Кровь королей (СИ) - Волков Влад - Страница 149

И хотя сейчас плавно подбиравшийся к своей середине месяц Виридис означал уже позднюю весну, всё равно по поведению сбежавшихся к баталии уродцев было видно сколь голод заставил их осмелеть, что они ринулись сюда не просто, едва основной лязг сражения отошёл в сторону, а даже пока ещё не прогорели костры. Так как обычно, даже почти слепые подобного рода чудовища всё равно опасаются света.

А Ильнар как раз подобрался поближе к одному из ближайших костров, чтобы и получше видеть всё вокруг, и благодаря яркому свету отпугивать созданий мрака, и заодно на случай, если те полезут, он бы мог не только их чем-то пырнуть, но и обжечь, дабы больше в его сторону не совались.

Но не все желали благоразумно держаться от него подальше. Живой пульсирующей в нём кровью, а уж сердце лучника сейчас стучало невероятно сильно, гоняя ту по венам с особым трепетом, заинтересовалась парочка сгорбленных упырей, деливших обглоданные кости у небольшого срубленного бревна по правую руку, и начавших двигаться к затаившемуся одноглазому кадету.

Эти были помельче стрыг, напоминали голых людей большей частью своего худощавого телосложения, колени их были обычными, хотя пальцы рук всё-таки немного удлинены. У них также были лысые крупные черепа с выдающимся лбом, однако имелись глазные впадины, где лишённые век круглые белёсые глаза с вертикальным звериным зрачком всегда смотрели одинаково свирепо.

У этих упырей также были остроконечные уши, но не топорщащиеся, как у стрыг, а более маленькие, подобно эльфийским, и отсутствовал нос, от которого на лице или скорее морде оставались лишь щели треугольника ноздрей. При этом голова их оставалась человеческой по своей форме, а не вытягивалась вперёд, были чёткие скулы, привычные кости верхней челюсти, не растворявшиеся прямиком в лобной полусфере, язык оставался широким и лопатообразным, как у людей, а вот зубы немного менялись.

Клыки были сильно увеличены, а находящиеся между ними верху и внизу резцы представляли по сути главное оружие — неистово заострялись и самозатачивались, преобразуясь в инструмент, способный легко перекусывать даже кости. Такие твари могли откусить палец, а то и несколько, перекусить руку, вцепившись сбоку, чтобы раздробить свою добычу на несколько частей, пуская побольше крови, которую так любили лакать и пить.

Конечно же, острые клыки тоже смотрелись грозным орудием и, вцепившись в горло, могли в один прыжок с точным укусом лишить жизни, но на самом деле расстояние между верхними и нижними клыками при раскрытой пасти было не слишком велико. Потому чаще всего верхние длинные зубы вонзались в уже неподвижного врага, в то время как во время сражения именно резцы отвечали за мёртвую цепкую хватку, чтобы сдирать кожу, отдирать куски мяса и перекусывать кости конечностей, обезоруживая добычу.

При этом чуть ли не самым главным изменением их челюстей становилось почти полное отсутствие щёк. Пасть визуально становилась попросту громадной, хотя в её структуре не менялось даже общее количество зубов относительно человека. Просто, когда отсутствовала соединяющая скулы с нижней челюстью кожа по краям рта, сам этот рот обращался внешне в невероятно большой и широкий.

И уверенная в себе пара таких упырей явно надеялась вдвоём-то уж точно справиться с одним Ильнаром. Голые серые твари были сгорблены с сильно виднеющимися рёбрами и активно выступающим вдоль спины позвоночником, клацали окровавленными после трапезы челюстями, облизываясь и подкрадываясь к кадету.

Тот левой рукой сжал кинжал с крестообразным лезвием, правой всё ещё держал крупный широкий палаш за рукоять узорчатой красивой гарды, совершенно не собирался сейчас сдаваться и умирать, преодолевая нахлынувшие волны страха из-за приближающейся опасности.

Сердце, конечно, могло и не выдержать. Некоторые представители нежити были внешне столь уродливы, что в процессе нападения на незадачливых путников заставляли тех умирать от ужаса не реже, чем погибать от полученных травм, ран и укусов. Но сейчас парень тщательно пытался пересилить это охватившее его чувство, чтобы не быть скованным, а суметь сражаться за свою жизнь в полную силу.

Упыри в отличие от стрыг не шипели, а куда более невыносимо верещали, издавая крайне неприятные жутковатые вопли своим горлом из клыкастой распахнутой пасти. И было непонятно, что пугает сильнее. Душераздирающие нечеловеческие вопли или же неизведанность, скрывающаяся в тихом дыхании. Эти звуки заставляли волосы на руках и спине вставать дыбом, а кожу холодеть, сковывая в движениях. Чтобы справляться с такими детьми седой ночи необходимо было сконцентрироваться и преодолеть страх от их криков и пугающего внешнего облика.

Дикие белёсые глаза из чёрных неглубоких глазниц сейчас жадно и злобно глядели на лучника, непривычно для себя вооружённого палашом и кортиком. Перемещались они на четвереньках, уже давным-давно позабыв всю свою человеческую природу. Выгибали спину, ступали на ладони с длинными когтистыми пальцами. А на расстоянии двух саженей перешли окончательно в атаку.

Каждый из монстров совершил крупный прыжок в сторону Ильнара, но тот отбросил одного из них плоским лезвием палаша, благо упырь оказался не слишком тяжёлым, а от пронзительных зубов второго увернулся перекатом в сторону прочь от костра, иначе бы сам себя загнал в огонь. И когда этот второй из нападавших, скалился в свете огня, поглядывая на улизнувшую добычу, еще не поднимаясь, обеими ногами кадет оттолкнул его в сторону пламени, роняя в крупный пиратский костёр на угли и поленья, отчего монстр вскоре вспыхнул, дрыгаясь и пытаясь удрать прочь, объятый порхающими и танцующими языками одной из первородных стихий всего сущего.

Сбоку объявился и первый из зубастой парочки, снова попытавший счастья с нападения в прыжке. От его зубов кадет успел защититься лезвием палаша, а в грудь и брюхо несколько раз монстра кортиком, окропив себя его тёмной мутной кровью поверх «маскарадного» пиратского наряда, под которым крылась кольчуга.

Из-за полученных ран разозлённый представитель дикой нежити отпрыгнул прочь, рассчитывая на помощь своего союзника. Но у того ожоги по всему телу от костра, изодравшие лопавшуюся кожу, похоже, оказались слишком серьёзными, чтобы продолжать бой. Но на своего поджарившегося дружка этот упырь не кинулся, этим делом занялись подкравшиеся стрыги, деля между собой некрупную тушку, разодрав того на три части.

Этот же опять ринулся на лежавшего лучника, разъярённый первой неудачной попыткой да к тому же болящими ранами. Но Ильнар знал уже, как действовать, защищал свою шею от чавкающих острых зубов с помощью палаша, пытался приподнять тело навалившейся твари от себя подальше, а также вертел головой, чтобы увернуться от царапающих когтей, при этом вовсю орудуя звездчатым лезвием кортика в существе, пронзая раз за разом изо всех сил скоростными движениями.

Воющее слюнявое чудище навалилось на него всем весом, желая растерзать, прижав к земле, однако, подобно прыгающей и убившей себя таким образом стрыге, этот не слишком умный упырь до такой степени рвался вперёд сквозь лезвие в своей пасти, что палаш в итоге попросту срезал ему верхнюю часть черепа, окончательно разделив эти длиннющие челюсти друг от друга.

Верхняя часть головы с с глазами, щелями ноздрей и острыми ушами, под которыми и прошёлся срез, отлетела, упав рядом. А оставшееся тело моментально перестало дрыгаться и атаковать парня, попросту мертвенно распластавшись на нём и истекая из ран зловонной жижей на всё его тело.

Пытающийся отдышаться Ильнар выползал из-под существа сильно торопясь, ведь и эту тушу тотчас же ждала участь прожаренного на костра собрата. Стрыги своё не упустят. И нельзя было допустить, чтобы его самого сейчас приняли за труп. Кадет спешно скидывал с себя и накидку, и курточку, и рубаху, избавляясь заодно от тканевых пиратских шаровар тёмно-синего цвета, уже изрядно разодранных во многих местах по ходу всего сражения, а не только стычек с лесной нежитью, отбрасывая искровавленную одежду, о которую заодно наспех вытер лезвия своих клинков, прочь поближе к трупу упыря.