Лекарства Фронтира (СИ) - Мясоедов Владимир Михайлович - Страница 42

Всегда осторожный чернокнижник все-таки подставился, дал зацепку, способную вырасти в трепещущее древо, подобное тому, на котором удавился сам Иуда. Даже не сумей восстановившийся, но ослабевший из-за самого факта сделки с церковью и нарушением своих языческих клятв, волхв убить или искалечить Коробейникова, одним язычником станет меньше. А то и двумя сразу! Ко всему, это убийство тоже можно будет использовать: надавить, оштрафовать или хотя бы внимательно понаблюдать за дуэлью, чтобы оценить силы выжившего безбожника и подобрать идеальную команду покаяния именно для него.

Опасно, на грани приказов императора, да еще и под вниманием неусыпно бдящего Саввы, но все равно столько возможностей, где гибель Коробейникова могла бы стать лишь началом, ведь при удаче несложно посеять зерно вражды в рядах языческих сил! Многие соратники Саавы видели мучения пусть и плохого, но все же собрата по вере, причиненные ему тем, кто сам веры в их богов не разделял. Ярополк же проявлял свой бешенный и несдержанный нрав слишком часто, чтобы верить в иной исход — сам факт дуэли и смертоубийства был предрешен. Церкви оставалось только подтолкнуть лавину, где исход был успешен вне зависимости от итогов — кто бы ни победил, но язычники проиграют, а святая церковь победит, как и должно быть всегда.

Подвела Акакия жадность, не зря она смертным грехом зовется, да еще гордыня, что тоже блага не приносит никому. Он не особо верил в успех закатника, рассчитывая, первоочередно, использовать дуэль для того, чтобы настроить язычников Саввы (и тех, кто починяется ему лишь формально) против людей Саввы же, но не исповедывающих греховную веру в идолов. Раздуть из уголька пламя взаимной вражды, отколов недостаточно радикальных и тех, кто радикален даже чрезмерно. Именно такими способами, помимо прочего, когда-то могущественных без меры язычников уже повергали в прах силой единой православной церкви.

На выживание Ярополка отец Акакий не ставил, но это не мешало перестраховаться на тот случай, если он действительно победит. Взять с калеки, пока еще калеки, все, совсем все, опутать кабальным договором, сломить и заковать… И всласть покуражится над идеологическим врагом, ныне унижено просящим пощады. В свое время, тогда еще не архиерея именно потому из команды исповедователей попросили, что он слишком уж смаковал метания и мучения узников и допрашиваемых, даже не обязательно физические, но смаковал, давил на раны и унижал. Не везде это надобно, особенно дознавателю, для которого первоочередной добродетелью было хладнокровие — попросили юное дарование перевести подальше, пусть тот и демонстрировала выдающийся талант в искусстве исповедовать. По-правде говоря, менталистом Акакий был получше, чем святым сподвижником, уступая в церковной магии и знании молитв многим из одногодок.

Посмаковал.

Разговор между Акакием и Ярополком происходил не в церкви, чтобы не имелось компрометирующих свидетельств связи будущей детали внутреннего конфликта язычников со святой церковью. Незачем таким подробностям потом всплывать, совсем незачем. Небольшое поместье в пределах города, но вдалеке от всех имеющихся церквей и храмов не впервые служило для подобных не афишируемых переговоров. И, разумеется, там были записывающие артефакты, незаметные и высококлассные, самим же Акакием и установленные — ну кто упустит возможность получить такой компромат на сильного и многообещающего язычника, чтобы тот даже дернуться с крючка не успел.

Эти-то артефакты и записали как ярился, как грозился, как почти что умолял Ярополк от которого убрали, на время переговоров, целителей, которому уже не помогали обезболивающие зелья и которого окончательно довело до ручки свалившимися на него бедами. Очередная, скрытая за благочестивой улыбкой, подколка стала последней каплей. Половина лица Ярополка осунулась, стала неподвижной, из носа закапала кровь, левый глаз неконтролируемо закатился, а правый покраснел от лопнувших сосудов — все признаки чрезвычайно серьезного и совершенно не внезапного (после стольких стимуляторов, лишения сна, болей и мучительных истерик) инсульта.

Волхва бы откачали, даже сам Акакий откачал бы, потому что нужен он был до зарезу, но, видимо, что-то в мозгах Яроплка переклинило и тот подумал, что ему никто и не собирался помогать, лишь заманив, дабы убить, удавить слугу "истинных богов" тихо и бесславно. Издевательское поведение архиерея Акакия тому стало самым большим доказательством, единственным доказательством, какое умирающий от разрыва сосудов мозг сумел принять.

Это нормально колдовать с покалеченной многими способами аурой нельзя, а вот если наплевать на все последствия и активировать посмертные чары… Для них важна лишь имеющаяся в резерве сила, какой обладатель заслуженного четвертого ранга имел вдоволь, решимость и полная отмороженность. В общем, уйти с огоньком у волхва получилось, хотя шансы на то, что он лишь добьет себя, получив взамен пшик, были все же побольше. Пустивший на топливо всю имеющуюся мощь, жизнь и даже частично собственную душу, Ярополк взорвался изнутри, обернувшись кроваво-красной живой молнией, что пронзила архиерея Акакия, не успевшего поднять защиту (и банально не ожидающего успешной атаки от кого-то со столь изувеченной аурой) сквозь грудь, оставив там дыру, размером с голову.

Мага пятого ранга это могло и не убить, особенно если учесть наличие рядом, в том же здании, только в соседней комнате, дипломированного целителя четвертого ранга, специализирующегося на излечении аурных повреждений — волхва требовалось лечить срочно, иначе удобная фигура рисковала не дожить до момента своего использования. Но потом молния из крови да плоти Ярополка почернела, развернулась, обернулась вокруг архиерея и… что дальше неясно, потому что от взрыва следящая система оказалась уничтожена. Вторая часть той системы, находящаяся как раз в храме, привязанная магией подобия, сумела записать только то, что увидела.

Даже допрос, мягкий и вежливый, вместе с выплатой огромной неустойки, приглашенного целителя ничего не дал — тот хоть и выжил, но мнение его о нанимателях унеслось столь низко, что таких глубин ада даже демоны не знают. Особенно после того самого допроса, весьма бесцеремонного и торопливого.

И все.

— Хоть кто-то в случайность верит? — Устало потирает виски отец Сергий, непроизвольно покрывая кисти рук потоками святого пламени, для волос создавшего то пламя безвредного. — Что вот волею случая и божеского промысла искалеченный Коробейниковым закатник взял и обрек себя на муки ада в самоубийственном порыве ненависти против того, кого эта погань адская имела все основания считать врагом? И два его врага друг друга и прикончили! Бесовская мерзость! И ведь не доказать теперь ничего!

С последними словами дорогое дерево стола, за которым сидели самые влиятельные церковные чины Владивостока и его окрестностей, начало дымиться и чернеть.

— Смири гнев, брате. — Движением брови гасит пламя Варфоломей, спасая раритетную мебель, одновременно откидываясь в кресле и принимая вид чуть более задумчивый, чем обычно. — Сие плохо, но доказать мы ничего не сможем… пока.

— Да взять за шею погань эту нужно, вот просто взять! — Отец Борис, ближайший сподвижник покойного Акакия, смирения не демонстрирует, зато гнева даже больше, чем ранее Сергий. — Мы что, возьмем и спустим ему вот это? Убийство архиерея?

— Доказательств нет. — Теперь вмешивается уже Ерафим, как самый подкованный в устранении кого угодно. — Допустим, мы знаем, что это все сделал Коробейников Олег. Как-то. Вопрос в том, как именно?

Несколько минут напряженного молчания, потом столько же минут взаимных обвинений и переругиваний, потом снова тишина, потом опять ругательства — оказавшиеся неготовыми к этому собранию и его причинам божьи люди не находили ни решения, ни общего языка.

— Так! — Варфоломей повысил голос лишь немного, на самую малую йоту, но затихли вообще все, включая, похоже даже тех, кто находился вне пределов изолированного чарами зала. — Ментальной обработкой это быть не может. Пусть брат Павел запросил на Коробейникова все возможные досье изо всех доступных источников и тем подтвердил наличие у того таланта к магии разума, но развить его на таком уровне тот просто не успел бы. Он всего-то четвертый ранг, не больше. Вложить сильному магу, да еще и идолопоклоннику идолами своими защищенному, в голову намерение убить себя и еще одного человека, с которым тот даже не знаком и не видел его вживую никогда… Даже младшему магистру на такой ментальный конструкт потребовалось бы не меньше трех дней, я уже консультировался.