Ката - дочь конунга (СИ) - Степанова Мария Игоревна - Страница 40

— И что, нашли невесту-то? — полюбопытствовала она.

— Так ить любая за такого пойдет, да сам Ратибор артачится и перебирает, та ему не мила, эта не красива. Уж какую красоту ищет — не знаю, дочки боярские наряжаются да прихорашиваются на смотрины, а он все нет да нет. А давеча, бабы теремные, что при матушке, передали, что сынок по батюшкиным стопам собрался, за море плыть, искать славы и счастья в других краях, мол тут ему все постыло. Боярыня так плакала, так плакала!

Маша слушала и думала о том, что ничего не меняется между людьми, что в одиннадцатом веке, что в двадцать первом. Парень хочет свободы, а ему, хоть он уже и гридень, не видать ее, пока не уедет подальше. А властный отец и любящая мать всеми силами удерживают его около себя. Хотя, обстановочка сейчас такая, что конечно, страшно отпускать, кругом захватнические войны и перекрой территорий.

Они так заболтались, что когда дверь открылась, обе отреагировали не сразу. А когда отреагировали, то Пламена с вскриком упала на колени и коснулась лбом пола, а Маша вскочила, не зная, как себя вести.

Княгиня действительно была очень красива. И молода. Проходя мимо Пламены она, склонившись, коснулась макушки девушки со словами "Ну будет, будет, встань!". Маша во все глаза смотрела на женщину, которая, по сути, была ее соперницей. Княгиня подошла на расстояние вытянутой руки, Маша, замешкавшись, поклонилась все же и произнесла:

— Здравствуй…те!

— Поздорову, девица! — голос княгини был приятно-бархатный, грудной, мягкий, говорила она с едва уловимым акцентом. — Как спала? Нет ли болей каких?

— Спасибо, — Маша едва удержалась от желания почесать заживающую рану, — все хорошо.

— Ну и слава богу, — кивнула боярыня, — вечеряла ли ты?

— Собираемся, матушка, — засуетилась Пламена, — вон и скатерку уже постелила!

— Приведи гостью в трапезную, хватит ей в покойцах прятаться, — велела боярыня.

— А ты, гостьюшка, принарядись, — обратилась она к Маше, — да приходи, ждать тебя будем!

Две служанки, пришедшие с боярыней, отреагировали мгновенно, одна распахнула дверь, другая подхватила хозяйку под локоть. Боярыня вышла с тем же достоинством, что и вошла, оставив Машу в полной растерянности.

Пламена, конечно, ее принарядила. Наверное, боярыня дала какое-то указание, потому что не прошло и получаса, как два крепких парня притащили в Машину светлицу сундук, наполненный всякими одежками. Из всего богатства она выбрала тонкую выбеленную рубашку с длинными рукавами на завязках, сверху Пламена натянула на нее что-то типа платья, которое не походило ни на юбки, которые она до этих пор носила, ни на сарафаны, которые в ее времени считали единственной женской одеждой. Платье было приталено и расшито по подолу и вороту красной и зеленой нитью. Поверх платья Пламена надела что-то, похожее рукавами на жилет, но длиной до пола, отороченный по краю белым мехом и усыпанный на груди мелкими бусинами. Прежде чем надеть короткие кожаные сапожки, Маша натянула тонкие вязанные чулки, доходившие почти до колен. Потом Пламена усадила ее и расчесала волосы, разделив их на пряди и заплетя в косы, которые потом уложила вокруг головы. Украсил прическу венчик из тонкого металла, инкрустированный зелеными камушками. После этого Пламена, довольная результатом достала овальное металлические зеркало.

Маша обомлела. Она была не просто красива, она была восхитительна! Даже Ката не наряжала ее так красиво. Сейчас она чувствовала себя королевой, особенно под тяжестью искусно уложенных волос.

— Пламена, — Маша подбирала слова, — это… очень красиво!

Пламена, зардевшаяся от похвалы махнула рукой, мол, ничего не стоит.

Маша ужасно волновалась. Она одновременно боялась встречи со Светозаром и страстно желала этого. Второе казалось ей кощунственным в присутствии жены, но поделать она с собой ничего не могла. А еще ей хотелось прояснить наконец-то ситуацию. Маша плохо помнила встречу со Светозаром на торгу, только его расширенные о изумления глаза, но ей показалось, что он на нее зол. Нет, конечно, он имел на это право, но неужели, все двадцать лет он хранил обиду и не мог простить ее за то, что сбежала украдкой, не позволив проститься? Размышляя об этом, она дала себе слово, что при первой же возможности попросит прощения. Это, конечно, ничего не изменит, но снимет камень с ее души.

Трапезная в доме Светозара была просторная, широкая, освещаемая ярким дневным светом из трех больших арочных окон. Посередине стоял длинный стол, уже уставленный какими-то блюдами. Маша осмотрелась — место главы дома пустовало. Это слегка разочаровало ее, но не расстроило. Боярыня заняла свое место, рядом с креслом мужа, рядом с ней Ратибор, напротив, с серьезными лицами, близнецы. Дальше были какие-то люди, старухи в черных платках, мужчина средних лет, тоже в черном, с окладистой бородой, очевидно, священник. Почти в самом конце сидел мальчик, которого Маша видела играющим в саду вместе с близнецами — Богдан. Мальчик старался сохранять спокойствие, хотя подвижная натура и возраст требовали делать обратное. Рядом с ним сидела молодая женщина, что-то ласково шептавшая мальчику на ухо. Маша удивилась, почему ребенка отсадили так далеко, но, размышлять на эту тему ей было сейчас недосуг. Она остановилась у входа и ждала, пока боярыня обратит на нее внимание. Конечно, все тут же обернулись и уставились на нее.

— Ну, проходи, проходи! — боярыня повела рукой, унизанной кольцами, указывая на свободное место в середине стола, — красавица-то какая!

Смущаясь всеобщего внимания, Маша быстро пересекла комнату и присела на один из резных стульев, заботливо отодвинутым юношей в белом кафтане.

Слуги понесли перемены блюд. Священник коротко помолился, и семья Светозара приступила к еде. Маша думала, что все будет чинно и благородно, но оказалось все совсем не так. Сыновья Светозара что-то рассказывали и смеялись, боярыня улыбалась, глядя на свой выводок, было видно, что она гордится ими. Нянька, кормившая Богдана, то и дело удерживала его от того, чтобы вскочить и подбежать к боярыне с каким-то своим детским рассказом. Пару раз она все же не удержала его, но хозяйка дома не рассердилась, а внимательно выслушала малыша и ласковой рукой отправила обратно. Это походило на обычный семейный ужин, а не на трапезу в доме боярина, приближенного к князю.

— Ну, теперь ты позабавь нас, гостьюшка, — вдруг обратилась к Маше боярыня, — расскажи, откуда прибыла и что с тобою приключилось?

Маша поперхнулась от неожиданного внимания, и долго прокашливалась. Сидевший рядом мужчина в дорогом, мехом внутрь, жупане, с аккуратной бородкой, протянул ей высокий глиняный стакан. Маша отпила, кое-как успокоив дыхание, благодарно кивнула мужчине. Она не знала, что рассказал Светозар жене, и боялась ляпнуть лишнего, поэтому смотрела во все глаза на ту, что смотрела на нее в ожидании, надеясь на подсказку.

— Ты ведь издалеча? — спросила боярыня, и Маша кивнула.

— Очень, — хрипло пробормотала она.

— А пешком почему? Или лиходеи какие ограбили?

Она опять кивнула, чувствуя себя до невозможности глупо.

— Озоруют лихоимцы в лесах, — тут же подхватил разговор ее сосед, — выезжали воины, поразогнали разбойничков, кого прибили, кого в город на веревке притащили, да большая часть в леса ушли. Скоро опять выйдут, обозы ворошить.

Маша была благодарна мужчине, который так выручил ее.

— Ах ты, страдалица, — покачала головой боярыня, — а я-то думаю, где ж девица могла так покалечиться? Видать досталось тебе сполна. Ну, теперь кончились твои беды. Да и радость хочу тебе сообщить! Муж мой, боярин Светозар, который узнал тебя на торгу, сказал, что ты к супруге воеводы ладожского шла, к Катерине Владимировне, крестнице княжеской. Так радуйся, через две седьмицы будет она здесь! Едет поезд из Ладоги, везет самого посадника, да с женой и детками, погостить к князю Дмитрию Ярославичу и княгине его, а боярин Светозар встречать их уехал, чтобы с почетом в город проводить!