ещё год назад.

Может, Такеши не ждал бы от него никакого сигнала и окончательного решения. Не как Хаято видел в фильмах, читал в книгах или слышал от Шамала, когда сеньорит добиваются годами, наворачивая вокруг них круги на приличном, благопристойном расстоянии. Такеши бы его нюхал, дышал им, заботился — открыто, не стесняясь, как щенка выгуливал на улице и с лицом «в этом нет ничего такого, все так делают, как иначе-то». Ему же разрешили, ему же руки развязали, ну и что, что щенок не может открыть рот и чётко, по-человечески сказать: «Я тоже тебя люблю». От него и не ждут.

Хаято шумно выдыхает. Похоже на правду. Это в его духе.

Но проверять страшно.

Они не целовались ни разу. Губы Такеши попадали в макушку, в лоб, в виски, касались плеча и исчезали. Хаято считает, и правильно. Потому что он боится ощутить фальшь или не ощутить ничего, если Такеши коснётся его языка. Или хуже: если он ощутит волну, а Такеши, наоборот, её не словит. Порой оказаться невлюблённым страшнее, чем влюблённым.

Но когда Такеши проводит тёплой рукой вдоль позвонков — приятно. Когда носом щекочет за ухом — остро и ярко сжимается в животе. Вероятно, у всех омег на всех альф так в груди тренькает, когда носом утыкаешься в подмышку. Хаято не знает.

Сомневается.

А в снах высокий альфа с чёрными волосами сжимает руками бёдра и тянет на себя. Вокруг полумрак, и глаза закрыты. Никак не различить, какого они цвета, и по запаху не узнать, будто они снова в сэнто, где всё размыто, продезинфицировано, доказательств преступления нет. На собственной руке штрихкод, чужие — скрыты в воде.

Не утопиться бы, не захлебнуться раньше, чем поймёт.

Хаято заставляет себя выйти из квартиры.

***

Неприемлемо, чтобы учителя провожали учеников длинным вязким взглядом. Преподаватель вздрагивает и, прижав папку к груди, мгновенно исчезает из поля зрения.

Учащимся положено принимать душ только после спортивных занятий. Щуплые ботаники сползают по плитке, мямлят про разлитый сок. Все пятеро.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Дежурным недопустимо использовать забытые вещи других учеников. Кёя выбивает щеколду в туалете. Конфискует пиджак Гокудеры Хаято.

Кёя неторопливой поступью продолжает обход. На очереди вестибюль, и он заранее прикидывает, сколько запасных замков осталось в подсобке, потому что тот — в третьем ряду, шкафчик пятый с конца — наверняка снова сломан.