Наследница крови (ЛП) - Эндрюс Илона - Страница 6

Денег перестало не хватать. В течение недели моя мать работала в длинные смены. На самом деле она не была создана для того, чтобы таскать тяжелые балки, но все равно это сделала. Хуже всего были выходные. Делать было нечего, кроме как помнить, что моего отца больше нет. Однажды в выходные она начала пить и не прекращала до понедельника. В следующие выходные она сделала это снова. Потом она начала пить после работы.

Все люди борются с потерей того, кого они любят. Моя мать не была плохим человеком. Она просто боролась больше, чем большинство. Она никогда не собиралась бросать меня. Она только пыталась убежать от своих страданий и каким-то образом забыла о моем существовании. Я много голодала. На мне была рваная одежда. Иногда у нее случался момент просветления, она видела меня, и тогда на столе была еда и чистые, заштопанные футболки. Но потом она снова ускользала.

Я стала беспризорничать. Я голодала, воровала, терпела побои, и я узнала, что человеческие хищники были намного хуже, чем все, что могли бросить на меня магические волны. Я так отчаянно нуждалась в том, чтобы кто-то любил меня, что думала, что уличные дети были моими друзьями, даже когда они меня били и крали у меня. Ночью я возвращалась домой. Я все еще помнила хрупкую надежду, которую чувствовала, подойдя к входной двери. Может быть, на этот раз я открою ее, и мама будет в порядке.

А потом в один прекрасный день моя биологическая мать пропала, и именно тогда Кейт нашла меня. Тогда она работала в Ордене милосердной помощи и наткнулась на меня во время работы. Она не должна была заботиться обо мне, но она заботилась, и она обещала мне, что найдет мою мать. Все пошло не так, как планировалось, и мы с мамой оказались в центре вторжения морских демонов. Липкое и отвратительное воспоминание ударило меня: я висела на кресте, привязанная к нему веревками, которые воняли тухлой рыбой, а масса морских демонов внизу соскабливала плоть с тела моей матери своими языками. Ее карие глаза смотрели в затянутое тучами небо, молочно-белое и пустое…

Я висела на этом кресте, наблюдая, как демоны пожирают труп моей матери, и надеялась, несмотря ни на что, что Кейт спасет меня. И она это сделала.

Я вышла из кухни, пересекла гостиную и оказалась в небольшом коридоре, который вел в единственную спальню и ванную. Стена в коридоре была в плохом состоянии, с осыпавшейся штукатуркой и старыми обоями, помеченная дырами, где, должно быть, когда-то висели картины. Я прошла по коридору до того места, где он сделал L-образный поворот прямо перед ванной, и остановилась перед самым темным местом. Они проделали хорошую работу, спрятав дверь.

Я выбрала большой металлический ключ из связки, которую дала мне Тамира, вставила его в неприметную дыру в штукатурке примерно в трех футах от земли и повернула. Часть стены подалась, и тяжелая дверь распахнулась внутрь. Я переступила через нее.

Передо мной простиралось большое пространство, сияющее в потоке солнечного света, струящегося через огромное окно в крыше. Четыре гипсовые колонны поднимались к потолочному окну, бледно-кремовые, успокаивающие, их отделка была немного грубой. Пол был выложен известняковой плиткой того же песочного цвета, что и колонны и стены. Канал шириной в два фута, наполненный чистой водой, тянулся от входной двери к задней стене, разделяя дом надвое. Для этого мы использовали естественный источник. Ручей заканчивался в неглубокой впадине, где на воде расположились лилии и бутоны лотоса.

Слева от ручья три ступеньки вели к возвышению, на котором стоял деревянный стол. За ним в полу расположился металлический котел диаметром в четыре фута, достаточно большой для небольшого костра. Ряды полок, встроенных в стены, предлагали бесконечное пространство для хранения, и некоторые из моих припасов уже были доставлены: связки различных расщепленных дров, мешки с сушеными травами и минералами, а также ящики со стеклянными и пластиковыми банками и бутылками, ожидающими сортировки. За ними, у глухой стены, стояли пять длинных ящиков. Мое оружие.

Справа у стены находилась кухня с большим кухонным островком, газовой плитой, обеденным столом, достаточно большим, чтобы вместить восемь человек, и группой плюшевых диванов, обитых зеленым и синим. На полках с этой стороны комнаты разместятся книги и запасы.

Тут и там небольшие столики и мягкие подушки предлагали возможность посидеть под зелеными прозрачными балдахинами, расшитыми золотом с алым. В больших керамических горшках росли растения, со стен стекали виноградные лозы. Между цветами покоились металлические статуи, некоторые изящные, некоторые свирепые. Стены были усеяны красивыми стеклянными колдовскими фонарями и электрическими лампочками.

Пройдя через арочный дверной проем в заднюю часть комнаты, я попаду в спальню и ванну с роскошным душем и квадратным бассейном, шесть футов на шесть, утопленным в пол.

Дом… Ну, почти.

Я подошла к столу на платформе и сняла крышку с небольшого ящика рядом с ним. Внутри лежал простой гладиус в простых ножнах и сверток из мягкого хлопка. Я вынула гладиус, вытащила клинок из ножен и положила его на стол. Первый меч, который подарила мне Кейт.

Следующим был сверток. Я развернула его и достала тонкую вазу цвета морской пены со вторым узким свертком внутри. Я поставила вазу на стол, вытащила сверток поменьше и осторожно раздвинула хлопковые слои, задержав дыхание. Металлическая роза.

Уфф. Она пережила путешествие. Дерек сделал ее для меня много лет назад, когда я впервые встретила его. Тогда он помогал Кейт с работой.

Я поставила ее в вазу. Ну вот. Теперь это был дом.

Я раскрыла газету на столе. Мне не потребовалось много времени, чтобы найти что надо. Пастор Натан Хейвуд, пятидесяти двух лет, методист, убит в своей собственной церкви, что-то разорвало его на части ночью. Три дня назад. Почему Сиенна ждала три дня, чтобы сказать мне?

Я просмотрела статьи и некролог. Пастора Хейвуда, должно быть, любили. В статье о нем говорилось так, словно он был святым. На фотографии была изображена очередь скорбящих, растянувшаяся вокруг городского квартала. Люди плакали. Люди обнимали друг друга. Эта смерть ошеломила Атланту. Город скорбел.

В самой последней статье упоминалось, что расследование передается Ордену милосердной помощи. Идеально. У меня был способ проникнуть внутрь. Это было рискованно, но гораздо лучше, чем пытаться разобраться в этом, имея дело с Отделом паранормальной активности Атланты.

Было едва восемь утра. Если я потороплюсь, то смогу добраться до Ордена к девяти.

Я подняла глаза. Лезвие гладиуса лежало на моем столе, отражая свет от окна в крыше

Кейт не просто спасла меня. Она приняла меня. Если кто-то попытается причинить мне боль, она убьет его. Если у меня возникала проблема, она давала мне возможность ее решить, и если мне нужна была помощь, она помогала мне. Она записала меня в школу и заставляла делать домашние задания. Она научила меня владеть оружием и дала мне первый урок владения копьем. Она любила меня искренне и безоговорочно.

Ее семья стала моей семьей. Андреа Медрано, ее лучшая подруга, стала тетей Энди. Тетя Кейт, Эрра, Пожирательница городов, древняя принцесса, пробудившаяся в наш век, стала моей бабушкой. Отец Кейт, бессмертный, страдающий манией величия, решил стать моим дедушкой. Кэрран, муж Кейт и бывший Царь Зверей, заботился обо мне, как о собственном ребенке, и когда родился Конлан, я никогда не думала о нем иначе, как о своем брате.

Мы никогда не употребляли таких слов, как «мать» и «дочь», даже после удочерения. Она звала меня Джули, а я ее Кейт. Она вышла замуж за Кэррана, и я называла его Кэрраном.

Я прокололась только единожды. Восемь лет назад я уехала из Атланты вместе с Эррой. Я хотела найти свой собственный путь, и у меня были на то причины. В течение двух недель меня охватила тоска по дому, которая грызла меня до тех пор, пока я больше не могла ее выносить. Через три месяца после отъезда я позвонила домой. Кейт сняла трубку. Я хотела поздороваться, но вышло: «Мама?» Она сказала: «Да, малышка?» А потом мы разговаривали, как ни в чем не бывало. Никто из нас больше никогда не упоминал об этом. Она никогда не винила меня за то, что я ушла. Она сделала то же самое, когда была в моем возрасте. Ей не нужно было говорить мне, что я могу вернуться в любое время. Это было само собой разумеющимся.