Curriculum vitae (СИ) - Васильев Сергей - Страница 48

– Добро вече! – прошептал ангел, не отрывая глаз от страдальчески-искаженного лица Распутина.

– Кто это? – прохрипел легионер на ухо Ежову, вцепившись пальцами в его руку.

– О-о-о-о, как у нас всё запущено! – присвистнул Лёшка, – не узнаешь свою няньку? Ну что ж, давай знакомиться! Даша, это – Гриша! Гриша, это – Даша!

– Душе͑нка, – улыбнувшись, поправил “ангел” Ёжика.

– Как себя чувствуешь, ду͑шенька? – собрав в кулак всю свою силу воли и стараясь не хрипеть, произнёс Распутин, удивляясь новым интонациям в своём голосе.

Ангелоподобное существо, очевидно не поняв, что сказал Григорий, виновато опустило глаза, а Лешка, наоборот, вытаращился на легионера, будто видел его впервые.

– Ты смотри, голос прорезался! Да какой певучий! – улыбнулся он во весь рот, – Дашенька, вы положительно влияете на самочувствие нашего Штирлица! Давай-ка, я его прислоню к чему-нибудь фундаментальному, например, к дивану. Секунду… Держись-не-падай, герой. Вот так! Если тебе прямо сейчас не требуется срочная путёвка в комнату раздумий, предлагаю вам пообщаться, а меня отпустить для выполнения всяких разных служебных надобностей. Даша, побудьте с ним немного. Если начнёт валиться – зовите!..

Весь этот фонтан красноречия Распутин пропустил мимо ушей, не отрывая взгляд от небесного создания, стоявшего напротив, и терзаясь всего одной мыслью – как он мог, как посмел не разглядеть эту красоту в том злосчастном доме на окраине покинутого села?!

– Эй, Айболит! – Лёшка помахал рукой перед глазами Григория, и увидев, что привлек его внимание, дурашливо вытянулся во фрунт. – Разрешите идти?

– Да иди ты! – раздраженно бросил Распутин, поморщившись от такого шутовства, показавшегося ему абсолютно неуместным.

– Есть! – гаркнул Лёшка.

Душе͑нка-ду͑шенька вздрогнула и удивлённо вскинула свои глазища, а майор, выскочив в коридор и удаляясь, прогудел паровозным сигналом – “не шалите, I’ll be ba-a-a-ack!”

Эхо шумных шагов Ежова умолкло. Теперь Душенка и Григорий смотрели друг другу прямо в глаза и каждый силился понять, что думает о нем визави, знакомство с которым случилось при столь обескураживающих обстоятельствах и продолжилось ничуть не менее драматично.

– За́хвалюем вам! – наконец прошептала девушка, поняв, что собеседник окончательно превратился в мебель.

– Извините…, - Григорий чуть не чертыхнулся, сделав шаг навстречу, и снова вынужденно схватившись за спинку дивана, чтобы не упасть.

Душенка молнией метнулась к легионеру, подставила своё худенькое плечико.

– Ocлони се на ме͑нe! Не плаши се! Я сама яка![27] – заворковала она чудным грудным контральто. Позже Гриша узнал, что девушка сорвала голос, ругаясь на бандитов, и просто не могла себе позволить свой обычный тембр. Но в тот момент Распутину показалось, будто грациозная гибкая кошка изящно коснулась своим шелковым боком его руки и заурчала-замурлыкала, утешая, убаюкивая, даря умиротворение и нечаянную тихую радость. Она помогла опуститься обратно на диван, взяла руку в свои ладошки и что-то спрашивала, снимая повязку, перебирая пальчиками кожу на запястье, а Гриша глупо улыбался, сознавая, что выглядит беспомощно и нелепо, но даже не пытаясь как-то приосаниться и сменить изображение на лице. Часы остановились. Он выпал в межвременное пространство и жил там долго и счастливо, пока на улице не раздались отрывистые команды, а в коридоре топот тяжелых армейских берцев. В комнату ворвался возбужденный Ежов с глазами старика из сказки Пушкина, выменявшего свою старуху на золотую рыбку.

– Ну, Айболит, всё! Привезли твоего полунемецкого эскулапа, пойдем долги гостеприимства возвращать! Шустрый оказался пациент, чуть не сорвался с крючка. Албанцы его прямо в аэропорту подсекли, на виду у всей немецкой делегации. Ещё полчаса, и случился бы полный “ауфидерзен”!

– А теперь мы будем отвечать по-военному быстро, чётко и убедительно, – перевернув стул спинкой вперед, усевшись на него, как на коня, и положив свои кулачищи на верхнюю перекладину, отчеканил Ежов, упершись взглядом в Айвара.

Тот фыркнул, тряхнул головой, дернул пластиковые хомутики, намертво прицепившие его руки к ручкам стула и насмешливо ответил по-русски:

– Вы, майор, с ума сошли или перепились на радости, что из своего российского гадюшника в приличную страну попали! Какие ответы? С какой стати? Это не я вам должен что-то говорить, а вы мне приносить извинения, пока дело не дошло до политиков, чтобы за ваши действия не пришлось оправдываться вашему алкашу-президенту!

Ежов, запрокинув глаза в потолок, со скучающим лицом выслушал гневную тираду эскулапа и печально вздохнул по её окончанию.

– Ну вот не везёт мне категорически! Каждый раз – одно и то же! Вы, Айвар Витолдович, совершенно не цените ни моё, ни собственное время! Ваши требования, к сожалению, невыполнимы. Знаете почему? Потому что вас тут нет! Никакого гражданина Латвии Веиньша на Балканах не было изначально, а доктора Августа Вуле три часа назад похитили на глазах у коллег члены какой-то албанской криминальной группировки и держат в заложниках. Неизвестно где. Кстати, абсолютно отмороженные ребята… Никто не знает, что они сейчас с вами вытворяют…

При этих словах в ладони майора вдруг оказался компактный охотничий нож и начал выписывать замысловатые пируэты между пальцами.

– Как же вы так неаккуратно оттоптались на мозолях местной бандоты? У них межклановые разборки веками ведутся, а вы решили поучаствовать… С какой целью?

– Не суйте нос, куда ни попадя, майор! Это не ваше дело!

– А у меня работа такая – совать нос не в свои дела.

Айвар перевел глаза на Распутина, оставшегося сидеть у двери.

– Какой же ты дурак, Гриша! Какой же дистиллированный клинический идиот! – перешел он на немецкий язык, – из всех вариантов ты выбрал самый проигрышный! Из всех противостоящих сторон – самую бестолковую, где вообще не ценят людей и даже не понимают, как можно использовать профессионала! Потому у них всё наперекосяк и через жопу! Академики картошку копают, а сержанты изобретают оружие…

– Кстати, оружие получается неплохое, – заметил Распутин, – американские морпехи в горячих точках почему-то обзаводятся в первую очередь именно им, оставляя хваленые М-16 только для парадов и интервью с корреспондентами. А Отечество… Его не выбирают, Айвар. Это не мундир, который можно повесить в шкаф или выбросить в мусорник.

– Три раза “ХА”, Гриша! Твоё Отечество само меняет мундиры и флаги чаще, чем приличные люди успевают выпить чашечку кофе!

– Ты опять ошибся! Все мундиры и флаги, что ты видел – это части единого целого. Одно и то же явление, просто с разных сторон, при разном освещении в разное время суток. Ты сначала нашёл зуб медведя, потом поковырялся в его экскрементах, и вдруг решил, что это – разная фауна. Но лишь для твоего хуторского мышления медведь – слишком большое животное, чтобы существовать целиком.

– Гриша, ты болван! Нет и никогда уже не будет никакого целого медведя. Есть его ошмётки, распотрошённые и освежёванные англосаксонским гением, временно находящиеся в одной куче, покорно ждущие, пока могучая рука заокеанского хозяина отправит их поочерёдно на кухню цивилизованного человечества. Ты защищаешь миф, Гриша, фикцию! Россия – это даже не голый король, а его бесплотный призрак! Мутное изображение на пожелтевшей от времени фотокарточке! Ты слепой, Гриша, если не видишь этого! Вы все тут – слепцы! Несчастные люди!

Айвар в запальчивости опять перешел на русский, невольно сделав Ежова соучастником диалога.

– Но майор, он хоть за свои звездочки бьётся, за “боевые” и командировочные в валюте, а ты, Гриша, за что? Тебя твоя Родина пережевала, переварила и… Ты и миллионы таких же, как ты русских за пределами России – жертвы её дефекации! И вы всё равно упорно лезете обратно в задницу с криком “Это наше Отечество!”, чем подтверждаете свою рабскую сущность…