Королевский тюльпан. Дилогия (СИ) - Лебедева Ива - Страница 84

— Алина, — сказал Этьен и я поняла по его голосу, что он ощущает то же самое, — принцу нужно умыться.

— Может, еще и ванну принять? — скептически осведомилась Магали, но ее голос явно свидетельствовал о том, что и она — между проводами. — Нам воды может не хватить.

— Он прав, надо все по порядку делать, — сказала Франсю.

Через пять минут в ее руках была небольшая лоханка. Лепесточница поставила ее на камень перед Нико и сказала: «Умывайтесь», первый раз обратившись к маленькому принцу на «вы».

Мальчишка кивнул и разделся до пояса. В факельном свете он напоминал цветок — тонкий белый стебель с белым бутоном-головой. Нагнулся, умылся. Глядя на выступавшие позвонки и лопатки, я забыла все свои недавние страхи, утонувшие в жалости. Что не помешало мне порыться в мешке с нашим скарбом и протянуть ему чистую рубашку, купленную после одной из последних сделок с почками.

Нико поблагодарил, оделся. Причесал рукой мокрую голову. И тихо сказал:

— Я готов.

Он взял золотую лопатку и вытянулся напротив черной стены, как солдат почетного караула.

— Алина, отойдите, пожалуйста, — произнес Этьен почти умоляющим голосом, — за черту.

Пригляделась — как я раньше не увидела? Мой маленький принц стоял в середине полукруга, выложенного золотой плиткой. Пришлось отступить еще дальше от стены, только сейчас осознав, насколько она страшна.

Я до этого боялась? Ни фи-га! На одну секунду ощутила себя мамочкой в зоопарке, когда ребенок уронил машинку в бассейн с белыми медведями и туда полез. Даже не поняла, сумела ли сама устоять на ногах, не бросившись к маленькому принцу, или меня удержали.

Сердце хотело выскочить. Уши заложило. Поэтому звонкие, четкие слова слышала через раз. Даже не всегда разбирала, что говорил Этьен, работавший суфлером.

— Я пришел сюда по древнему праву, чтобы именоваться Хранителем этой земли!

…

— Я — почва этой земли. Я — в каждом стволе и в каждом стебле. Я вода для нее и огонь для нее.

…

— Я — ветер этой земли, несущий дождевые облака. Я — вода для высохших нив и садов. Я — тепло для озябшей почвы.

— Ой, сейчас лопатка раскалится, — шепнул Терсан.

Блин, зачем напомнил! Пока мы ждали окончания земляных работ возле завала, я дважды услышала про похождения Этьена и про то, что ждет моего Нико в этом проклятом подземелье. Рационально даже обиделась: лучше ничего бы не знала, как не знаешь подробностей медицинской процедуры. И тут же себя изругала — не стыдно, так прятать голову?

Теперь это не имело значения. Я смотрела на белый затылок, будто пыталась дотянуться до него рукой, стоя за десять шагов…

…И это удалось. То ли такой крутой нервяк, то ли мой нервяк был усилен этой чудесной комнатой, но я ощутила то, что чувствует Нико. Лопатка и правда разогревалась, медленно, но неуклонно. Будто он сунул правую руку под струю в раковине, а левой медленно прибавляет горячую воду.

— Я — дыхание для каждого дыхания! Я — жизнь для каждой жизни!

Голос маленького принца стал еще громче, еще звонче, еще напряженнее. И я понимала почему — лопатка разогрелась почти до невозможного. Почему, почему маленький дурачок ее сжимает?! Лучше бы расслабил пальцы, чтобы бросить, когда будет невтерпеж! И где дура Магали с лекарствами?!

— Я — пламя, согревающее лепесток и палящее тернии. Я не боюсь огня.

Еще капля горячей воды. Я сейчас не выдержу. Как же держится он?

— Огонь, стань моей силой. Огонь, испепели меня, если я недостоин принять тебя!

Чудо. Палящий поток замер — ни жарче, ни прохладней. Если не будет горячей, держать еще можно.

И вдруг черная стена осветилась, будто ее саму раскалили изнутри. Еще секунду назад она была гладкой и чистой. Теперь на ней отчетливо проявились очертания двух драконов…

Блин, ничего себе, это не рисунки! Это какие-то барельефы. Или статуи. И эти статуи ожили. Оторвали морды от стен, уставились на маленького принца…

— Никто не говорил, что такое бывает! — в ужасе шепнул Этьен.

Драконы выпустили огненные струи, соединившиеся в один шар. И этот шар коснулся правой руки Нико.

И исчез, будто вошел в руку. Исчезла и золотая лопатка. Зато сама рука осветилась, будто она была хрустальной, а внутрь вставили лампочку. И из нее вытянулся золотой тюльпан. Потом рука опять стала обычной маленькой ручкой. Но я уже знала, что у нее внутри.

— Лопатку жалко, — донесся печальный голос Терсана. — Она двести монет стоила, не меньше.

Я его почти не слышала. Потому что в эту секунду стало происходить что-то странное со стенами. Они словно стали прозрачными, но там, за ними, был не этот мир.

Ездили машины, хмурое питерское небо чесало облака об Адмиралтейский шпиль, серый асфальт с пятнами невесть как сохранившейся брусчатки влажно поблескивал в свете фар и стыдливо прикрывался первым золотом осенних листьев.

Там… да быть не может! Там был мой мир! И стены, они не просто стали прозрачными, вон там, напротив, где раньше были драконы, стена исчезла вовсе. Сырой воздух, пропитанный знакомыми запахами старой штукатурки и бензинового выхлопа, ласково коснулся лица, словно радуясь — давно не виделись.

Хочешь домой? Шагни. Шагни — и этот ненормальный мир вместе с его сумасшедшими обитателями останется просто затяжным сном, который забудется через пару месяцев и три визита к психологу.

Ну, давай же, Алина! Они тут сами справятся, вон у них есть настоящий принц и магия. А тебе пора домой!

ЛИРЭН

Позапрошлый день оказался хлопотным, ночь — еще больше. Вчерашним днем и прошедшей ночью я был бы рад отдохнуть, но не давали. Заснуть удалось лишь под утро.

Сон был кошмарным, добродетельный мерзавец добился своего. Запугать меня, конечно, не сумел, но лишил душу последнего покоя.

— Если не все лепесточники задохнулись, — сказал он с усмешкой, — они уж точно рассказали ей про выкуп. Кстати, это первая злая казнь за последние двести лет, когда глашатаи не кричали про отмену выкупа и это не было упомянуто в афишках. Ах, я не сомневаюсь, кое-кто узнает про это и сделает нужные выводы. Ты догадался?

Подлец веселел с каждой секундой.

Я зажмурился, пол слегка подрагивал. Он что, пляшет?

— И заметь, я даже не заставляю тебя отвечать. Я знаю, что ты слышишь меня! Ты еще никого так внимательно не слушал в свой жизни, как сейчас! Ведь речь не о твоей жизни и смерти, а о том, что для тебя важнее! Так какой же выкуп будет принесен? Может, голова предателя Этьена? Впрочем, такой умнице хватит хитрости привести его живым. Нет, нет, это слишком мало. А вот если она приведет маленького…

Видимо, Лош вспомнил, что стража слишком близко, и резко замолчал, будто сам схватил себя за язык.

Я сдержал смех, чтобы не застонать, — какой он все-таки трус!

— Если она приведет и отдаст мне маленького самозванца, может, тогда я приму выкуп и помилую тебя. Правда, приятно слышать? — Тварь сделала тягучую паузу и продолжила: — Но разве народ примет такой выкуп? Он крикнет, что наглого мальчишку надо высечь и отдать сапожному мастеру, пусть научится делу. А негодяя — немедленно казнить! И не одного, а вместе с негодяйкой, которая предложила такой абсурдный выкуп. По такому же старинному ритуалу — перед злой казнью равны злодеи и злодейки. Да, кстати, ты же, наверное, не раз видел ее обнаженной?

Наверное, я дернулся. Или издал какой-то звук. Потому что мой ликующий мучитель возликовал еще больше.

— Или не видел? Вы совокуплялись в темноте? Чудесно! У тебя будет небольшое предсмертное удовольствие — ты увидишь ее голой. Под кнутом! Правда, одновременно ее увидят еще сто тысяч глаз, но тут уж прости — я не могу лишить людей такого зрелища. Да, если извинишься передо мной, меч для ее шейки будет острый. Для тебя — тупой. Извини, толпа должна насладиться долгим зрелищем.