Скотный двор. Эссе - Оруэлл Джордж - Страница 2

– И помните, товарищи, никогда не должна дрогнуть ваша решимость. Ни единый довод не должен вас поколебать. Никогда не слушайте, если скажут вам, что человек и животные имеют общие интересы, что процветание одного есть процветание других. Это все ложь. Человек не служит ничьим интересам, кроме своих собственных. А между нами, животными, да будет безупречное согласие, безупречное боевое товарищество. Все люди – враги. Все животные – товарищи.

После этих слов поднялся шум и гам. Речь Мажора привлекла внимание четырех здоровенных крыс, которые выползли из своих нор и уселись, подняв морды. Их заметили собаки, и только близость нор и крысиная прыть спасла им жизни. Мажор воздел копытце, требуя тишины:

– Товарищи, – сказал он, – вот какой вопрос надо решить. Дикие создания, такие как крысы и кролики, – друзья они нам или враги? Давайте проголосуем. Я выношу этот вопрос на обсуждение: товарищи ли нам крысы?

Тут же провели голосование и с подавляющим перевесом постановили, что крысы – товарищи. Только четверо внесли смуту: три собаки и кошка, которая, как потом оказалось, голосовала за обе стороны. Мажор продолжил:

– Я уже почти все сказал. Только повторю: всегда помните, что ваш долг – бороться против человека и всех его дел. Всякое двуногое – враг. А четвероногое или крылатое – друг. И помните еще, что в борьбе с человеком мы не должны уподобляться ему. Даже после победы не перенимайте его пороков. Никакое животное не должно ни жить в доме, ни спать на кровати, ни носить одежду, ни пить спиртного, ни курить, ни трогать денег, ни заниматься торговлей. Все человечьи обычаи пагубны. И самое главное, никакое животное никогда не должно угнетать себе подобных. Слабые и сильные, умные и кто попроще – все мы братья. Никакое животное никогда не должно убивать другое животное. Все животные равны.

– А теперь, товарищи, я расскажу вам свой сон. Не берусь описать его вам. Мне снилось, какой будет Земля, когда исчезнет человек. И я вспомнил кое-что давно забытое. Много лет назад, когда я был поросенком, мать моя с другими свиноматками бывало пела одну старую песню, из которой они помнили лишь мотив да три первых слова. В детстве я знал этот мотив, а потом как-то позабыл. Однако прошлой ночью он вернулся ко мне во сне. Более того, вернулись и слова песни – слова эти, ручаюсь, пели животные далекого прошлого, но последние поколения уже не помнят их. Сейчас я вам спою, товарищи. Я стар, и голос мой осип, но я только обучу вас песне, а дальше вы будете петь как следует. Она называется «Звери Англии».

Старый Мажор прокашлялся и запел. Несмотря на сиплый голос, пел он довольно прилично, и мотив – что-то среднее между «Клементиной» и «Кукарачей» – брал за душу. Слова были такими:

Пение привело животных в дикое неистовство. Не успел Мажор закончить, как ему стали подпевать. Даже самые тупые уже усвоили мотив и отдельные слова, а что до умных, то есть свиней и собак, так они выучили песню наизусть за несколько минут. И вот после недолгой репетиции вся ферма дружно грянула «Зверей Англии». Каждый пел, как мог: коровы мычали, собаки скулили, овцы блеяли, лошади ржали, утки крякали. Песня так всех восхитила, что они исполнили ее пять раз подряд и могли бы распевать ночь напролет, если бы им не помешали.

К сожалению, этот гвалт разбудил мистера Джонса, и тот вскочил с постели, решив, что во двор забралась лиса. Он схватил ружье, стоявшее в углу спальни, и пальнул в темноту дробью. Дробь врезалась в стену амбара, и собрание спешно завершилось. Все разлетелись по своим местам. Птицы вспорхнули на насесты, животные улеглись на солому, и вся ферма тут же погрузилась в сон.

Глава 2

Через три дня старый Мажор мирно околел во сне. Его закопали в дальнем конце сада.

Настала весна, и до самого лета полным ходом шла тайная работа. Речь Мажора открыла фермерским животным поумнее совершенно новый взгляд на жизнь. Они не знали, когда случится предсказанное Мажором Восстание, и не чаяли дожить до него, но считали своим долгом его подготовить. Работа по обучению и организации легла естественным образом на свиней, признанных с всеобщего одобрения умнейшими животными. Среди них выделялись два молодых хряка, Снежок и Наполеон, которых мистер Джонс откармливал на продажу. Наполеон был крупным, весьма свирепого вида беркширцем – единственным на ферме. Молчаливый, но известный своим упрямством боров. Снежок был энергичней, голосистей и находчивей Наполеона, но ему недоставало выдержки. Кроме них на ферме не держали хряков, только подсвинков. Самого заметного из них – проворного, упитанного малого с круглой ряшкой, лукавыми глазками и пронзительным голоском – звали Визгун. Ораторствовал он хоть куда, и стоило ему ввязаться в трудный спор, как свин принимался так рьяно метаться из стороны в сторону, крутя хвостиком, что правота его казалась очевидной. Поговаривали, что Визгун может выдать черное за белое.

Эти трое развили учение старого Мажора до стройной философской системы и дали ей название: анимализм. Два-три вечера в неделю, когда мистер Джонс ложился спать, они устраивали тайные собрания в амбаре и излагали остальным положения анимализма. Поначалу они столкнулись с косностью и равнодушием. Кое-кто из животных твердил о долге верности мистеру Джонсу, называя его хозяином, или высказывал банальности такого рода: «Мистер Джонс нас кормит. Без него мы с голоду подохнем». Кто-то не мог взять в толк: «Какое нам дело, что станется после нашей смерти?» Или: «Если это восстание в любом случае произойдет, зачем нам стараться?» И свиньям приходилось всеми силами разъяснять, что это противоречит духу анимализма. Самый идиотский вопрос задала Молли, белая кобылка. Первое, о чем она поинтересовалась у Снежка, это:

– Сахар останется после восстания?

– Нет, – твердо ответил Снежок. – У нас на ферме нет средств для производства сахара. Да и не нужен он тебе. У тебя будет вдоволь овса и сена.

– А ленты в гриве можно будет носить? – спросила Молли.

– Товарищ, – сказал Снежок, – эти ленты, которые так милы тебе, – символ рабства. Разве ты не понимаешь, что свобода дороже, чем ленточки?

Молли согласилась, но без особой убежденности.

Куда сильнее свиньям пришлось напрячься, чтобы опровергнуть ложь, которую разносил ручной ворон Моисей. Он был любимцем мистера Джонса, и все его знали как доносчика, но при этом отменного говоруна. Он заявлял, будто существует таинственная страна с названием Карамельная гора, куда попадают после смерти все животные. Располагалась она, по словам Моисея, где-то в поднебесье, сразу за облаками. На Карамельной горе семь дней в неделю царило воскресенье, круглый год цвел клевер, а на изгородях росли рафинад и льняной жмых. Животные терпеть не могли Моисея, потому что он только рассказывал басни и не работал, но некоторые верили в Карамельную гору, так что свиньям пришлось приложить немало усилий, чтобы разубедить их в ее существовании.