Н - 7 (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 63

— Кто ее привел? — Продолжался допрос.

— Артем спас ее из заключения!

— Какого демона он вообще ввязался в эту авантюру?!

— Из благородства, полагаю. У вас замечательный сын, — растроганным голосом подтвердил я.

Второе правило добра — попавшись, хвали других.

Шуйский постоял, напряженно меня разглядывая.

— Но я очень рад вашим вопросам, — признался я в ответ на его хмурый взгляд. — Вы распекаете меня так, будто я завтра выживу.

— Днем я могу не успеть.

— Так даруйте мне прощение. Чтобы уйти к предкам без тяжести на плечах, — жалобным голосом повторил я слова Инки.

— Ищи наивных в другом месте, — позволил князь себе легкую улыбку. — Умрет он… Мы так легко от тебя не отделаемся. — Развернулся он от меня.

И вроде приятно, и неприятно одновременно…

— Пока что два-два, — констатировал я на выдохе.

Князь задержался и вопросительно поднял бровь.

— Двое верят, что умру. Двое, что выживу, — пояснил я ему.

— Кто-то плохо тебя знает. — Скрипнули петли двери, а звук музыки, звучавший до того отдаленно, щедро отразился от стен кухни. — Остальным повезло гораздо меньше.

— Ваше сиятельство, — поклонился выходящему из дверей князю граф Ломов.

— Вы там в очереди что ли стоите? — Спросил я с подозрением, стоило двери за подчиненным закрыться.

— Нет, — удивленно обернулся он назад.

— Раздобудь табличку закрыто, будь так добр, — помассировал я себе виски. — Я так вообще не высплюсь.

— Сделаем. Там танцующие спрашивают, изволите ли вы присутствовать. Девушки Аймара вами интересуются, — чуть понизил он тон. — Ночь перед боем, у них там какие-то традиции.

— Скажи им, что наши воины сами выбирают себе смерть. — Гордо отмел я предложение.

И смерть от рук жены в мой выбор не входит.

А потом случилось утро — то самое, пасмурное, сырое, скользкое и очень тихое. Отель вновь спал — достаточно крепко, чтобы не проснуться, когда за нами с дедом приехал микроавтобус, и не провожать. Тоже — традиция.

Представительский серый «Альфард» ехал по расчищенным улицам города не слишком быстро — хватало времени разглядеть лица горожан, которые каким-то образом узнали, когда и где мы будем ехать. И куда больше ненависти, злорадства и равнодушия там было радости — что все это наконец-то закончится. Большинству уже было все равно, кто победит, и за что идет война — так много усталости и голода в глазах. Победителю понадобится очень много сил и денег, чтобы убедить их праздновать этот день.

Водитель в машине был чужой — разговаривать при нем не хотелось, потому за всю дорогу было сказано всего пара фраз.

— Послушал запись?

Михаэль кивнул. Слова принцессы, записанные без разрешения, пришли к нему на телефон под утро.

— Ничего не изменилось.

Князь нашел мой взгляд, протянул руку и сжал горячей, сухой ладонью мою.

— Я верю тебе.

Глава 15

Вокруг было поле: неровное, с уклоном на север. С одной стороны оно запиралось нешироким подлеском от овражистого склона к безымянной речке, еще с двух сторон — линии деревьев скорее обозначали границы участка гранями в добрый километр. Вдоль поля, огибая его с запада, уходила к морю проселочная дорога, прячась за линией невысоких каменных домов с каменными крышами. Ветер разбегался с запада, раскачивая облетевшие кроны ив.

За тремя столами, установленными в линию вдоль дороги, работали над бумагами представители местного дворянства — трое заслуженных стариков в строгих мундирах с орденами, медалями: памятными, юбилейными, к торжественным датам… Ни одной боевой награды среди натертого до блеска серебра и золота — Любек помнил десятилетия мира, здесь хранили деньги во времена междоусобиц, прятали наследников и золото из клановых хранилищ перед нападением врага. Нейтралитет во время двух мировых войн позволил Ганзе неприлично разбогатеть и пробрести репутацию безопасного места. А потом пришли мы.

Черные зонты в руках слуг прикрывали столы от моросящего дождя, но порывы ветра все равно бросали капли на бумагу трех тяжеленых гроссбухов — чернила на разлинованных страницах расплывались, а неосторожное нажатие стила могло процарапать размокшую бумагу на пару веков в прошлое. Сколько лет минуло с тех пор, когда в эти книги внесли последнюю запись? Причину чей-то смерти, яростное желание найти правду в поединке… За обложкой этих книг, одинаковых до последней запятой, найдется немало надгробных надписей. Сегодня их заполняли для нас: прилюдно, при многочисленных свидетелях, выстроившихся широкой дугой за их спинами. Шесть десятков человек пришли, считая обязательным для своего статуса быть здесь — мокли по дождем гербовые штандарты в руках слуг баронов и графов, герцогов и виконтов. Свидетели стояли широкой дугой, лицами на восток — линия столов отделяла их от нас.

Скоро с бумагами закончат, и слуги увезут копии гроссбухов: одну копию в городской архив, вторую в хранилище Ганзы и третью в архив дворянского собрания. Оттуда же их заберут, если аристократам вновь станет невозможно дышать под одним небом.

Дождь бил по щекам, падал с носа и ушей. Мы мокли, терпеливо дожидаясь, пока внесут дату, место и причину боя. Рядом — в трех метрах справа от нас — этого же ожидали соперник со свитой. Они закрыли лицо капюшоном серых накидок, но ткань не спасала от непогоды — намокла, приставала к лицу и телу, очерчивая худые до угловатости черты.

Все вокруг были одинаково бессильны перед дождем — пользоваться барьерами нельзя, никаких перстней до завершения всех формальностей, никаких артефактов: не в том случае, когда напряжение на пределе. Реакция на всплеск Силы непредсказуема: и местные дворяне, обычно спесивые до крайности, это понимали в первую очередь: жизнь их слишком хрупка для сошедшихся сил.

Не смотря на февральский холод, старикам было жарко — поднимался пар над тонкими белесыми шеями, платки с гербовыми узорами торопливо стирали с них пот. Высоченной мачтой над столами возвышался герцог де Плесси — его вахта началась еще до рассвета. Именем герцога гарантировано, что под землей полигона нет артефактов, бомб или скрытых каверн. Значит, Арман де Плесси прошел все поле несколько раз, каждый его метр. Мы, в некотором роде, потребители его труда — нам организовали место, доставили и привели врага. Когда начнется бой, герцог закроет своей Силой благородных свидетелей от удара и будет гарантировать их жизни — своей Силой и артефактами. Никто не станет бить по свидетелям специально — но там, где выясняются отношения «виртуозы», убить может и эхо чужих слов.

— Господа! — Взволнованным, надтреснутым голосом произнес предводитель дворянства Любека. — Извольте заверить документы. — Почти синхронно развернули к нам три разворота, аккуратно заполненных тремя разными почерками.

Первым склонился перед текстом князь ДеЛара — он читал строки, еле заметно двигая губами.

Князь Михаэль ДеЛара обвиняет Золотые пояса Ганзы в смерти жены и не родившегося сына. Ганза обвинения не признает и обвиняет князя Михаэль ДеЛара в многочисленных нападениях, погромах, пожарах и смертях. Князь Михаэль ДеЛара обвинения не признает и считает деяния свои законным правом кровной мести. Обе стороны решили, что рассудит их небо и поединок. Обе стороны согласились, что победитель получит жизнь врага и его достояние. В том свидетельствует герцог Арман Де Плесси, коему стороны высказали свое полное доверие. От войска князя Михаэля ДеЛара, защищать его честь и правду, станет князь Михаэль ДеЛара. От войска вольных городов Ганзы, защищать их честь и правду, станет Николай Борецкий. Документ составлен бароном Георгом фон Диггерном, предводителем дворянского собрания Любека, графом Вольфгангом Гогенлоэ, графом Кристианом Швабенгау — три черно-фиолетовые печати коих уже стоят напротив фамилий, слегка размокшие от влаги. Еще один отпечаток: ярко-зеленый, поставил Арман де Плесси самым первым на все три копии — он надиктовывал этот текст в интересах обоих сторон.