Зайтан-Бродяга (СИ) - Слобожанский Илья - Страница 40

— Айхулы тоже нет. — Выдохнула Кхала, прижалась, оплела руками за шею. — Убили её.

— Кто?

— Не знаю. Ушла в провал, убили по ту сторону.

— Что за провал? Где это?

— Не будем о грустном.

— Как скажешь. — Пнул ногой траву, вздохнул и подумал. Почему дважды? Когда второй раз?

— У болотников.

— Что же это такое? — Не знаю почему разозлился. Отстранил Кхалу поглядел строго. — Хватит залезать в мою голову? Я не хочу.

— А я хочу. — Глядит улыбается. — Не злись. Разреши ещё немножко.

— Немножко это сколько?

— Сегодня, завтра. А давай ещё и после завтра.

— Нет. — Сказал, как отрезал. — Не хочу. Запрещаю.

— Зачем ты так? — Хмурит брови, злится. — Разреши.

— А что изменится?

— Многое. — Прячет взгляд, надула губки, вот-вот расплачется.

Обнял, прижал, вдыхаю аромат волос. Щебечут птицы, чирикают, свистят, ухают. И вдруг что-то хлопнуло, затихли птицы все разом. Эхо ударилось о кусты, разлетелось во все стороны. Ещё два хлопка качнули тишину.

— Стреляют? — Спросила Кхала.

— Да патроны изводят. — Метнулся к шалашу за винтовкой. Проверил патроны, передёрнул затвор. — Не сидится им, решили поохотиться. Оставайся здесь я быстро.

— Не торопись. За нами придут.

— Кто?

— Начались перемены. Ничего не бойся. Я всегда буду рядом.

— Ты о чём?

— Дай мне нож. — Попросила Кхала и протянула руку. Смотрит мне в глаза, не моргает.

— Какой нож?

— Тот, что прячешь в ботинке. Дай и не задавай лишних вопросов.

— Бери. — Протянул нож, присел рядом.

Срезала Кхала пучок травы, разгребла ножом золу в кострище, положила травку. Посмотрела на меня улыбнулась. Провела остриём себе по большому пальцу. Подошла и мазнула кровью по моим щекам. Шепчет непонятные слова, смотрит мне глаза, отступает к кострищу. Склонилась к срезанной траве, уронила на зелёные листья несколько капель крови. Трава скукожилась и превратилась в пепел. Гляжу и не верю своим глазам. Сгребла Кхала пепел, зажала в ладони. Между пальцев потянулся сизый дымок. Подошла, сунула кулачок мне под самый нос.

— Вдохни. — Широко улыбается, на щеках ямочки. — Открою ладонь, втяни носом.

Сделал всё как велела и ничего не почувствовал. Нет запаха, да и не дым это, пар. Обдало теплом.

— Это всё? — Спросил, а сам думаю. Снова дурачится. Мастерица на фокусы. Гляжу на неё жду ответа. Молчит, глазищами хлопает.

— Бродяга! — От кустов кричит мелкий. — Бери девку и айда за мной! Винтовку оставь.

— Что стряслось?

— Михалыч сволота! Пошли. Сам увидишь!

***

Михалыча я заприметил ещё издали, а вот Гуньки с Серёгой что-то не видать. Кхала вцепилась в мою руку, идёт рядом. Позади Карлуха, трава высокая только макушку и видать.

— Ничего не бойся. — Шепчет кареглазая. — Судьбу не изменить, даже не пытайся. Помни об этом.

— Не нужно мне одно и тоже дважды повторять. — Ответил грубо. А как иначе? Талдычит и талдычит точно гвоздь в голову забивает.

— Человеческий век не долог. — Сжимает мою ладонь и поучает. Придерживает за руку не даёт уйти вперёд. Выбрались из высокой травы, дальше редкие деревца и кустики майуки ковром стелются. За руку тянет, точно привязали, и тарахтит без умолку. — Каждому отведён свой срок. Не мы его выбираем и не нам его.

— Хватит! — Гаркнул и остановился. — Отвяжись. — Прошипел сквозь зубы.

— Стой где стоишь! — Кричит Михалыч. — Покажи руки.

— С чего вдруг! — Выкрикнул и пошёл на встречу. Сделал пару-тройку шагов, прогремел выстрел.

— Не дури Бродяга. — Предупредил Михалыч. — Только рыпнись, дырку в башке проделаю! Задери лапы к небу!

— Чего это ты вздыбился?! — Спрятал Кхалу себе за спину, поднял руки, стою.

— Где недомерок?!

— Он-то тебе зачем?!

— Моё у него! — Орёт Михалыч размахивает пистолетом.

— Что твоё?!

— Скажи девке, пусть отвернётся! — Требует Михалыч, грозит оружием. — Ведьма, закрой глаза!

— Да пошёл ты! — Разозлил меня Михалыч, сильно разозлил. — Карлуха! — Крикнул не оглядываясь. — Беги за винтовкой!

— Стоять! — Заорал Михалыч и выстрелил в небо. — Карлуха! Вылезай урод! Не притащишь мешочек, всех положу.

— Утерял я его! — Кричит Карлуха, прячется в траве.

— Иди сюда!

— А стрелять не будешь? — Отозвался мелкий и выполз на четвереньках.

— Шевели копытами урод! Думаешь я позабыл как ты хотел меня водой напоить?

— Где Гунька?! — Спросил, прикрываю собой Кхалу. Уж больно резво Михалыч оружием размахивает. Как бы не пальнул с дуру?

— Всё, отбегался, кривоногий. — Ухватил Михалыч Коротуна за шиворот, и как даст ему ногой под зад. Да так крепко наподдал что тот запахал носом. Напрасно он так с Карлухой, ой напрасно. — Ищи верёвку! — Орёт Михалыч на мелкого, трясёт пистолетом. — В мешке она.

— Михалыч! — Окликнул я. — Чего вздыбился?! Брось пистолет, поговорим.

— Иди сюда! Девку оставь! Пусть ляжет, мордой вниз. Быстро!

— Ничего не бойся. — Шепчет Кхала, торопит. — Ступай. Тень по степи гуляет.

— Идиот по ней гуляет. — Подмигнул кареглазой и пошёл.

Серёга лежит не шевелится, руки связаны за спиной. Гунька сидит рядом с ним, глядит на меня одним глазом. Бровь рассечена, лицо в крови, второй глаз заплыл, не открывается. Яма здесь, вымоина, в ней они, от того и не заметил сразу.

— Чего возишься? — Шипит Михалыч. — Нашёл верёвку?

— Ищу. — Бормочет мелкий, роется в мешке.

— Зачем верёвка? — Стою гляжу на Михалыча. С виду спокоен, губы не дрожат, руки тоже. Пистолет держит уверенно. Стало быть, не сбрендил, есть надежда договориться.

— Девку свяжешь. Ведьма она.

— Тебе нужно, ты и связывай. — Сказал и потянулся за ягодкой. Михалыч тут же навёл пистолет, перехватил его двумя руками, целится. Сорвал я ягоду, положил в рот. Сладкая, чуть терпкая. Жую, а у самого сердце из груди выскакивает. Ствол глядит в мою сторону. — Хорошая в этом году майука уродилась. Много её. — Присел, одной рукой собираю ягоды, другой трогаю ботинок, ищу нож. Нет его, отдал Кхале.

— Сладкое любишь? — Улыбается Михалыч, расслабился он. Опустил оружие глядит с прищуром.

— Очень люблю. — Сообщил с издёвкой и забросил в рот пригоршню майуки.

— Да-а-а, сахарок в ваших краях большая редкость. — Закурил Михалыч, пульнул в Коротуна спичкой, на Кхалу поглядывает. Лежит она лицом вниз, как и было велено.

— Хорошее здесь местечко. Тихое. — Отряхнул я колени, поглядел в пасмурное небо и спросил. — Хочешь остаться?

Правильное решение. Домик отстроишь, огородик посадишь. Буду в гости к тебе приходить.

— Шутишь? Это хорошо. — Одобрил Михалыч. — Люблю шутников.

— Да какие могут быть шутки? — Говорю, а сам думаю — чем бы ему по башке врезать? Под рукой, трава, ягоды и кусты. Чем тут врежешь? — До темна не уберёмся, промокнем. — Указал пальцем в небо, Михалыч даже бровью не повёл. Курит, пистолет из руки в руку перекладывает.

— Не о том думаешь. — Ответил Михалыч и рявкнул. — Чего возишься? Пошёл вон. — Пнул ногой мелкого. Направил пистолет в мою сторону и предупредил. — Дёрнешься, пристрелю.

Зарылся рукой в мешок, роется. Разозлился Михалыч, вытряхнул всё из своей торбы. Карлуху матерными словами обзывает. И тут, ни с того ни с чего вскочил Гунька. Не знаю, что на него нашло. Сидел ни живой не мёртвый и вдруг сорвался.

— Беги Бродяга! — Прокричал Гунька и бегом к Михалычу.

Хлопнул выстрел, за ним второй, третий. Споткнулся Гунька и упал лицом вниз. Михалыч толкнул его ногой, перевернул на спину. Хотел что-то мне сказать, но не успел. Выронил пистолет, опустился на колени. Выпучил глаза, открывает рот и ничего не говорит. Пошла кровь горлом, кашлянул разок и завалился на бок.

— Говорил же. Давай прирежу. — Глядит на меня мелкий, вытирает нож о рубаху Михалыча. — Не послушал ты меня.

Теперь вот. — Карлуха присел возле Гуньки.

Тут и я подоспел. Взял Гуньку под руки, перетащил к мешкам. Уложил на травку, мешок под голову. Лежит Гунька, прижимает рукой грудь, рубаха в крови. Глядит на меня одним глазом, улыбается.