Александр Великий или Книга о Боге - Дрюон Морис - Страница 55

Тогда Александр повернулся ко мне и, собрав силы, с гневом осыпал меня упреками и оскорблениями; он поставил мне в вину то, что я доверил другим секреты, которые должен был хранить только для него. По его словам, я сеял в войсках неуверенность в собственных силах, был поджигателем мятежа, и только из-за страха истолковал предзнаменования так, как мне этого хотелось.

«Александр, я не утверждал, что ты потерпишь поражение, я только говорил, что поход может быть гибельным и тяжелым, и что, если он и принесет какие-то плоды, то они будут горькими. Меня беспокоит не столько мой дар прорицателя, сколько моя привязанность к тебе; я вижу, что здоровье твое еще не окрепло, и боюсь, что в тебе больше храбрости, чем силы». – «Боги не ограничили мою славу завоеванием Азии, – возразил он. – И кто из нас все-таки сын Амона: ты или я?» – «Действительно, ты бог и можешь менять предначертанное».

Вскоре я сообщил ему, что предзнаменования изменились по его воле и были превосходными, понимая при этом, что увеличиваю число будущих жертв.

В действительности я боялся, что он может приблизить свою смерть, и что его гибель отнимет одновременно веру, которую он вселял в войска, и страх, в который он повергал врагов. Его смерть не оставила бы нам никакого шанса вернуться живыми с края света. Я опасался, что все мы, прорицатели и астрологи, от Самофракии до Сивы, дали неправильное толкование расчетам и видениям, пообещав ему жизнь более длинную, чем те двадцать семь лет, которые он прожил. Какую же силу безумия мы выпустили на Землю!

Он приказал установить вдоль реки катапульты и собрать вместе лодки, которые можно было отыскать, и плоты, сооруженные по его распоряжению и похожие на те, которые использовались при переправе через Окс. Врачи отказывались от ответственности за его здоровье, если он встанет с постели, и объявили свою науку бесполезной. Они поручили Александра мне, чтобы я мог помочь ему, используя все возможности магии. В этот день Александр совсем не любил меня, он нехотя принимал мои услуги и по-прежнему считал, что я хотел предать его. Меня самого стало лихорадить, когда я снимал с него жар, я долго держал руки на его животе, чтобы уменьшить боль, сделал все, чтобы прояснились глаза. Но не всегда это удается. Несмотря на все мои усилия, он провел беспокойную ночь, просыпался каждый час, приподнимал полог палатки и считал огни на вражеском берегу.

Утром началась стрельба из катапульт, на врага были обрушены камни и стрелы, и тем самым была прикрыта переправа армии. На случайных лодках, на плотах, на связанных стволах деревьев или просто на огромных охапках сена, солдаты на коленях, с поднятыми щитами для прикрытия головы от ливня стрел сумели преодолеть волны Яксарта. Эта переправа была не столько подвигом, сколько чудом.

Как только первые части войска высадились на противоположный берег, завязался кровавый бой, командовать которым Александр захотел сам, не слушая никаких советов. Тогда его лихорадочное состояние возобновилось; он выкрикивал бессмысленные слова, пошатывался в седле, наносил удары вслепую. Телохранители вынуждены были увести его силой в то время, как он бредил и вырывался из рук. Можно сказать, что сражение было выиграно без него.

Враг потерял более тысячи человек убитыми, но и македоняне насчитывали тысячу убитых и раненых. Конница Клита преодолела одним рывком более чем восемьдесят стадий вглубь территории и захватила добычу – тысячу восемьсот лошадей. Когда Александр пришел в себя, конники из отряда гетайров рассказали ему, что они перешли так называемую границу Диониса, которая отмечена огромными каменными тумбами, поставленными впритык между деревьями.

Вскоре прибыли послы скифского царя, их было двадцать человек, все с узкими глазами, одетые в расшитые платья и меховые шапки. Они попросили разрешения говорить с царем и проехали на лошадях через весь лагерь. Когда их подвели к Александру и он пригласил их сесть, они долго молчали и пристально смотрели на него, как будто хотели иметь собственное мнение о соответствии между его внешностью и его славой. Наконец самый старый из них, выполняя возложенную на него миссию, произнес речь. Он не читал и, казалось, говорил по памяти или вдохновению. При этом он часто останавливался, чтобы дать переводчику время перевести Александру следующие слова:

«Если бы боги дали тебе тело, пропорциональное твоим амбициям, вся Вселенная была бы для тебя мала; одной рукой ты коснулся бы востока, другой – запада и, недовольный этим, ты захотел бы пойти за Солнцем и знать, куда оно уходит.

Такой, какой ты есть, ты постоянно стремишься к тому, чего, возможно, не сможешь достичь. Когда ты покоришь весь род человеческий, ты будешь воевать с реками, лесами и дикими зверями.

Но разве ты не знаешь, что большие деревья растут долго и достаточно часа, чтобы их свалить? Безумие – желать сорвать плоды с дерева и не принимать во внимание его высоту. Если полезешь на самую вершину, остерегайся упасть вместе с ветвями, в которых ты застрянешь.

Иногда лев служит пищей самым маленьким птицам, ржавчина поедает железо, и, наконец, нет ничего настолько прочного, что не может быть разрушено самым слабым.

Что нам с тобой делить? Никогда наша нога не ступала на твою землю. Разве люди, живущие в нашей стране, имеют права не знать, кто ты и откуда ты пришел?

Мы не хотим ни подчиняться, ни командовать кем бы то ни было. Чтобы ты понял, кто мы такие, знай, что мы получили от неба дорогие подарки: ярмо для быка, лемех плуга, стрелу, копье и чашу. Это то, чем мы пользуемся вместе с друзьями и что используем против врагов.

С друзьями мы делимся зерном, которое нам добывают своим трудом быки; вместе с ними мы подносим богам вино в чаше. Врагов мы поражаем на расстоянии стрелами, а вблизи – дротиками.

Ты похваляешься тем, что пришел уничтожить воров, но самый большой вор на Земле – это ты. Ты разграбил и разорил народы, которые ты покорил, ты только что угнал наши стада. Руки у тебя полны захваченного добра, но продолжают искать новую добычу.

Что ты будешь делать с этим богатством, которое только увеличивает твою жадность? Ты первый почувствовал голод среди изобилия. Победа для тебя ничто иное, как желание новых войн.

Каким бы доблестным принцем ты ни был, для нас нет никакой радости иметь чужого повелителя. Попробуй идти по той неверной дороге, которую ты выбрал, и ты увидишь, сколь обширны наши равнины.

Ты будешь напрасно преследовать скифов, не старайся догнать их. Мы бедны, но мы всегда будем более ловкими, чем твоя армия, обремененная трофеями, отнятыми у народов. Когда ты будешь думать, что мы далеко, окажется, что мы гонимся за тобой по пятам, потому что мы убегаем от врагов так же быстро, как и преследуем их.

Поверь мне, удача ненадежна, держи ее крепко, чтобы она не ускользнула от тебя; если же она захочет покинуть тебя, напрасно ты будешь стараться удержать ее; по крайней мере, набрось на нее удила, чтобы она не понесла, как лошадь.

Наконец, если ты бог, как говорят твои люди, ты должен делать добро людям, а не грабить их. А если ты человек, то всегда думай о том, кто ты есть, ибо безумие – думать только о вещах, которые заставляют нас забыть самих себя.

Люди, которых ты оставишь в покое, будут тебе добрыми друзьями, потому что самая крепкая дружба бывает между равными, но не думай, что побежденные смогут полюбить тебя; никогда не бывает дружбы между хозяином и рабом, и во время мира всегда может вспыхнуть война.

Знай также, что для заключения мира мы не нуждаемся ни в клятвах, ни в подписании со всей осторожностью и торжественностью договора, не призываем богов в свидетели наших обещаний; тот, кто не постыдится нарушить слово, данное людям, может бессовестно обмануть богов. Наша религия – это добрая воля.

Теперь скажи, что ты предпочитаешь: иметь нас друзьями или врагами» (45).

Эта речь не удивила Александра. Конечно, грек не смог бы сказать и половины того, что он выслушал, без риска умереть; но царь дал послу полную свободу высказаться. Он открыл для себя, что скифы не были грубыми варварами, за которых он их принимал, что они, казалось, хорошо его знали; одновременно он узнал, что их страна простиралась дальше, чем он полагал, и не граничила с внешним океаном, который окружает Землю.