Силуэт танцующей звезды - Дронова Ксения - Страница 14

Это свойство ее характера, наверное. Когда их семья окончательно развалилась, она была маленькой третьеклассницей с огромными белыми бантами на голове, и родители еще долго изображали — ради нее, ради ее счастливого детства — любящих и заботливых папочку с мамочкой, а она чувствовала фальшь, но не желала огорчать их, и поэтому делала вид, что верит в их игру… Потом был развод, и снова она плакала ночью в подушку, но днем утешала маму. К тому же папа ведь не забыл ее, и все так же возил се на море летом, присылал подарки на дни рождения и раз в месяц навещал. С тех пор прошло столько лет, и она привыкла улыбаться и не поддаваться неудачам. Вот только во всем белом она всегда ищет черное, потому что на свете не бывает ничего вечного, и все хорошее обязательно когда-нибудь кончается. По крайней мере, она так думала до тех пор, пока не встретила Трофима и не поняла, что все может быть и по-другому! Нестрашно, спокойно и легко.

Женька набрала полную грудь воздуха и резко выдохнула. Так, один раз, два, еще десять вдохов-выдохов, и в ее голове опять засияет солнце, такое же ясное, как на небе. Ей не о чем переживать. Мамины судорожно стиснутые в замок пальцы и тревожные разговоры — это всего лишь минутное настроение, и очень скоро она сама забудет об этом, и значит, Женька может освободить свою голову от этой проблемы. Проблемы-то и нет никакой! Из-за наплыва родственников мама давно нормально не общалась с Иваном Семеновичем, вот она и нервничает. А как только они встретятся, все бури свернутся в комочек и сгинут, и опять наступит тишь и благодать, без непрерывных тягостных воспоминаний о несложившемся прошлом. Так всегда было, Женьке ли не знать этого!

Написав Трофиму эсемеску, Женя двинулась к бабкиному дому, заходя по дороге в любимые магазины и глазея на витрины. Почему-то только сейчас она вдруг осознала, что началось лето! Холодное, с куртками и зонтами, но все-таки самое настоящее лето, с Волгой, на которую она отправится, как только вода потеплеет и можно будет загорать, с уличными каруселями и разноцветными лотками с мороженым. Лето, которое принесет ей долгожданную свадьбу с любимым мужчиной.

За весь спектакль она ни разу не хлопнула в ладоши. Народ вокруг то и дело взрывался аплодисментами, особенно в те моменты, когда великолепный мавр во всем черном взлетал над сценой в немыслимом прыжке, или когда хрупкая Дездемона убегала и никак не могла убежать от него, падая ему в объятья и приникая всем своим тонким телом к его широкой груди… Кое-кто с третьего яруса кричал «Браво» и «Бис», но Женька молчала. С первой же музыкальной ноты она вросла в сиденье — и так и просидела статуей до конца спектакля.

Опять все ее существо настроилось на волну Игоря Ворона. Как будто не она утром рассматривала свой диплом и гордилась проделанной работой, и не ее ноги медленно шли от материной девятиэтажки до бабкиного дома, не ее рот болтал с Оксанкой и пил кофе с суворовским печеньем, потому что бабки не оказалось дома и можно было себе это позволить… Все это осталось где-то в другой жизни, а в этой есть только сцена, на которой царит тот, чьи то ли серые, то ли синие глаза никак не отпускают ее от себя. Ни на шаг…

— Здрасте!

Спектакль закончился двадцать минут назад, и все это время Женька стояла возле черного входа в театр, поджидая Ладку с компанией. И как раз в тот момент, когда она наклонилась завязать шнурок на кроссовке, дверь отворилась и на улицу вывалилась веселая разномастная толпа артистов. И первым, конечно, появился человек, из-за которого Женька едва не задохнулась во время спектакля, от волнения и восхищения забыв про дыхание… Теплый взгляд сверху вниз — до чего же он высокий! Если сидеть на корточках, задрав голову, и смотреть на него, то он кажется великаном. И как же это странно, что этот огромный необыкновенный мужчина заметил ее, такую маленькую, и даже поздоровался, и улыбнулся!

— Привет! — Женька вскочила и тут же отшатнулась, обнаружив на уровне своих глаз мужскую грудь с расстегнутым воротом толстовки, и даже, кажется, заметив между ключиц бьющуюся жилку… Игорь Ворон осторожно поддержал ее под локоть и вместе с ней — оставив свою ладонь на ее руке! — спустился с крыльца, и за ними, смеясь и галдя, выбежали Ладка с Лешей, Денис и еще какие-то ребята, незнакомые Женьке.

А потом началось счастье, которое захлестнуло Женьку и буквально утопило ее в себе, и ее неподвижность статуи сменилась горячей пульсацией во всем теле и безудержным весельем. Лешка рассказывал анекдоты, и она смеялась, и когда ее глаза встречались с серыми глазами Ворона, она не пряталась от них и продолжала искриться весельем, и ее мысли смешались с чувствами и превратились в одну большую петарду. Фейерверк, который грянул над ней ровно в восемь часов двадцать две минуты, когда на ее локоть легла рука великолепного мавра…

…И который резко прекратился в девять пятнадцать. В этот момент их компания остановилась посреди Проспекта, решая, в какую сторону им двинуть. И Женька, только что вверившая свою судьбу в руки новых приятелей (столько имен сразу она ни за что не запомнит!), вдруг испугалась, обнаружив, что Игорь Ворон покидает их. Этот невозможный, неправильный человек, на которого она не может не смотреть, когда он так близко… но и посмотреть толком тоже не умеет, потому что его левая бровь все время иронично поднимается, и она не знает, что ему ответить на этот безмолвный вопрос и в смущении опускает взгляд… А теперь он уйдет, и ей не на кого будет долго глядеть украдкой. И вообще, вся затея с прогулкой теряет смысл без него.

— Всем до встречи! Желаю хорошо погулять, только просьба не забывать, что завтра репетиция с утра, — Ворон методично пожал руки парням и обернулся к Женьке. На долю секунды ей показалось, что он даже не остановится, проходя мимо нее, сейчас развернется и исчезнет из виду, забыв о ней, как будто ластиком стерев ее карандашную фигуру из своей памяти… Но он наклонился и поцеловал ее в губы, так быстро, что Женька успела почувствовать только холод его губ. — Рад был встрече с тобой!..

Женька тоже была рада. Но ее радость неуклонно таяла, и когда силуэт Ворона скрылся за поворотом, пропала совсем. А впереди еще целый вечер, и она проведет его с людьми, которые уже заказали себе и ей по кружке пива и заняли все свободные места в маленьком кафе с живой музыкой. И она будет отвечать на вопросы, которые кто-нибудь ей обязательно задаст, и сама, наверное, тоже что-нибудь не раз спросит, а потом они дружно отправятся на Набережную и будут кидать крошки голодным воробьям и наслаждаться видом на мост. И все это было бы здорово, если бы Женька не ощутила вдруг в себе странную пустоту — как будто она была землей, из которой жестоко выкачали всю нефть до капли, и теперь она судорожно дрожит, пытаясь удержаться на грани и не треснуть до самых недр.

Но может быть, так и должно быть, все к лучшему. Женька огляделась по сторонам и улыбнулась: в конце концов, она могла бы сейчас сидеть в своей (бабкиной!) комнате и видеть не золотые огоньки фонарей, а шеренгу оранжевых Оксанкиных банок, и ей в уши лилась бы не музыка, смешанная с радостными молодыми голосами, а бабкина ругань и собачий лай. Спасибо Ладке, избавила ее от скучного вечера в унылой атмосфере.

— Сейчас танцевать будем, Лешка пошел к музыкантам договариваться, — Ладка подмигнула Женьке и, достав из сумочки ярко-красную помаду, накрасила губы. — Не пропусти шоу, они тут такое будут выделывать, увидишь!

Субботнее утро порадовало Женьку нежданной тишиной. Почему-то бабка не явилась в девять утра с требованием немедленно встать и заняться делом, ее вообще не оказалось дома, поэтому девушка провалялась в постели до половины десятого. Потом неспешно встала, умылась и оделась, попила кофе с Оксанкой, еще раз вяло пролистала диплом — так, на всякий случай.

В одиннадцать явилась Ладка, элегантная и свежая, в блестящем белом костюме и в туфлях с загнутыми носами, и как всегда, вместе с ней в квартиру как будто ворвался холодный ветер… Сразу стало шумно и людно, Ладкин голос словно заполнил собою все пространство, и в какой-то момент Женьке даже захотелось спрятаться от нее. Почему-то последнее время все ее дни начинаются с Лады и закапчиваются ею же, и вчера так было, и до этого, и сегодня тоже так будет. Ладка прочно вошла в ее жизнь и связала ее по рукам и ногам… Вздрогнув, Женька нахмурилась — какое право она имеет обвинять девушку в том, что та испытывает к ней симпатию? Она несправедлива к Ладке, так нельзя.