Зайтан-Бродяга (СИ) - Слобожанский Илья - Страница 63

— Помоги! — В самое ухо гаркнул Скуластый. Открыл я глаза, трясёт меня нелюдь точно дерево яблуниху. — Проснись! — Требует людоед. — Помогай. Один не справлюсь!

Пока он меня тормошил, было терпимо, но, когда в ход пошли затрещины, я проснулся. Резкая боль пронзила скулу, ударила острыми иглами в затылок. Тряхнул головой, перевалился на бок и увидел зверьё.

Глядят на меня от кустов огоньки красных глаз. В злом оскале замерли длинные морды. Уши торчат над лобастыми головами, коричневый мех свисает клочьями. Линька у зубастых в самом разгаре. Осторожно, неторопливо наступают зверюги от зарослей колючек. Четверо их, один крупный, трое чуть поменьше. Самый большой встал на задние лапы и как завоет к пасмурному небу. Мощная грудь, сильные задние лапы, а вот передние хоть и длинные, но какие-то худые, по три когтистых пальца на каждой. Напомнил он мне шипаря, заметно родство, наверное, родичи, дальние.

В ответ ему зарычала троица, рыкнули почти одновременно, а вот зашипели в разнобой. Гадко шипят, из пастей течёт слюна, вязкая, тягучая. Большой воет, а эти шипят, на него поглядывают, точно ждут команды.

Длинные хвосты рассекают воздух, режут его, но вот чем сложно понять. Срезают хвосты, секут как ножами ветки. Сыплется плющ, падают листья, ветки, рвётся паутина.

— Держи. — Скуластый толкнул меня в грудь, сунул в руки Карлухину секиру. Отдал и предупредил. — Даже не пытайся делать как я. Кричи, прыгай, главное не стой на месте.

— Ага. — Кивнул и занёс над головой секиру. Страха нет, он приходит позже. Или вообще не приходит, мёртвым не ведомо это чувство. — Встал над спящим Серёгой. Решимость Скуластого передалась и мне, не выглядит он напуганным. Скорее наоборот, готов броситься в драку. В руке людоеда дубина. Где он взял эту штуку не знаю, не видел я что бы он отходил.

— Вон тот. — Палец указал на крупного зверя. — Это вожак, самка. Я её сшибу, а ты, размахивай топором, не подпускай к Серёге других. Рычи, кричи, делай что хочешь. Главное, не отступай, покажи, что ты их не боишься.

— Не отступлю. — Пообещал и сделал всё так, как и велел Скуластый. Встал в нужном месте и принялся орать, размахиваю секирой. Не уверен, что смогу долго махать, тяжёлая она.

Самка-вожак повернула морду в мою сторону и завыла ещё громче. Тут-то стая и пошла вперёд. Похоже, они совсем не бояться моих выпадов и крика. Все трое опустили морды низко к земле, оскалились, глядят на меня, слюна бежит что у бешенных. Хвосты остановились, вытянулись в струны, на кончиках плоский коготь-нож. Вот чем они кусты рубят. Стало быть, не только зубов нужно бояться. Наступают медленно, шажки маленькие.

Скуластый заорал на непонятном мне языке. И я закричал, матерюсь, прыгаю, машу секирой. На зверьё это подействовало, остановились. Ору что есть сил, прыгаю, а вот секирой не машу, устал. Что в это время делал крукль не знаю. Слышу рычание и непонятную речь. Раздался рёв. Наверное, самка-вожак бросилась на людоеда, а может он на неё. Не смотрел я, занят, пугаю как могу зубастую троицу. Да так увлёкся этим занятием что грохнулся, споткнулся о спящего Серёгу. Упал и растянулся на мокрой траве. Вскочил, ухватил секиру, поднял над головой. Гляжу, а моя троится отступает. Скуластый мутузит самку, долбит её дубиной. Пятится людоед, оттесняет зверюга его к кустам, ещё чуть-чуть и цапнет. Крутанулся Скуластый на месте, самка зубами щёлкнула и промахнулась. А он ей кулаком по роже и как шибанёт дубиной. Хорошо стукнул, приложил по башке, да так сильно что дубина разлетелась в щепки. Самка свалилась замертво.

— Уштрак, шитит хптр! — Кричит Скуластый, бьёт кулаком себя в грудь, грозит зверью ошмётками дубины. — Уштрак. — Наступает, шипит людоед. Зверьё пятится. — Всё. — Объявил Скуластый и запустил в троицу тем, что осталось от дубины. Рванули зубастые к кустам, прыгают друг по другу, проход в колючках узкий, визжат протискиваются, бока обдирают. — До вечера не вернутся. — Заверил людоед. Стянутый повязкой бок располосован сразу в нескольких местах. Кровь пропитала то, что осталось от повязки и стекает на штаны. А он стоит как ни в чём не бывало. Но не это мне показалось странным. Скуластый хорошо разговаривает, совсем не путается в словах.

— Кто это были? — Спросил, поглядываю на свежие раны на боку людоеда.

— Мерзкие твари. Мой народ их чкхныхтами называет. — Вытер Скуластый ладонью кровь на боку. Взял у меня секиру и пошёл к дохлой зверюге. — Иди сюда. — Позвал и одним ударом отсёк зверю голову. Зашвырнул её далеко в кусты. Прошипел что-то на родном языке и плюнул вдогонку. — Смотри. — Ухватил крукль обезглавленного зверя за хвост подтащил и рубанул. Отрубил хвост, перехватил за толстую часть, замахнулся как плетью, стегнул по верхушке куста. Посыпались сухие ветки, полетели листья плюща. — Видал?

— Видал.

— Держи. — Скуластый протянул мне хвост-плеть. — Хорошая штука, не потеряй. Научу как пользоваться. А теперь. — Людоед выпрямился и давай нюхать воздух. Вертит головой, сопит громко. Посопел, вынюхал что-то, улыбнулся. А может и оскалился. Не знаю я как крукли улыбаются, но мне показалось что это именно улыбка. Поглядел он на меня и говорит. — А давай, Серёгу унесём на поляну. Не нужно ему здесь спать. Плохое место.

— Почему они спят? — Держу в руке подарок людоеда, смотрю на Серёгу. Лежит на спине, широко раскинул руки и громко храпит. Спит Серёга даже не догадывается, а мог бы и не проснуться.

— Это чкхныхты их усыпили. Иди за мной. — Скуластый пошёл вперёд, размахивает секирой. Рубит кусты, расширяет проход, через который сбежали зубастые.

Прошли совсем немного, за кустами поляна, скорее не поляна, большая яма. Поросла травой, но не настолько что бы укрыть горы костей. Разные кости, всё больше звериные. Но и человечески тоже имеются. Немного, но есть. Ползают по останкам рыжие черви, красные муравьи, слизни и мухи.

— Кто это их? — Рассматриваю почерневший от времени череп. Если не знать Скуластого, можно решить он человеческий. Сыро здесь, почернели кости. Да и всё вокруг чёрное, даже кусты и трава укрыты чёрной плесенью. Черепушка, на первый взгляд людская, но вот нижняя челюсть с большими клыками выдаёт хозяина, лежит рядом.

— Зверьё, кто же ещё. — Ответил Скуластый и тяжело вздохнул. — Когда мы ушли из Чёрного города, тогда я был совсем маленьким. В тот год дождей было много. Вода в реке поднялась, вброд не перейти. Вот решили идти через мост. Знали, опасно, но не было другой дороги. Здесь все и уснули.

— Сон трава?

— Нет. — Скуластый завертел головой. — Чкхныхты это. Они здесь хозяева. Никого не пропускают ни туда, ни обратно. Не знаю, как они это делают, но все, кто приходят, засыпают. И крукли и люди и звери. Пойдём.

— Странно. — Втянул носом воздух, нет посторонних ароматов, пахнет рекой, травой, гниением. — А почему ты не уснул? — В спину Скуластому спросил я.

— Не знаю. — Склонился крукль над Серёгой, взял его за руки. — Помоги взвалить на спину. — Поспешил я к людоеду, помог. Поднялся он с Серёгой и зашагал, уверенно и легко. Идёт точно и нет за спиной тяжёлой ноши. — Ты тоже не спишь. Почему?

— Спал я. — Иду за людоедом, несу плеть, Карлухину секиру и два тесака. — Ты разбудил. — Гремит железо, секира тяжёлая, плеть когтем-ножом за кусты и траву цепляется.

— Уснул, уже не разбудишь. Долго проспишь. — Поведал людоед. Вышли на поляну, положил крукль Серёгу рядом с Кхалой. Бережно уложил, без моей помощи. Нарвал травы и сунул ему под голову. Кхала, Карлуха и Рафат тоже лежат на подушках из травы. — Возьми ножи, тыкхаш нарежем. Укрыть их нужно. От реки ветер холодный. Иди за мной, покажу где тыкхаш растёт.

— Показывай. — Не стал я спорить, хоть и не знаю, что оно такое тыкхаш. Странный людоед нам попался, внимательный и заботливый.

— Первый раз, я сюда попал ребёнком. — Рассказывает Скуластый. — Из города ушли три семьи. Отца я никогда не видел, убили его люди ещё до моего рождения. Маму хорошо помню, она вот здесь спать легла. — Крукль присел, погладил рукой траву плетуху. — Все улеглись спать. Посидел я рядом с мамой и пошёл на мост. Поиграл там, вернулся и никого не нашёл. Утащили звери. Всех утащили и взрослых, и детей. Долго плакал, звал маму. Решил — бросили меня. Кости я куда позже отыскал. — Крукль оглянулся. — Когда-то, я здесь бывал часто. — Скуластый махнул рукой. — Пошли, не хочу ворошить прошлое.