Улисс (часть 1, 2) - Джойс Джеймс - Страница 38

– Но какова была их цивилизация? Бескрайна, согласен: но и бездушна. Cloacae: сточные канавы. Евреи в пустыне или на вершине горы говорили: Отрадно быть здесь. Поставим жертвенник Иегове.{413} А римлянин, как и англичанин, следующий по его стопам, приносил с собою на любой новый берег, куда ступала его нога (на наш берег она никогда не ступала){414}, одну лишь одержимость клоакой{415}. Стоя в своей тоге, он озирался кругом и говорил: Отрадно быть здесь. Соорудим же ватерклозет.

– Каковой неукоснительно и сооружали, – сказал Ленехан. – Наши древние далекие предки, как можно прочесть в первой главе книги Пития, имели пристрастие к проточной воде.

– Они были достойными детьми природы, – тихо сказал Дж. Дж. О’Моллой. – Но у нас есть и римское право.

– И Понтий Пилат пророк его, – откликнулся профессор Макхью.

– А вы слышали историю про первого лорда казначейства Поллса? – спросил О’Моллой. – Был парадный обед в королевском университете. Все шло как по маслу…

– Сначала отгадайте загадку, – прервал Ленехан. – Как, готовы?

Из вестибюля появился мистер О’Мэдден Берк{416}, высокий, в просторном сером донегальского твида. За ним следовал Стивен Дедал, снимая на ходу шляпу.

– Entrez, mes enfants![83] – закричал Ленехан.

– Я сопровождаю просителя, – произнес благозвучно мистер О’Мэдден Берк. – Юность, ведомая Опытом, наносит визит Молве.

– Как поживаете? – сказал редактор, протянув руку. – Заходите. Родитель ваш отбыл только что.

Ленехан объявил всем:

– Внимание! Какая опера страдает хромотой? Думайте, напрягайтесь, соображайте и отвечайте.

Стивен протянул отпечатанные на машинке листки, указывая на заголовок и подпись.

– Кто? – спросил редактор.

Край-то оторван.

– Мистер Гэррет Дизи, – ответил Стивен.

– Старый бродяга, – сказал редактор. – А оторвал кто? Приспичило ему, что ли.

– Здравствуйте, Стивен, – сказал профессор, подойдя к ним и заглядывая через плечо. – Ящур? Вы что, стали…?

Быколюбивым бардом.

– Здравствуйте, сэр, – отвечал Стивен, краснея. – Это не мое письмо. Мистер Гэррет Дизи меня попросил…

– Знаю, знаю его, – сказал Майлс Кроуфорд, – да и жену знавал тоже. Мерзейшая старая карга, какую свет видывал. Вот у нее уж точно был ящур, клянусь Христом! Вспомнить тот вечер, когда она суп выплеснула прямо в лицо официанту в «Звезде и подвязке». Ого-го!

Женщина принесла грех в мир. Из-за Елены, сбежавшей от Менелая, греки десять лет. О’Рурк, принц Брефни.

– Он что, вдовец? – спросил Стивен.

– Ага, соломенный, – отвечал Майлс Кроуфорд, пробегая глазами машинопись. – Императорские конюшни. Габсбург. Ирландец спас ему жизнь{417} на крепостном валу в Вене. Не забывайте об этом! Максимилиан Карл О’Доннелл, граф фон Тирконнелл в Ирландии. Сейчас он отправил своего наследника, и тот привез королю титул австрийского фельдмаршала. Когда-нибудь будет там заваруха! Дикие гуси. О да, всякий раз. Не забывайте об этом!

– Забыл ли об этом он, вот вопрос? – тихо произнес О’Моллой, вертя в руках пресс-папье в форме подковы. – Спасать государей – неблагодарное занятие.

Профессор Макхью обернулся к нему.

– А если нет? – спросил он.

– Я расскажу вам, как было дело, – начал Майлс Кроуфорд. – Как-то раз один венгр…{418}

– Мы всегда оставались верны обреченным предприятиям, – сказал профессор. – Успех означает для нас гибель разума и воображения. Мы никогда не хранили верность преуспевающим. Мы им прислуживаем. Я преподаю назойливую латынь. Я говорю на языке расы, у которой вершина мышления это афоризм: время – деньги. Материальное господство. Dominus! Господин! А где же духовное? Господь Иисус! Господин Солсбери.{419} Диван в клубе в Уэст-Энде. Но греки!

Светлая улыбка оживила его темнооправленные глаза, еще больше растянула длинные губы.

– Греки! – повторил он. – Кюриос! Сияющее слово! Гласные, которых не знают семиты и саксы.{421} Кюрие! Лучезарность разума. Мне бы следовало преподавать греческий, язык интеллекта. Кюрие элейсон! Строителям клозетов и клоак никогда не быть господами нашего духа. Мы наследники католического рыцарства Европы{422}, которое пошло ко дну при Трафальгаре, и царства духа – а это вам не imperium, – которое потонуло вместе с флотом афинян при Эгоспотамах{423}. Да-да. Они потонули. Пирр, обманутый оракулом, совершил последнюю попытку повернуть судьбы Греции. Верный обреченному предприятию.{424}

Он отошел к окну.

– Они выходили на бой, – продекламировал мистер О’Мэдден Берк тусклым голосом, – и гибли они неизменно.{425}

– У-у! Ох-хо-хо! – негромко взрыдал Ленехан. – Получил кирпичом в самом конце представления. Бедняга, о бедняга, бедняга Пирр!

Потом он стал нашептывать в ухо Стивену:

В трауре по Саллюстию{426}, как выражается Маллиган. У которого мамаша подохла.

Майлс Кроуфорд сунул листки в карман.

– Ладно, пойдет, – сказал он. – Остальное потом прочту. Все будет в порядке.

Ленехан протестующе замахал руками.

– А как же моя загадка? – сказал он. – Какая опера страдает хромотой?

– Опера? – Сфинксоподобное лицо мистера О’Мэддена Берка еще более озагадочилось.

Ленехан объявил торжествующе:

– «Роза Кастилии». Уловили соль? Рожа, костыль. Гы!

Шутливо ткнул он мистера О’Мэддена Берка под селезенку. Мистер О’Мэдден Берк откинулся манерно назад, на свой зонтик, и сделал вид, будто задыхается.

– Помогите! – выдохнул он. – Мне дурно.

На носки привстав, Ленехан немедля принялся обмахивать лицо его шелестящими листочками.

Профессор, возвращаясь на место мимо подшивок, тронул легонько рукою распущенные галстуки Стивена и мистера О’Мэддена Берка.

– Париж в прошлом и настоящем. Вы выглядите как коммунары.

– Как те парни, что взорвали Бастилию, – сказал Дж. Дж. О’Моллой с мягкой иронией. – Или, может, это как раз вы с ним пристрелили генерал-губернатора Финляндии? Судя по виду, вы бы вполне могли. Генерала Бобрикова.{427}

– Мы еще только собирались, – отвечал Стивен.

– Соцветие всех талантов, – сказал Майлс Кроуфорд. – Юриспруденция, древние языки…