Кровь королей (СИ) - Волков Влад - Страница 80

— Кадет Нина Гладиус, — представилась она, — Шестой Кадетский Взвод Его Величества при Олмаре, — патетично и с чувством гордости проговорила девушка, — Я пыталась их унять и остановить, да они и слушать ничего не желали, — следом начала она поспешно тараторить своим звонким голоском.

— Девчонка-ябеда, значит. Все веселятся, а она бежит сдавать. Хм, «гладиус»? Это такой короткий меч на вооружении хаммерфолльцев, — вслух заметил Эйверь, будто бы не слушая всё остальное.

— Вероятно кто-то из предков служил при Аркхартах, — пожала плечами Нина, — Мне неизвестно. Я сражаюсь клаймором, — отметила она также, что специализируется на двуручном мече.

— Неизвестна твоя родословная? — вскинул брови паладин, — Интересно, — он погладил свою тёмно-пшеничную щетину в задумчивом жесте, неторопливо шагая вокруг девушки, — И родители тебе ничего не рассказывали? О дедушках и бабушках, а те о своих родных? — интересовался он, — Об истоках имени рода, о твоей фамилии?

— Мои родители, ваше превосходительство… — сжав губы и состроив на лице выражение одновременной ненависти, обиды и презрения, сменяющих друг друга на всём протяжении, наливая её голубые глаза дрожащей прозрачной влагой, — Я лет до семи думала, что меня зовут «Лишний Рот», только так ко мне обращалась мать, когда звала обедать. Если была трезва вообще, конечно же. А мой отец пытался продать меня в бордели, да никто не брал. Смотрели и говорили «тощая какая-то», «лицом не вышла», «опять светлая, их пруд пруди», «хватает у нас мелких девчат, ты б грудастую бабу привёл лучше, старый», — цитировала она то, что помнила по памяти, — Родители ждали, когда стукнет четырнадцать, чтобы выгодно отдать замуж за одного толстого купца, поселившегося рядом, готового отвалить мешок золота в вес невесты… Тогда-то меня и начали нормально кормить. Но я сбежала и поступила сюда, — закончила она свой рассказ, не зная, что ещё конкретно стоит добавить, хоть и не пускалась во многие детали своего прошлого, казавшиеся ей сейчас не столь важными именно для ответа перед паладином.

Ей не слишком нравилось распространяться о своих родных, так что из кадетов взвода немногие знали эту её историю, однако же лгать паладину или отвечать на вопрос о её происхождении как-то увиливая от разных деталей ей сейчас, глядя ему в глаза, не хотелось.

— Ну, «толстый» ещё не значит, что скверный, плохой и не заботливый, — начал Эйверь с этой характеристики неприятного ей купца, подойдя ближе, — У меня тоже был отец, который хотел продать своих детей. И я убил его, — хладнокровно громыхал он своим голосом, — Я вообще, много кого убил. И вам врагов жалеть не советую. Грядёт битва.

Он отошёл от оставшейся под впечатлением от его слов девушки, снова переведя взор на капитана взвода, словно вспомнив, зачем вообще сюда явился, пока все остальные двадцать человек продолжали стоять смирно, даже не думая отдыхать, зевать, переминаться с ноги на ногу, почесаться или ещё как шевелиться, пока паладин не рявкнет им «Вольно!».

— Мобилизуй свой взвод Крэйн, на западную башню началась осада. Там командует Вайрус, — чуть более спокойным голосом проговорил паладин, — Возможно, уже всё под контролем, но я поведу кадетов, чтобы, наконец, боевого опыта познали.

Тёмно-коричневые глаза Рихарда резко увеличились в размерах, услышав, что на крепость кто-то осмелился напасть. А ещё он приподнял правую руку, едва не возразив ему что-то в духе «Они же дети!» в отношении своих кадетов, но осёкся, осознав, что просто сам ещё не привык, что его воспитанники уже выросли и закончили обучение. Просто те так порой продолжали дурачиться, что, похоже, так и оставались для своего капитана, как дети малые.

За большинством из них истории стояли не веселее, чем прошлое Нины. Мало кто желал без веской на то причины становиться курсантом гарнизона, идти в кадеты и затем становится стражником либо гвардейцем. Возможность выслужиться и как-то себя проявить здесь была мизерной, в любом сражении они были не больше, чем расходники, пущенные ценою своих жизней изматывать врага, прежде чем по тем ударят элитные подразделения и благородные рыцари.

Сюда попадали из безвыходных ситуаций и обречённых положений, со слабой надеждой на более хорошую жизнь, чем у них была прежде. Бедные семьи, гибель родителей от болезни, разбоя или какого чудища, голод, приюты, конфликты с опекунами и родственниками, тяжёлая жизнь, скитания, отцы-насильники, дяди-пьяницы, ночи в хлеву средь скота, суровые наказания, избиения, чистка обуви, попрошайничество, бордели, возможно даже недолгая разбойничья жизнь…

Такое иногда бывало, что на путника нападает незадачливый грабитель, путник оказывается кем-то из умелых рыцарей, специально поджидавшем нападение, так сказать, занимающийся «ловлей на живца», а разбойник юнцом лет четырнадцати. Так что, сохранив тому жизнь, молодого преступника отправляли исправляться куда-нибудь в войска, где учили дисциплине, гарантировали хорошую еду и крышу над головой, а заодно общение со сверстниками, что тоже иногда многим помогало на пути к исправлению со скользкой дорожки.

— Осада с запада? А я ведь знал, что без рва и частокола… — уже готов был он заявить что-то на свой взгляд полезное и важное, как паладин его одёрнул.

— Это какие-то лесные банды и речные пираты, ничего серьёзного, но вырезать всю эту шваль всё равно бы не плохо. С кем прикажешь закалять твоих бойцов, если не с самым невзрачным противником, а? — вопросительно глянул на него Эйверь.

— Так чего ж мы стоим-то? — только и бросил в ответ капитан, — Взвод, стройся! — приказал он, но никто не сдвинулся со своих мест, все смотрели на реакцию паладина.

— А швыряние едой, мы, значится, им простим? — хмыкнул Карпатский Зверь, разворачиваясь в сторону выхода со двора.

— Думаю, если на Олмар напали, то их наказание может подождать. Пусть в бою себя проявят, пусть поведут себя достойно, — отвечал он, касаясь своего меча в ножнах на тёмно-бордовом поясе с позолоченной застёжкой.

— Иными словами, ты даже им взыскание не придумал, — констатировал паладин, удаляясь.

— Я думал, раз такое дело, то защита крепости куда важнее, — кофейные глаза нервно забегали, выдавая поток мыслей в попытках придумать, как же потом наказать участников перепалки едой.

— Лучше бы ты придумал дисциплинарный лист для своих, где были бы указаны виды наказаний за все проступки. Прикрепишь такой на дверце казармы или ещё где на видном месте, чтобы всегда перед глазами был, глядишь, начнут себя вести нормально, — посоветовал паладин.

— Обязательно что-нибудь придумаю, ваше превосходительство, — нервничал Рихард всё сильнее, мечтая, хотя бы тему поменять.

— Ну, что? По семь плетей каждому и отпустим с миром? — предложил сурово паладин, обернувшись и вгляделся в ошарашенное лицо остановившегося капитана — Хе-хе, да не бледней так, Крэйн, шучу я, — хотел было ладонью хлопнуть он капитана взвода по плечу, но вовремя остановился за пару дюймов от шипов, и, поменяв положение ладони, похлопал того сзади в области лопатки по броне, а затем обернулся к остальным, — Вольно, бойцы! Взять обмундирование, проверить оружие, — командовал он, — Ну давай, это же твои слова, собирай их и выдвигайся в западное крыло, — велел он Рихарду, — Пойду остальные взводы «пробужу», — имел он в виду, спешно сообщит им весть о нападении, прикажет подготовиться, собраться и также двигаться к осаждаемым стенам и башням крепости.

Капитану Крэйну, воспитанному успешным, небедным, но суровым отцом-сапожником без матери в большой строгости, любые напоминания телесных наказаний навевали жуткие воспоминания о пережитом детстве, когда любое баловство, непослушание, слишком долгие прогулки с друзьями заместо веленной работы по дому и прочие детские обыденные выходки карались довольно жёстко. И так как к сапожному делу он не тяготел, а скорее испытывал отвращение, как и к собственному отцу, то, как дармоеда, тот отправил его по юности сюда, служить в войсках, где Рихард вполне преуспел вот уже и дослужился до звания капитана собственного взвода.