Багровый прилив (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 15

Антрагэ был весьма удивлён, когда к нему подошёл капитан Квайр. Тот редко общался с бароном, всегда держа дистанцию и часто шутовски изображая вышколенного лакея. Он и теперь был не совсем серьёзен, сверкал улыбкой, однако Антрагэ хорошо умел читать по лицам и понимал — на сей раз дело серьёзное.

— Не желаете составить мне компанию в небольшой вылазке на берег, барон? — поинтересовался Квайр.

— С какой целью?

Отвечать вопросом на вопрос было не слишком вежливо, однако Антрагэ был несоизмеримо выше Квайра по положению и мог себе позволить подобное.

— Совершенно случайно в эти дни в Аземейнше гостит торговый князь Альдиче Мондави, которого так много связывает с вашей Родиной и сюзереном.

— Какая удача! — Улыбка Антрагэ была такой же насквозь фальшивой, как и у его собеседника. — Шанс поговорить с кузэном, которого никогда прежде и видел-то мельком, я просто не могу упустить.

Конечно же, встреча со «случайно» гостящим по каким-то делам в Аземейнше торговым князем, которого многое роднит с Адрандой, сюзереном и самим Антрагэ, входила в планы герцога Фиарийского. Пускай при встрече Рене Лев ничего об этом не сказал. В давние времена, когда герцогство Фиарийское было лишь на бумаге вассалом слабой, почти разорённой Долгой войной Адранды, Мондави были подданными Фиарии, но со временем предпочли стать торговыми князьями Салентины. Однако и связей с прежними сюзеренами совсем уж не теряли — ведь их земли имели достаточно протяжённую границу. Также земли Мондави граничили с Билефельце, что позволяло Мондави ловко лавировать между двумя соседями, всюду получая свою выгоду.

Кроме того, Альдиче Мондави женился на Анжелике дю Пейрак-Пейран, заслужившей титул королевы остроумия, но куда чаще и куда тише произносили другое её прозвище «мадмуазель острый язычок». Как это ни удивительно для аристократа, Альдиче женился по любви — и любви взаимной. Чем уж прозванный во время визита в Эпиналь мышонком тогда ещё наследник рода торговых князей сумел завоевать сердце самой остроумной особы в свите герцога Фиарийского — известно лишь Господу. Куда важнее было то, что отец его супруги был верным вассалом Рене Льва и приходился дальним родственником не только Антрагэ, но и графу де Кревкёру, командовавшему Чёрными рейтарами.

Выходит, к событиям, разворачивающимся вокруг Водачче, решил приложить руку и Мондави. Если вдруг и он вспомнит о присяге своих предков герцогам Фиарийским, то у сюзерена Антрагэ появляются весьма серьёзные шансы стать самым настоящим королём — ни в чём не уступающем Антуану VIII.

Альдиче Мондави поселился в небольшом двухэтажном особняке, построенном ещё при деде нынешнего короля Коибры. Первый этаж занимала неплохая ресторация, специализирующаяся, в отличие от многих в Аземейнше, не на рыбной кухне. По заверениям хозяина дома и ресторации, только у него можно было отведать лучшие в столице отбивные в белом адрандском соусе, секрет которого хранил его шеф-повар.

Однако в тот день знаменитым отбивным не суждено было усладить вкус двоих посетителей ресторации, занявших самый дорогой кабинет. Собственно, его на всё время, пока снимает дом, оплатил Альдиче Мондави. Стол между Антрагэ и Мондави, конечно, не был заставлен тарелками и бутылками с вином, однако и не пустовал. Но ни одного из собеседников еда не интересовала.

Первое время Антрагэ ковырял вилкой мясо, делая вид, что ест, и пару раз подносил бокал с вином к губам, но не пил. Он изучал торгового князя. Антрагэ помнил Мондави по визиту последнего в Эпиналь, где титулованный заграничный гость вызвал фурор на несколько дней. Все только и обсуждали этого мрачного человека, избегающего глядеть другим в глаза. Манера одеваться с элегантной скромностью и в целом невыразительная внешность торгового князя стали причиной того, что его прозвали «серым мышонком». В те времена Антрагэ не видел Мондави так близко, как теперь, и только сейчас понял, отчего тот избегает смотреть другим в глаза. Взгляд выдавал его — это был взгляд убийцы и садиста. Человека, наслаждающегося страданиями и смертью других.

Антрагэ вспомнились истории о дуэлях Мондави — как он играл со слабыми противниками, будто кошка с мышью, о том, что на телах иных его противников находили по полтора десятка ранений, что кое-кто из них был жив и молил торгового князя о пощаде, но никогда не получал её. Прежде Антрагэ не придавал этим историям особого значения, однако теперь начал понимать, что все они правдивы.

Мондави тоже первое время изучал Антрагэ и не спешил заводить разговор. Капитан Квайр и вовсе отправился куда-то по своим делам, заявив, что ему при встрече двух аристократов, обсуждающих тайные дела другого государства, делать точно нечего. Добавив, что в чужие дела нос он предпочитает не совать. Антрагэ при этих его словах едва удержался от язвительного смешка.

— Вы пригласили меня на встречу и молчите, князь, — первым нарушил тишину, царившую в кабинете, Антрагэ. — Быть может, всё же расскажете, что вам нужно от опального барона?

— Не скромничайте, — отмахнулся Мондави, оставив в покое свой бокал с вином, в котором также лишь смочил губы, — о вашей миссии в Водачче я отлично знаю. У моей супруги приличный штат слуг родом из Адранды, а если быть точным — из Фиарии, а если уж совсем точно, то из земель её родича графа де Кревкёра. Он и сам, бывает, наезжает к нам со свитой из обожаемых им чёрных рейтар.

Голос его был тихим, тон — ровным и спокойным. Манера речи торгового князя напоминала манеру Уберто деи Бизонизи — личного банкира герцога Фиарийского. Отличался лишь акцент, Бизонизи произносил слова с гортанной чёткостью, присущей барлетцам, в голосе же Мондави как будто вовсе не было никаких интонаций.

— Но какое отношение моя миссия в Водачче имеет к вам?

Вопрос был прямой до оскорбительного, за подобный можно было и перчатку схлопотать в Эпинале. Однако у Антрагэ не было времени и терпения на политесы с Мондави. Торговый князь пригласил его сюда, так пускай объясняет свои цели.

— Вы любите прямые вопросы и хотите получать на них прямые ответы, барон. Мне это нравится — не люблю терять время на пустопорожние разговоры. Мои земли единственные из салентинских, что граничат с территорией, занимаемой Водачче. В моём распоряжении есть три полка билефелецких ландскнехтов под командованием Георга Лангемантеля. На Родине в мирное время им нечего делать, и они прозябали в убожестве и нищете. Я же дал им кров, золото и возможность заниматься любимым делом — убивать. Не стану посвящать вас в историю моего конфликта с Земельным банком, который длится не первый год, но суть в том, что мне постоянно нужны верные люди, готовые без раздумий сражаться и наводить ужас по моему приказу. Ландскнехты в этом случае — наилучший выбор.

— Вы сказали, что не любите пустых разговоров, но я пока не могу понять, к чему вы ведёте? Не слишком ли издалека начали, князь?

— Возможно, — признал Мондави, глаза его при этом свернули откровенной ненавистью — торговый князь не привык, чтобы его прерывали. — У меня есть три вещи, необходимые вашему сюзерену: армия, преданных мне людей, — для убедительности он выложил на середину стола серебряный нож, — золото и еда для их обеспечения, — рядом с ножом легла вилка, — и, самое главное, желание вернуться под руку былого сюзерена — герцога Фиарийского.

— С первыми двумя всё ясно, а вот насчёт желания — не очень. Откуда оно взялось?

— Всё очень просто и печально для меня, точнее — для моего рода. В прежние годы моё княжество было житницей Салентины, и всех всё устраивало. До тех пор пока ублюдок Вестини не организовал Земельный банк, за которым стоят Феррара и сам Отец Церкви. Из него сделали моего конкурента, наняли на церковные деньги кондотьеров и генерала Бартоломео Сконью. Теперь летучие отряды выворачивают из земли закладные камни, запугивают моих арендаторов, но, что самое отвратительное, дают им денег, чтобы расплатиться со мной — из средств банка, конечно, а значит, из неисчерпаемой церковной казны. — Лишь когда он заговорил о делах, голос его обрёл хоть какие-то эмоции, и Антрагэ стало ясно, что только эта игра заставляет Мондави жить по-настоящему, дышать полной грудью. — Потом, конечно, приходят ландскнехты Лангемантеля и заставляют вернуть золото банку, выворачивая при этом закладные камни и устанавливая на место мои. Но долго я не смогу воевать с Земельным банком. Рано или поздно, я проиграю эту войну и стану последним из торговых князей Мондави. Мне вовсе не хочется, чтобы меня запомнили лишь поэтому.