Зайтан-Бродяга (СИ) - Слобожанский Илья - Страница 9

— Как бы боком нам его угощение не вылезло?

— Каким боком? — Хохотнул Гринька. — Нормальный мужик. Подумаешь взбрыкнул чуток. Мы тоже хороши. Нет что бы выслушать, сразу за ножи. А ты молодец, не растерялся. Пошли хлебнём кислой, нервишки подлечим. Струхнул я малость.

— По кувшину не больше. — Согласился я. — Пошли.

Выпили за дружбу, потом за знакомство и снова за дружбу. Михалыч рассказал историю на его взгляд смешную, сам и посмеялся. Гунька посетовал на нелёгкую жизнь в Бочке. Рассказал про Пуздро и разбойников что прячутся в лесу. Я набивал живот, кивал головой и слушал. Слово за слово, Михалыч вернулся к прерванному разговору.

— Ты извини Бродяга, но я тебя не понимаю. — Пыхтя мне в лицо табачным дымом поведал Михалыч. — Хоть убей не понимаю. Патроны тебе нужны это факт. Дорогу через болото тоже знаешь. Почему идти не хочешь?

— Хочет он, но не может. — Вмешался Гунька. — За чужой харч кишки выпустят.

— В смысле чужой? — Михалыч бросил на пол окурок, раздавил носком ботинка.

— Ты же сам сказал — есть провожатый. — Пояснил Гринька. — Даже имя назвал.

— Когда? — Михалыч выпучил глаза. — Не было такого.

— Как это не было? Было-было. Чего мочишь, скажи ему Бродяга. — Гунька хлебнул кислой, закусил мясом.

— Да. Говорил. — Подтвердил я.

— И какое имя назвал? — Покусывая губу спросил Михалыч.

— Ты сказал. — Громко чавкая Гунька поглядел в потолок. — Ты сказал — Чёрт знает дорогу.

— Кто? — Михалыч растянул губы в доброй улыбке и потянулся к ножу.

— Ты чего? — Гунька отодвинул нож, спрятал за мясом. — Опять?

— Это не то что ты подумал. — Михалыч поднял руки и прокричал в сторону кухни. — Тащи брагу бездельник!

— Зачем? — Гунька осмотрел стол. Два огромных куска мяса, клубни белой в глиняной тарелке, банка пасты, тёртый сыр в деревянной посудине, три налитых до краёв кувшина кислой. И это, не считая тех с которых мы пьём.

— Водки много не бывает. — Поведал Михалыч не удосужившись объяснить, что оно такое — водка. — Мужики. — Позвал Михалыч и встал. — А давайте выпьем за нас?

— А давай. — Тут же согласился Гунька, и мы выпили.

Гундосый принёс ещё кислой, мясо остыло подали горячий супчик. Болтали о жизни, про охотников, о жадности Хабибулы. Вспомнили Шваньку и её девиц. Говорили душевно, с пониманием. Вечер удался если бы Михалыч не заговорил о болоте.

— Вот что я тебе скажу Бродяга. — Михалыч отодвинул кувшин что бы лучше меня видеть. — Как не крути, а на болото пойти нужно.

— Пошли. — Без уговоров согласился захмелевший Гунька. — Да я с тобою хоть куда.

— Спасибо. — Поблагодарил Михалыч. — Но. — Михалыч закурил. — Извини друг, с тобою не пойду.

— Это почему же? — Гунька насупился.

— Дороги не знаешь.

— Согласен. — Гунька кивнул. — А кто знает?

— Он. — Палец указал в мою сторону. — Уговори Бродягу, озолочу.

— Тьфу на тебя. — Ответил Гринька. — Зачем мне золото? Ты патронов дай.

— Дам.

— Бродяга. — Позвал Гунька. — А пошли на болото. Он нам патронов даст.

— Сходить конечно можно. — Кислая ударила в голову, я осмелел. — Хорошо бы ещё знать куда? Болото большое.

— Куда тебе нужно? — Гунька потянулся через стол, стукнул своим кувшином о кувшин Михалыча.

— Там дерево. Бурьян во. — Михалыч поднял руки.

— Что здесь, что там, везде деревья. — Сообщил я. — И бурьян во. — Пришлось повторить всё как делал Михалыч. — Ты скажи, какая там трава, камни? Может что-то особенное заметил?

— Ничего я не заметил. Темно было.

— Это плохо. — Заметил Гунька. — Болото ого-го-го, большое оно.

— Мы из пещеры вышли. — Чуть ли не прокричал Михалыч, прикрыл рукой рот точно испугался, огляделся и прошептал. — Камни там, здоровенные. Огромная глыба над головой.

— Глыба? — Переспросил я.

— Ну да. — Михалыч кивнул. — Когда вышли, она сбоку стояла. Камень большой, гладкий. Может мне и показалось. — Михалыч погасил в тарелке окурок, хлебнул из кувшина. — Памятник это. Голова чья-то.

— Пещера. Голава. — Выдохнул я. — Не скажу точно, но таких голов я знаю три. И все они возле пещер. Идолами у нас их зовут.

— Молодец. — Обрадовался Михалыч. — Я в тебе не сомневался. Ну, так что, отведёшь?

— А как же Чёрт? — Напомнил Гунька. — Растрезвонит, пришибут нас. Поговорил бы ты с ним. Откажется к нам приходи.

— Нет никакого чёрта. Был и весь вышел.

— Помер? — Спросил Гунька и поднял кувшин. — Спасибо Чёрту, вовремя помер.

— Ты чего? — Пришлось ткнуть Гуньку кулаком в бок. — Нельзя так о покойниках. Давно помер?

— Давно. — Прикрывая ладонью насмешку ответил Михалыч. — Где могила не знаю, на похоронах не был.

— Что за имя такое? — Макая в пасту мясо осторожно спросил Гунька. — Откуда он родом.

— Оттуда. — Михалыч указал пальцем в потолок и расхохотался. Поначалу я не понял почему он ржёт, но потом глянул на Гуньку и тоже рассмеялся. Любит Гунька пасту, мажет ею мясо без меры. Вот и измарал нос, щеку, ещё и на лбу вымазался.

Посмеялись мы от души, Гунька тоже хохочет, глядит на нас. Когда отсмеялись, выпили кислой.

— А скажи мне Михалыч. — Заговорил Гунька и полез мясом в пасту. Гляжу на него и жду, когда снова морду измарает. Захмелел Гунька, сильно захмелел. — Доберёмся мы в нужное место, а что потом? — Большой шмат мяса отправился в рот. Гунька глянул на меня и растянул губы в улыбке. — Что смотришь? Видал? — Приятель показал кусок тряпки и вытерся ею. — На болоте жизнь гадкая, а дорога дальняя. Надо бы хорошенько подготовится.

— Не тарахти. — Перебил я Гуньку. — Три идола, три пещеры. Сразу не найдём, поплутать придётся. Путь не близкий, опасный.

— А где сейчас не опасно? — Вымолвил Михалыч и помрачнел. — Устал я бояться. Надоело бегать.

— Не бегай. — Посоветовал Гунька попивает кислую. — Оставайся в Бочке. А нет, так Бродяга отведёт к мусорщикам. Там поселишься. Вдов нынче много, хороший мужик завсегда в спросе.

— К каким ещё мусорщикам?

— Ты вообще откуда? — Поглядывая с прищуром спросил Гунька. — По всему видать с дальних краёв занесла не лёгкая. Ничего-то ты не знаешь.

— Да уж. — Тяжело выдохнул Михалыч. — Из далека, дальше не куда.

— И откуда? — Не унимается Гунька. — Куришь одну за другой.

— И что? — Михалыч достал сигарету, повертел в пальцах и сунул обратно в пачку. — Ваши мужики разве не курят?

— Наши не курят. — Гунька улыбнулся и приложился к кувшину.

— Вояки курили. — Пояснил я. — Торговцы и менялы покуривают, но редко. А вот нам, нельзя курить.

— Вера не позволяет? — Спросил Михалыч и закурил.

— Какая Вера? — Вопрос озадачил. Почему именно Вера, а не Тинька или Любаня? И с какого перепуга они должны разрешать или запрещать? — Зверьё табачный дым за версту учует. И не только зверьё. Разбойников много.

— Зверьё говоришь? — Михалыч оскалился. — Людей нужно бояться. Люди хуже зверей.

— Не скажи. — Гунька взялся за нож, принялся резать мясо. — От человека можно убежать, на худой конец прибить, а от зверя нет спасения. Если унюхает, считай покойник.

— От зверя тоже можно убежать. — Вставил я. — Не всегда и не от каждого, но можно.

— Утешил. — Не весело объявил Михалыч. — Ну так что, прогуляемся к идолу?

— Нет. — Отрезал я. — Вторая жизнь у тебя припасена? На болотах, дорога в одну сторону. Обратный путь вдвое дольше.

— Не собираюсь я возвращаться. — Поведал Михалыч и принялся озираться, точно испугался своих же слов. Осмотрелся и прошептал. — Отведёшь?

— Нет.

— Назови цену. — Михалыч уставился на меня как на добычу. Но всё это напускное. Боится Михалыч, от того и взгляд такой. Загнали его в угол, сам стал добычей.

— Ты, наверное, не понял? — Выждав с минуту ответил я. — Сказал не пойду, значит, не пойду.

— Бродяга, ты чего? — Гунька обошёл стол присел рядом. — Когда ещё столько отвалят? Ломи цену и пошли. Сам видишь, людям очень нужно.

— Придурок ты Гунька. Болото — это не парк, даже не Тихий. Там, куда не ступи, смерть. Одному куда не шло, а вот толпой.