Ведун (СИ) - Сухов Александр Евгеньевич - Страница 50

— Так в Коране про виноградное вино сказано. Насчет водки там ни слова, ни полслова, — широко оскалился белозубой улыбкой горец.

— Экий ты у нас казуист, батенька! — Дмитрий нарочито укоризненно покачал головой, но тут же не удержался и громко заразительно рассмеялся. Мустафа с удовольствием поддержал своего покровителя и друга.

Встреча этих двух абсолютно разных, на первый взгляд, людей произошла около десяти лет назад на одном из горных перевалов Большого Кавказа. Передовой дозор военного отряда, которым командовал тогда еще капитан Пафнутов, обнаружил обмороженного смертельно раненого мужчину лет двадцати пяти. Являясь одаренным целителем, капитан приложил массу сил, чтобы вернуть человека к полноценной жизни. А когда тот очнулся, поведал, в общем-то, вполне обычную для горских народов историю. Мустафа Исламов старший сын и официальный наследник главы тейпа. В семнадцать лет отец, разделявший передовые научные взгляды, отправил сына во Францию обучаться экономике и юриспруденции. Семь лет Мустафав стенах Сорбонны усердно грыз гранит науки, а по окончании учебного заведения двинул домой обратно в свой юрт.

На его беду отец к тому времени погиб во время охоты. По причине отсутствия законного наследника власть досталась среднему брату. Разумеется, тот не собирался ею ни с кем делиться, тем более, уступать. Узнав, что брат возвращается, он приказал своим нукерам встретить родного человека «как полагается», то есть, чтобы ни слуху, ни духу от него не осталось. В недолгой, но кровавой стычке, Мустафе удалось уничтожить группу убийц, одного даже допросить удалось с применением методик экстренного полевого допроса. Именно тогда он и узнал о предательстве младшего брата. Однако одному из раненых бандитов удалось спрятаться в густом кустарнике. Дождавшись удобного момента, он выстрелил из винтовки и буквально разворотил парню грудь.

Если бы отряд российских пограничников вовремя не обнаружил смертельно раненого мужчину, а Дмитрий не обладал необходимыми медицинскими знаниями и навыками, Мустафа в самом скором времени отправился бы в свой мусульманский Рай к толпам гурий и рекам вина. Однако он выжил и по велению сердца стал верным нукером русского офицера. Для всех окружающих он был диким горцем. На самом деле под бритым наголо черепом скрывался изощренный ум, подкрепленный мощной базой знаний, полученных за годы обучения в одном из самых престижных европейских университетов. Вопреки горским традициям, мстить своему брату, а также претендовать на лидерство в тейпе он не стал. Да и не нужно ему это лидерство в забытом Аллахом горном селении, после того, как он с головой погрузился в мутный, но такой увлекательный омут политических интриг и шпионских игрищ, судьбоносных для целых народов. Что касаемо коллежского советника Пафнутова, то он нашел в лице не удавшегося горского князька верного друга и надежного помощника во всех своих авантюрных начинаниях.

— Хорошо, друг мой, вечерком сядем и помянем Мак-Грата в узком кругу. Я распоряжусь. — После этих слов Дмитрий Аркадьевич скорчил свирепую рожу, ну чисто держиморда-полицмейстер из репертуара какого-нибудь провинциального театра и грозно рявкнул: — А тэпер кофэ дэлай, бэгом!

Глава 16

Куда идёшь? — иду к врачу

Чего несёшь? — несу мочу.

А ты, куда идёшь, чудак?

Иду к врачу, несу коньяк.

Себя вопросом озадачь:

Кому быстрей поможет врач?

А. Котельников.

Обычно по утрам я сплю крепко. Даже возня бабушки на кухне не мешает просмотру сновидений. Однако сегодня я был разбужен громкими бабскими криками, доносящимися из приемного покоя. Перевернулся с боку на бок, думал успокоятся, а я продолжу пребывать в сонной неге, поскольку по моим внутренним ощущениям было всего часов около шести, то есть до семи можно посмотреть еще не один сон. Однако женский гвалт и не думал заканчиваться.

Открыл глаза и понял, более покемарить мне не суждено. Сел на кровати, взял с табурета штаны, натянул их и собрался, было, направиться во двор для отправления утренних надобностей. Но не тут-то было, в комнате послышались знакомые шаги, занавеска отодвинулась в сторону и предо мной предстала чем-то очень расстроенная Василиса Егоровна.

— Андрюшенька, — обратилась ко мне елейным голосом старушка, — сокол ты мой ясноглазый, — блин, как-то уж очень подозрительно ласково. Может быть, и поверил бы, но в черных глазах хозяйки будто молнии пляшут, уж я-то изучил её неукротимый норов за время совместного проживания. Определенно бабуля была на взводе и причиной тому был какой-то мой косяк. — Там к тебе пациентки пожаловали. — Далее Егоровна уже не сдерживалась: — Короче, сам натворил, сам м разбирайся, иначе эти заполошные дуры мне всю мебель переломают!

— Что натворил? — недоуменно захлопал глазами я. — Какие дуры?

Голос целительницы вновь приобрел ехидные нотки:

— А те, которым ты по своей доброте душевной и по дурости малолетней решил помочь.

Кажется, я кое-что наконец-то начал понимать. Вот же засада, не зря мой дед говаривал: «Не делай дураку добра, не получишь зла».

— Пара минут, Егоровна. Только на улицу сгоняю. Скажи им, чтобы ничего не ломали.

Вошел в приемный покой не через две минуты, как обещал, а через десять, умытый, причесанный, вполне себе довольный жизнью. Как только появился, на меня обрушился девичий гвалт, причиной которому были четыре смутно знакомые молодые девки. Ну точно знакомые — все из Добролюбова, вот только лица у них, мягко говоря, выглядят не очень. Как там у одного юмориста: «Сами не красные, а морды красные» и причиной тому бугристая сыпь, густо покрывавшая их физиономии. Вот только банные процедуры, как в монологе Евдокимова, тут не при чем. За спинами горластых подружек притаилась пятая, с ней-то мне три дня назад довелось общаться. Прасковья Тихая собственной персоной. Ну кто же еще может быть? Эта не визжит не машет руками, сидит себе скромненько потупив глазки, будто поднятый подругами бедлам её вообще не касается.

Первым делом я резко осадил поросячий визг распоясавшихся фурий:

— А ну цыц, шалавы, ишь разорались! Щас как огрею поленом, будете до конца дней горбатыми ходить! — Неожиданно подействовало. Девки прикусили язычки и уставились на меня как на чудо-юдо заморское, испуганно (а ну действительно огреет) и с затаенным любопытством в глазах. — Всё, успокоились?! Теперь говорим по одному! Давай, Параскея, начнем с тебя! — Похоже девка не поняла, чего от нее требуется, уставилась на меня воловьими глазищами и хлопает ресницами. Ух ты! А моя мазь вполне себе подействовала — отвратительного пятна на её красивом личике более не наблюдается. — Чо зенками шлепаешь?! Рассказывай, почему предназначенная исключительно для тебя мазь оказалась на мордах этих дурёх?!

— Дык, — залепетала еле слышно Прасковья, — оне сами у меня отобрали, кады лицо очистилось. У их тоже родинки на лицах.

— Ага, ты, получается, не при чём?! — от моей саркастической ухмылки девка сжалась будто кролик от взгляда питона. — Я те что сказывал, когда мазь давал?! Ну-ка, напомни?!

— Не давать никому, бо может навредить, — совсем поникла Проня, огромные глазищи начали с катастрофической скоростью наполняться влагой.

— Но, но! Отставить слезы! Сырости мне тут не хватает! — Я грозно прикрикнул на расстроенную девушку и, переведя взгляд на одну из изуродованных подружек, судя по выразительному взгляду синих глаз, наиболее благоразумную из присутствующих дев, спросил: — Как тебя там?

— Зинаида, — тут же ответила она.

— Скажи мне, Зинаида, Прасковья предупреждала вашу банду, что лекарство подействует только на неё, а другим может навредить?

— Ну, — девчонка потупила взгляд, — что-то такое говорила, но мы не поверили. Так не бывает, чтобы одному помогло, а другому нет.

— А коли говорила, какого хрена вы сюда приперлись бузу устраивать и права качать?! Сами решили намазаться, вот так и ходите со страшными мордами до самой старости! — Вообще-то я припугнул девок, аллергическая реакция на мое средство должна пройти дней через пять, но они-то об этом не знают.