Право на страсть (СИ) - Кофф Натализа - Страница 31

— Вполне благовидный предлог для мордобоя, — невозмутимо произнес Громов, отсалютовал полупустым стаканом. — Родная, теперь можешь спать спокойно. Дальше я все сам решу.

— Мужчины! — фыркнула Эмма Петровна и гордо прошествовала вверх по лестнице.

Громов не смотрел на меня, словно моя персона перестала быть ему интересна. Так смотрят на ненужный мусор, который хотят выбросить в урну.

— Я не дам развода! — сразу обрисовал свое положение.

— Ты дашь развод, Прохор! — безапелляционно заявил Громов, сел в свое кресло, швырнул передо мной стопку бумаг, исписанную мелкими буквами, и взглянул на меня своим фирменным взглядом: — Или на своей карьере можешь поставить крест, щенок!

— Да с удовольствием! — оскалился я, даже не прочитав бумаг, подтолкнул их тестю обратно. — Мне ничего не нужно. Нужна ваша дочь.

— Я тебя раздавлю, Тим Реми! — грозил мужчина, сверля меня убийственным взглядом.

— Да плевать! И Тима Реми больше нет. Сгинул безвозвратно, — спокойно ответил я. — Михаил Данилович, давайте начистоту. Я все понимаю. Признаю вину за собой. Готов понести наказание. Любое. Но от Руси я не откажусь.

— Любое? — взгляд Громова блеснул азартом, и я понял, что своими словами спровоцировал тестя. Но отступать не собирался.

— Любое, если оно не скомпрометирует Руслану. Мы все еще женаты, Михаил Данилович. И я не стану вредить ее репутации, — уточнил я.

— Раньше нужно было думать, Проша, — вздохнул Громов и выдвинул верхний ящик письменного стола.

Тесть бросил свернутую газету. Небольшая, но цепляющая взгляд фотка. Немного текста. И целый фейерверк в моей голове.

Чертова Ракель! Убью суку голыми руками!

«Известный красавчик, фотомодель и бизнесмен Тим Реми заявил о своем намерении расторгнуть брак с женой. Ракель Ноди — избранница Тима — приоткрыла завесу тайны их невероятной истории любви».

— Чем опровергнешь? — пронзительный взгляд Громова намертво приклеился к моему лицу. А я мог думать лишь о том, что моя Руслана, наверняка, уже прочла эту статью, как и половина планеты.

И вторая мысль: сучку Ракель больше не возьмет на работу ни одно агентство. Я об этом позабочусь.

— Вы ведь все равно мне не поверите, — пробормотал я.

Черт! Черт! Черт! И ни единой мысли, что мне делать дальше.

— Если бы Руське было плевать на тебя, Проша, тебя бы здесь не было, — заговорил Громов после затянувшегося молчания. — Предупреждаю сразу. Ты мне не нравишься. Мне не нравится твой образ жизни. Твоя так называемая работа. Причесочка эта твоя лохматая. Ты мне весь не нравишься. Но каким-то чудом ты дорог моей дочери, пусть в настоящий момент она лежит в своей постели в доме родителей и мечтает убить тебя.

А я уже не слышал ничего дальше. Руся тут? В доме Громовых? Невероятно!

Я вскочил на ноги и метнулся к двери. Громов что-то бормотал в отношении моих манер и неуважения к старшим. Но я ничего не слышал. Я мчался к своей жене.

Дверь, ведущая в комнату Русланы, была не заперта. Я не стал обманывать себя и думать, будто жена ждет именно меня. В нашем случае, все иначе. Если бы Руслана знала, что я появлюсь в их доме, то не просто заперлась, но и сбежала бы на край света от меня.

Я вошел в спальню, осторожно прикрыл за собой дверь. В полумраке были видны очертания женской фигуры, крепко спавшей в кровати.

В ушах грохотал пульс. Руки обжигало огнем, так сильно я хотел коснуться хрупкой ладони, прижать к себе девчонку, вдохнуть аромат ее волос.

Был уверен, что просто сдохну, если не обниму Руслану в тот самый момент. А потом, пусть кричит, пусть швыряет в меня посудой, да пусть творит, что вздумается, главное, я буду рядом.

Шагнул ближе к кровати. Протянул руку к ладони. Коснулся хрупких пальцев своими. Несмело, точно вор.

— Налюбовался? — раздался хриплый голос за моей спиной. — А теперь умотал, пока ребра целы!

Нет, я как бы знал, что Горыныч теперь работает исключительно на Руслану, но чтобы вот так, двадцать четыре часа подряд? Это, млин, ни в какие ворота!

— Какого хрена ты тут забыл? — прошипел я в ответ.

Горыныч скрестил руки на груди, ухмыльнулся, смерил меня презрительным взглядом. За его спиной через приоткрытую дверь ванной лился яркий свет. И даже слепой мог рассмотреть, что Горыныч, мать его, в одном полотенце.

Куски головоломки никак не хотели складываться в одну общую картину. Я старательно гнал хреновые мысли. Но правда была в том, что сейчас — глубокая ночь, Руслана спит в своей постели в той самой прозрачной сорочке, которую я ей подарил, а из ванной комнаты выползает голый мужик. Нужно быть дауном, чтобы не прийти к верным выводам.

— Ты, млять, с моей женой! — прорычал я.

Кулак полетел в улыбающуюся морду давнего приятеля. Взор затянула пелена ярости. Под грудиной ныло так, что ни вздохнуть ни выдохнуть.

— Уходи! — голос отозвался атомным взрывом в моем сознании.

Одно слово — приговор. Оно грозило перечеркнуть все светлое, что было в моей жизни.

Хотелось кричать, выдернуть хрупкое тело из-под одеяла и встряхнуть как следует.

«Что ты творишь, глупая?!» — мысленно кричал я, но взгляд замер на пронзительных карих глазах, полных обиды, боли и неоправданных ожиданий.

Руслана ведь думала обо мне точно так же. Я для нее изменник. Утром она подаст документы на развод. А после мы станем чужими друг другу людьми.

 — Нет! — отрывисто выдохнул я.

— Нет? — усмехнулась Руслана и села в кровати, — Мы с тобой свободные люди. У тебя есть… как ее? Ракель Ноди? У меня — Горыныч. Все счастливы. Так что, вали из моего дома, Реми, и из моей жизни!

— Нет! — уже тверже произнес я, устраивать мордобой вмиг расхотелось, и все мое внимание досталось жене.

Да, я тот еще придурок. Но сейчас, когда видел ее лицо, читал в полумраке комнаты каждую эмоцию, каждое малейшее изменение в ее глазах, ясно понял: не спала она с Горынычем. Не могла. Не могла и все.

Это раньше я был слепцом. И трусом. А сейчас твердо знал: любит она меня. А если любит, то и спать с другими не станет.

— Придурок! — процедила Руслана.

— Верно, — согласился я.

— Стой, где стоишь, идиот! — пригрозила любимая.

Я бы с радостью послушался. Но просто не мог находиться вдали.

— Я соскучился! — и снова шаг к ней, пусть он и не сократил пропасти между нами.

— Убирайся, идиот! — выкрикнула Руслана.

— Прош, давай, действительно, сваливай, — подал голос Горыныч. — Не хватало нам еще истерики.

— Да! Мне не хочется смотреть на твои концерты, Реми! — шипела Руслана, выдергивая свои ладони из моих пальцев. Но я уже заполучил то, чего желал больше всего на свете. И не собирался отступать.

— Жаль, потому что придется мириться с моим присутствием в твоей жизни, любимая, — выдал я.

Всего на секунду Руслана застыла. Взмахнула слипшимися ресницами. А потом рявкнула так, что в ушах зазвенело:

— Убирайся, Реми! И не вздумай никогда в жизни произносить эти слова! Никогда!

— Прош, уходи, — поторопил Горыныч.

Руся сжалась в комок в самом дальнем углу кровати. Словно не хотела касаться меня, даже близко не желала находиться.

Было больно. Но ведь сам виноват. Винить больше некого.

— Хорошо, — хмуро кивнул я, поднимаясь на ноги. И сам не заметил, когда умудрился встать на колени рядом с кроватью. Идиотская поза. Унизительная. Но я бы прополз и сотню километров, если бы помогло.

— Это не твой ребенок, Реми! — полетело в спину острым ножом. — Не твой!

Какая сила заставила меня промолчать — я не знал. Двигался на автомате, перешагивал через ступени. И лишь оказавшись на крыльце, понял, что рад проливному дождю. Он смывал всю горечь из моей головы, прояснив мысли.