Византийское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 8

Теперь требовалось обучить и вооружить тех, кто перешагнул на четвертый десяток жизненных лет. И к восьми сформированным батальонам к весне добавить еще шесть.

Вполне серьезная по местным меркам сила из восьми тысяч егерей, хорошо вооруженных и с артиллерией. Пусть и не совсем регулярных по обучению, не обмундированных, но умеющих стрелять, не трусливых, и горячо желающих сражаться за родные дома.

Юнаков и всех мужчин старше сорока лет, способных держать в руках оружие, записывали в ополчение, которое должно было защищать родные селения от вражеских войск. Таких должно было набраться до полусотни рот, всего дюжина батальонов, пусть скверно вооруженных и почти совсем необученных. Но их еще семь тысяч воинов по духу своему, что вместе с которцами и прибывшими осенью русскими составят почти двадцатитысячное войско.

Положение можно значительно улучшить, выиграв время, благо русская эскадра была уже на подходе. На кораблях десантом два полка отлично обученной регулярной инфантерии — достаточные силы, чтобы разжечь огонь восстаний и устроить Оттоманской Порте жестокую войну на всех балканских землях…

Глава 7

Константинополь

Резидент Российской империи

Действительный статский советник

Алексей Обресков

после полудня 9 декабря 1767 года

— Османы меня хотят напугать этой каменной тюрьмой?! Напрасны их старания!

Алексей Михайлович из окна кареты внимательно рассматривал мрачные стены Едикуле — семи башенного замка. Султанская тюрьма для опальных вельмож и политических противников, хранилище казны Оттоманской Порты и архивов. Турки сразу после взятия Константинополя построили три массивные башни и соединили их с четырьмя древними Феодосьевских стен, что у Золотых ворот.

— Надо хорошо осмотреть свое будущее место обитания на долгие месяцы, если только султан не прикажет меня казнить или отдать на растерзание толпе, — усмехнулся Обресков, старательно изгоняя из головы мрачные, не вовремя пришедшие, мысли.

В последний вариант судьбы почти не верилось — все европейские послы и резиденты, даже из враждебных России стран, категорически осудят подобный шаг османов. И тут сыграет просто корпоративная солидарность — если каждому восточному сатрапу и тирану захочется казнить посланников, то дипломатов не останется.

Тем не менее, именно в Едикуле султаны казнили своих визирей, тут расстались с жизнью последний император Трапезунда Давид Комнин, валашский господарь Константин Брынковяну, молдавский Мирон Барновский и многие другие из тех, кто воевали или восставали против османов. Да и послам, перед объявлением войны, показывали «Семибашенный замок», чтобы те почувствовали ужас перед заключением.

Так что вряд ли решаться турки на открытую казнь, скорее, просто заточат в подземелье одной из башен, как произошло с Петром Андреевичем Толстым, которого дважды водворяли туда до Прутского похода царя Петра Алексеевича, и после оного.

Страшно, конечно, он обычный простой человек из плоти и крови, боится смерти и страданий, но долг перед государством российским исполнять нужно бестрепетно.

Посол откинулся на спинку сидения, прикрыв глаза. Через час его бросят в подземелье, и он больше не увидит лазурного неба и яркого солнца. Но данную еще в кадетском корпусе присягу будет выполнять до конца. Что станет с посольскими людьми, представить было страшно — тут турки могли, в худшем случае, как разграбить резиденцию, растерзав и умертвив всех русских безжалостно, так и лучший вариант — бросить их в мрачные подвалы Едикуле на долгие месяцы, если не годы. До окончания войны и подписания мира, который неизбежно будет заключен.

Вот только на каких условиях?!

Этот вопрос мучил Алексея Михайловича — он прекрасно знал, что Россия все годы, после воцарения Иоанна Антоновича, готовилась к войне с Оттоманской Портой. А последнее время уже начала всячески провоцировать турок на войну, присоединив восточные польские области — украинские и белорусские земли. Осенью, дав укорот ногайцам и крымским татарам, и оказав военную помощь черногорскому царю, открыто бросала вызов Порте — в ответах из Петербурга слышалось бряцанье оружия.

Отправка в конце августа эскадры вице-адмирала Спиридова в Средиземное море фактически предупреждение о войне. Сообщение о ней пришло в Константинополь одновременно с известием, что русские моряки заняли Боку-Котор, и прозвучало последним ударом колокола.

И напугало не столько венецианцев (которые изрядно удивлены были, напряженно гадая, с чего это русский император так на них серьезно обиделся), сколько взбесило турок!

Россия лихорадочно готовилась к войне — скрыть приготовления к оной было трудно. Не только построен большой флот — он уже отправлен в далекое от Балтики Средиземное море. На Украине сосредотачивается огромная масса русских войск, все полки пополнены «охотниками» сверх всяких штатов, новые пушки и ружья поступали бесперебойно с оружейных заводов, как старых, так и вновь построенных.

Идея справедливой войны за освобождение христиан от магометанского рабства вызвала живой отклик в народе. Освобожденные от крепостничества крестьяне несли последние монеты, много жертвовало на войну купечество. Не осталось в стороне дворянство, мысленно прибрав к рукам огромное пространство «Дикого поля» с его жирными черноземами.

Духовенство призывало к жертвенности в «освободительном походе», в молебнах постоянно поминалась оскверненная «Святая София», на куполом которой требовалось водрузить крест!

Ибо Москва есть Третий Рим, и четвертому не бывать! И это есть главная идея, прошедшая сквозь века!

На Дону как в уже далекие времена царя Петра снова поставили адмиралтейство и начали постройку военных кораблей, причем в большом числе — под Воронежем застучали топоры и завизжали пилы.

Даже тот факт, что денег на традиционный «бакшиш» стали отправлять самую малость, не на шутку злил турецких вельмож и чиновников, привыкших к «подаркам».

Назревало шестое столкновение с турками, грозящее нешуточными последствиями. Первые русские походы — Чигиринские и Крымские — стали неудачными для Московского царства. Чигирин пришлось самим уничтожить после двухлетней осады турками, а князь Голицын так и не сумел ворваться в Крым. Затем последовали походы царя Петра на Азов — лишь со второго раза, построив Донской флот, с превеликим трудом взяли измором не столь и великую турецкую крепость.

А через пятнадцать лет, в 1711 году, произошел несчастный Прутский поход — опьянение от Полтавской победы сыграло злую шутку с Петром Алексеевичем. Вошедшая в Молдавию пятидесятитысячная русская армия была окружена втрое большим числом турок и татар. И хотя атаки янычар были отбиты гвардией, пришлось подписать перемирие, а потом и мир, который дезавуировал достигнутую под Азовым викторию.

Все возвратилось на круги своя!

Реванш русские взяли в первой войне с Турцией (или пятой с учетом походов) — столица Крымского ханства Бахчисарай принят на штык, разграблен и сожжен. Штурмом взяты турецкие крепости Очаков и Хотин, а под Ставучанами 30-ти тысячная армия фельдмаршала Миниха наголову разгромила и рассеяла втрое большее воинство сераскира. Это была первая русская победа над османами в полевом сражении!

— Приехали…

Карета остановилась и Обресков из нее вышел. Чуть оправил расшитый золотом мундир, мельком глянул на узкие серебристые погончики, на которых золотилась императорская корона. Скривил губы — летом государь повелел считать армейские чины выше, чем гражданские, так что он, оставаясь действительным статским советником, стал равный не генерал-майорскому рангу, а лишь бригадиру.

Да и наградами обижен — кавалерия святой Анны голштинская награда, которой его удостоила императрица Екатерина. От Иоанна Антоновича он ожидал шейный крест второго класса, но в награду получил золотой офицерский крестик четвертой степени, которого прапорщики удостоиться могут. Даже не третьего класса, что точно такой же размерами, но вот лучи покрыты благородной эмалью — рыцарская степень.