Pulp (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 5

Бензобак его был заткнут хорошо подогнанной пробкой — удача на моей стороне. Я легко выдернул её, подковырнув ножом, и кинул внутрь небольшую — с куриное яйцо размером — гранату, начинённую алхимически усиленным белым фосфором. Выкатившись из-под грузовика, я бросился бежать со всех ног — попасть под взрыв у меня не было ни малейшего желания. И выросший на пути штурмовик не сумел остановить меня.

Я уже держал в правой руке пистолет — когда успел достать из кобуры, сам не помню. Штурмовой щит закрывал орка от ступней до глаз, как воина-легионера древности, за ним он считал себя неуязвимым для моих атак. Очень большое заблуждение — оно стоило орку жизни. Прежде чем он успел вскинуть дробовик, я оказался вплотную к нему и подцепил основанием клинка кромку щита. Навалившись всем весом, я отжал его вниз и всадил ствол пистолета в лицо орка. Два выстрела превратили его голову в кровавое месиво. Я оттолкнул мёртвого врага и броском кинулся дальше. Перекатился через плечо, потом ещё раз, а следом грянул взрыв.

Грузовик аж подбросило, под ним расцвёл огненный цветок, опаливший жаром всё вокруг на два десятка шагов. Взрывной волной меня повалило на землю и протащило по пыли, а когда я перекатился на спину, то увидел над собой свою смерть. Она явилась в облике второго орка-штурмовика. Он отбросил дробовик и обеими руками перехватил щит, чтобы обрушить его мне на грудь. Я не успевал уклониться, оставалось надеяться, что успею хотя бы пристрелить врага, унеся его с собой в могилу.

Орк трижды конвульсивно дёрнулся — пули попали ему в грудь и голову. Он уже падал, когда я услышал выстрелы, сразу узнав хлёсткий, как щелчок плети, звук винтовки М-13. Бомон оказался лучшим стрелком, чем говорил сам, и это спасло мне жизнь.

Быстро вскочив на ноги, я огляделся и понял, что оставшиеся солдаты бегом несутся в направлении лагеря. Подстёгивали их выстрелы Бомона, валившие то одного, то другого, нагоняя ещё больше паники. Но самым лучшим зрелищем для меня стали столбы пыли — я был уверен, что это «дикие коты» Оцелотти, спешащие нам с Миллером на выручку.

Спрятав нож и пистолет, я вернулся в хижину, где остались Бомон с моим боевым товарищем. Миллер сидел у стены, придерживая гранаты рукой. Бомон же сменил магазин в винтовке, но стрелять не спешил. Возвращаться солдаты не собирались, так что он не стал тратить боеприпасы впустую.

— Ну ты даешь, приятель, — обернувшись ко мне, сказал Бомон. — Держу пари, ты бы мог весь лагерь в одиночку перерезать.

— Вряд ли, — покачал головой я, садясь рядом с Миллером, — караульная служба у них поставлена была скверно, но не настолько, чтобы не заметить пропажи патрулей. Поднялась бы тревога, и пиши пропало. А здесь мне проще было с ними справиться.

Может, этих парней и обрядили в форму, дали им оружие, но солдатами они быть от этого не стали. Орки берут свирепостью и презрением к смерти, а вот призывники из местных племён, на которых делает ставку Гриссо, мало что представляют собой.

— Ты ведь тот, о ком я подумал, верно? — глянул на меня Бомон. — Вряд ли кто-то сумел бы перебить столько народа за считанные минуты, кроме…

— Кроме лучшего наёмника Эрды, ты хотел сказать, — устало усмехнулся я. — Да, Бомон, это именно я — собственной персоной. Лучший наёмник Эрды.

* * *

Если бы я мог отказывать всем клиентам, кто мне не нравится, наверное, давным-давно разорился бы. По большей части к услугам моей частной армии желали прибегнуть аристократы-толстосумы или нувориши. И тех и других я внутри люто ненавидел. Первые развязали войну, вторые нажили на ней свои состояния. На крови всех тех мальчишек, что уходили на фронт в едином патриотическом порыве, записываясь в добровольцы целыми классами. Мало кто из них вернулся домой.

Однако если бы не более чем настойчивые увещевания моего агента, занимавшегося поставкой новых заказов, в союзе с которым выступил Миллер, я бы решительно отказался встречаться именно с этими потенциальными нанимателями. Я и шёл-то к ним с одной мыслью — поскорее отделаться от их предложения, наорать в приступе притворного гнева на агента и убраться поскорее обратно на север Афры. Там я чувствовал себя куда уютнее, а главное, мог взяться за простую работу, не требующую встреч с людьми вроде тех, кто ждал меня в просторной библиотеке роскошного особняка в одном из лучших кварталов розалийской столицы.

Соварон — мой агент, принадлежащий к расе авиан — настоял, чтобы я надел на встречу не только френч в альбийском стиле, но и добавил к нему планку с наградами, полученными во время войны.

— Это добавит тебе очков в разговоре с нанимателями, — заверил меня он, когда я скривился от такого предложения. — А ещё лучше надеть парочку самых впечатляющих орденов, желательно экуменических, но и розалийские сойдут.

Я едва не врезал ему в клюв после этих слов. Авиане не очень хорошо умели читать эмоции по лицам людей, однако Соварон как будто почуял, что переступил черту, и мгновенно заткнулся.

А вот от идеи взять на прокат бронированный лимузин я его отговорить не смог. Не помогли даже прямые угрозы. И снова Миллер, сопровождавший меня в этой поездке, встал на сторону Соварона. С их обоюдным напором я уже не справился.

Автомобиль Соварон взял на прокат такой, чтобы им мог управлять авианин, и сам сел за руль. Мы с Миллером расположились на просторном заднем сидении и курили, глядя на вечерний Рейс. Я давно не был в розалийской столице, однако изменилась она мало. Хотя война и наложила отпечаток на город, превратив его в переполненный, скрывающийся за стенами урб, Рейс сохранил частичку «праздника, который всегда с тобой». Он не стал до конца мрачным и безрадостным урбом, кое в каких районах оставаясь городом, где осталось место радости и улыбкам. Здесь можно было встретить открытые кафе, булочные, цветочниц, художников и целующиеся в не особенно укромных местах парочки. Мы проехали мимо парка, где пожилые господа — в основном люди и гномы — собирали доски для шахмат, шашек и более сложных игр. Они пользовались последними погожими деньками, чтобы скоротать время на улице. Потом, наверное, переберутся в кафе или библиотеку. Парочка мимов в чёрных трико и с выкрашенными белой краской лицами развлекали небольшую толпу ловкими трюками, заставляя всех поверить в реальность стекла, отделявшего уличных актёров от публики. По характерным плавным движениям я узнал в обоих эльфов, но вряд ли они были шпионами. В актёрской среде обреталось не так уж мало представителей разных народов этой расы — ведь далеко не все эльфы были такими законченными милитаристами, как сидхи. Но потом наш лимузин повернул, и покатил вдоль бесконечного забора какого-то завода. Я видел громадные цеха, откуда разносился оглушительный грохот, длинные кирпичные трубы коптили небо жирными столбами дыма, напоминающие скелеты драконов краны переносили грузы с одного места на другое. Мы живём в индустриальную эпоху, и от этого никуда не денешься, как ни прячься. Она нагонит тебя, швырнёт в лицо клубы фабричного дыма, мазнёт мазутом, оглушит грохотом цехов. И те места, что мы проезжали раньше, были всего лишь маленькими разноцветными островками в море затопившей мир серости.

Особняк, где меня ждали наниматели, скрывался в ряду богатых поместий старой розалийской аристократии. Правда, многие из них пришли в упадок, что было видно даже через высокую ограду. Там давно уже никто не жил и дома ветшали без должного ухода. Однако тот, куда направлялись мы, пребывал в полном порядке.

У ворот наш лимузин встретил чопорный швейцар в расшитой золотом ливрее. Он указал, где оставить автомобиль, и проводил нас до входа в дом. Лимузин принял один из менее роскошно одетых слуг, отогнав его в гараж поместья. В холле особняка у нас взяли верхнюю одежду и вежливо попросили оставить оружие.

— Мы на встречи с нанимателями оружие не берём, — заверил крепкого мажордома с сутулой спиной и повадками штурмовика Соварон. — Это принцип нашей работы.