Curriculum vitae (СИ) - Васильев Сергей - Страница 40

– Получается, что мы не только про революцию, но и про Первую мировую ничего не знаем? – проняло Васю, обычно равнодушного к истории. – Но каким образом эти мрачные списки и пикантная переписка оказались у скромного капитана французской разведки?

– Это он во французской разведке был скромный капитан, а в иерархии Ватикана – камерарий. Что-то вроде министра финансов и министра по особым поручениям. Ну а сам Ватикан, как пояснял Дальберг, давно специализируется на интеллектуальной собственности и охоте за головами. Всё логично.

– Прибрать бы, – Вася тоскливо обвел глазами творческий беспорядок.

– Не трогай, без тебя справлюсь, – покачал головой Григорий, – тащи службу за двоих, а я постараюсь за ночь управиться. К утру всё будет в первозданном виде

Дальберг был внешне бодр, весел, и только осунувшееся лицо, блуждающий взгляд и синяки под глазами говорили о том, что прошедшая неделя была для него совсем невеселой.

– Жорж, спасибо за помощь. Наша встреча оказалась для меня божьим провидением, – начал он, когда оба расположились на том же самом месте перед камином, где их беседа была прервана восемь дней назад. – Вы очень помогли мне, и даже не буду скрывать, неожиданно оказались джокером в моих непростых отношениях с партнёрами… Их оперативная группа, услышав ваши переговоры по “уоки-токи” на русском языке, решила, что мой замок продан русской мафии, а с ней в Европе никто не хочет связываться, даже итальянцы. Они однажды назначили встречу своим коллегам из России, нагло влезающим в дела на Адриатике. И вот представь себе, в качестве посланца одной из семей Каморры прибывает белоснежный Роллс-Ройс с двумя ослепительными джентльменами во всём белом, а со стороны “Русси паци” двадцать разнокалиберных внедорожников и почти сотня вооружённых до зубов “комбатенти”. Жорж! Они с собой на встречу привезли даже гранатомёты и миномёт! Итальянцы молча сели в свой лимузин и укатили восвояси. Вот и мои “гости”, обнаруженные вами, тоже не стали испытывать судьбу. Ваше присутствие и громкий русский язык мне очень помогли… Надеюсь, никаких минивэнов больше не будет, по крайней мере, до конца зимы. А потом им всем станет не до меня.

– Кто это был? Орден?

– Нет, просто наёмники. А заказчики – те, кому до всего есть дело. Хотя эти “mob”[22] водится в основном за океаном.

Конструируя предложение, Дальберг умудрился настолько презрительно переплюнуть через губу английское слово, что Григорий невольно вздрогнул и удивлённо покосился на иезуита.

– Не смотри на меня так, будто тебе нравятся янки, Жорж, – поморщился хозяин замка, – после развала СССР они вообразили себя хозяевами планеты, изрядно поглупели из-за своего высокомерия и стремглав несутся к пропасти. Только что принято решение по нашим заокеанским партнёрам. Надо помочь им не свернуть с этого скорбного пути, дать такую кость, которой они гарантированно подавятся. Теперь предстоит много работы и мне лично… Заметь, Жорж, не Ордену и не Ватикану, а лично мне потребуются доверенные люди, никак не связанные с престолом и лучше всего – не граждане Евросоюза. Согласись, что у нас с тобой один враг, а такое обстоятельство сближает. В этом и заключалось моё предложение…

– Предложения я пока не услышал, – ответил Распутин, напряженно вглядываясь в лицо иезуита. – У меня ощущение, будто я – на митинге “За всё хорошее против всего плохого”. Что ты хочешь, чтобы я сделал, Петер?

– Пока меня интересует просто информация из легиона. Какие приказы ты получаешь? С кем контактируешь в процессе их выполнения? С каким результатом?

Сердце Распутина ухнуло вниз. “Ну вот оно и настало,” – тоскливо подумал он, представляя, как, в случае отказа, Дальберг канализирует результаты балканского расследования коллегам из Opus Dei с прогнозируемым для Григория результатом.

– Ты же имеешь свои связи с командованием легиона. Зачем тебе информация от капрала?

– О, Жорж! Ты не прав. Командование имеет информацию неполную и однобокую. Они видят карты и донесения. А мне нужны глаза и уши непосредственного участника боевых действий.

– Так нет никаких боевых действий.

– Это временно. Уже по весне вас отправят обратно на Балканы.

– Кость американцам – это Сербия?

– Да, и если они не подавятся, будет вторая и третья..

– Но это же драка дворовой компании со сборной по боксу! Погибнут тысячи мирных жителей!

– Бремя цивилизованного человека иногда требует жертв!.. Что ты на меня так смотришь?

– Однажды я уже это слышал… У меня есть время подумать?

– Да, конечно. Буду ждать твоё решение в течении года. Могу предложить встретить следующее Рождество вместе, если созреешь к серьезному диалогу. Если нет, я это пойму без лишних слов…

“У меня есть целый год, “чтобы добежать до канадской границы”, - зло подумал Распутин, коротко кивнул и, не замечая протянутой руки Дальберга, вышел из библиотеки.

Иезуит спрятал ладонь за спину и улыбнулся кончиками губ. Его лицо, подсвеченное огнем камина, стало похоже на маску сатира. Он прошептал вслед удаляющимся шагам: «Oderint dum metuant»[23]

Глава 18. 12 июня 1999 года. Косово

Под берцами противно скрипело битое стекло. Оно покрывало всю проезжую часть и тротуары, будто Санта-Клаус щедрой рукой вне сезона кинул на улицы сербского села блестящие на солнце крошки льда. По давно не ремонтированному, покрытому трещинами асфальту ветер тащил пакеты, обрывки газет и прочий мусор. В воздухе летали хлопья сажи. Ощутимо, до першения в горле, пахло горелым. Словно брошенные домашние животные, то там, то тут у обочин сиротливо стояли оставленные в спешке автомобили с открытыми нараспашку дверьми, разбитыми окнами и зеркалами. Слепо и безучастно таращились с перекрестков на непрошеных гостей погасшие светофоры. Покосившийся рекламный щит у дороги и врезавшийся в него на всём скаку крошечный Фиат усеяны пробоинами от кассетного боеприпаса, запрещенного ООН для применения кем угодно, кроме НАТО, и где угодно, кроме Сербии. Возле смятого колеса автомобильчика – изящная женская босоножка, а по тротуару протянулись кровавые следы – кто-то тащил подальше от машины раненого или убитого… Растения, щедро посыпанные пеплом, пожухли на некогда изумрудных газонах, склонились к земле. Всюду попадались поваленные деревья, перекрывавшие проход толстыми, шероховатыми стволами. Тишина. Лишь ветер по-разбойничьи свистел, гуляя внутри опустевших зданий, гоняя по улицам мусор и пыль…

Вслед за уходящей армией и полицией, сербы срочно покидали свои обжитые дома исконно сербского края. Целые сёла на территории Косово опустели. Их жители разделили участь многих тысяч беженцев. Уходили в спешке. Небрежно брошен приготовленный к полевым работам садовый инвентарь, на верёвках полощется так и не снятое бельё, в садах бродят куры, невесть как добывающие пропитание. Сербы отсюда не уезжали, не эвакуировались, они бежали, бросая нажитое добро, построенные своими руками жилища, возделанные участки. Так поступают люди только в одной ситуации, когда им угрожает смерть.

Неприятно ощущать себя частью этой опасности и буквально кожей чувствовать жгучий стыд за всё, что делало и продолжает творить “всё цивилизованное человечество” на Балканах. Ещё неприятнее осознавать личное бессилие в попытке хоть как-то восстановить попранную справедливость. Поэтому настроение у Распутина и его напарника было омерзительное. Усугублялось все тем, что разведка легиона проникла во французскую зону ответственности до официального объявления о вводе войск НАТО, болтаясь в неопределенном правовом статусе, подкрепленном лишь непрекращающимися воздушными ударами, несмотря на объявленный мораторий. Вот и сейчас, совсем недалеко, НАТОвские стервятники кого-то бомбили, не делая особого различия между военными и гражданскими объектами. Слава “рыцарей Геринга”, очевидно, не давала покоя современным потомкам тевтонов. Внеся специальные изменения в Конституцию ФРГ, в 1999 году авиация Бундесвера вместе с англосаксами усердно вбивала в балканскую землю поезда и колонны с беженцами, крушила больницы, школы, детские сады, разносила в хлам гражданскую инфраструктуру. Самолётов, что характерно для сверхзвуковой авиации, не было видно. Слышен рёв двигателя, потом грохот. Этот звук совсем не похож на взрывы снарядов и разрывы мин. Это не “бум” и не “ба-бах”, а очень резкий и сухой треск, будто кто-то, наделённый невиданной силой, яростно разрывает многократно сложенный брезент. Звук всегда на несколько долей секунды отстаёт от «картинки». Сначала столб чёрного дыма, потом взрыв.