Noir (СИ) - Сапожников Борис Владимирович - Страница 50

Вопрос был чисто риторический и ответа не требовал.

— Хочешь, чтобы я взял это дело от «Континенталя»? — Я понял, почему Дюран наливает мне бокал за бокалом — на трезвую голову я бы на такое не согласился ни за что. — Ты понимаешь, что нужен официальный повод, а не просто моя блажь, как попавшего под удар подозреваемого. Мы ставим под сомнение решение комиссара жандармерии, да ещё и покойного, да ещё погибшего, когда я был в его группе. Слишком уж много всего набирается, не находишь?

— Сами дураки, — упрекнул нас обоих Дюран, — надо было раньше цепляться, а теперь мне придётся брать удар на себя. Ещё и ради этого я вернулся из длительной командировки в столицу.

Видимо, именно так в коллегии объяснили отсутствие Дюрана в течение нескольких месяцев. Не завидую я своему бывшему взводному, ведь ему явно пришлось проторчать «на ковре» у начальства не один час, оправдывая свою пропажу и житьё на нелегальном положении. Надзорная коллегия — организация, конечно, не военная, но всё же спецслужба, а потому порядки тут едва ли не строже, чем в армии, и поступок Дюрана вполне могли расценить как дезертирство. И тогда бы ему не помогли никакие связи отца в колониальной администрации и былые заслуги.

— Когда мне ждать официальной бумаги от твоего начальства?

Я допил коньяк и отставил бокал в сторону — пить дальше уже вредно не только для здоровья, но и для дела.

Дюран спрятал бокалы в шкаф вместе с основательно опустевшей бутылкой и вернулся к столу. Оказалось, он был готов к моему визиту и встретил меня во всеоружии. На стол передо мной лёг внушительный документ с печатью коллегии и несколькими размашистыми, истинно министерскими подписями, и тут же к нему присоединилась папка с делом убитой женщины.

— Как ни странно, жандармы расстались с ним без вопросов, — заметил Дюран, подвигая мне папку, — видимо, посчитали рутинной проверкой.

— Вот и проверим, как глубоко зарыл улики мой знакомый комиссар, — усмехнулся я, забирая дело, а документ с печатью и подписями складывая во внутренний карман пиджака.

Проверки Надзорной коллегией дел, закрытых полицией и жандармерией, были обычным делом, никто на них внимания не обращал. Оправдывая своё название, служба, где работал мой бывший взводный, надзирала за другими спецслужбами, не давая комиссарам и следователям совсем уж расслабляться. Но в том деле, что передал мне Дюран, всё должно быть шито-крыто и сработано на лучшем уровне — иначе покойный Жан-Клод Робер, не зря прозванный «комиссар-лопата», не умел. Это подтверждали все, кто знал его. И меня охватил охотничий азарт, подогретый немалой дозой коньяка, плескавшегося в желудке. Если Робер сумел зарыть улики, то я просто обязан вытащить их на свет святых, возможно, это поможет нам спасти дочку Равашоля и даст более чем серьёзный козырь в игре против шпионов Северной лиги.

Поймав такси, благо к бумаге из Надзорной коллегии и делу прилагался пухлый конверт с авансом, я быстро добрался до своей конторы. Заперев дверь, повесив на неё табличку «Закрыто. Сегодня не ждите», уселся за стол, разложив перед собой содержимое вручённой мне Дюраном папки. Мой бывший взводный хотел было налить ещё коньяку, выпить на посошок, но я отказался: час ещё ранний и терять время с этим делом не хотелось. А значит, голова мне нужна ясная, чему и так не способствовали те бокалы, что мы приговорили по ходу разговора, но хоть в такси немного протрезвел. Да ещё умылся перед тем, как приступать к делу. В общем, был готов заниматься своей непосредственной работой.

Только разложив бумаги и копии фотографий, я понял, как поиздевался надо мной патрон, прикрепив к группе Робера, когда тому потребовался детектив из «Континенталя». Ведь именно «комиссар-лопата» вёл моё дело по линии жандармерии, да и слова самого покойного Робера о том, что он может зарывать не только дела, но и людей, теперь получили несколько иной смысл. Он-то, наверное, думал, я в курсе, что прежде Бомона Роберу поручили зарыть меня.

Надо сказать, комиссару не пришлось прилагать особых усилий, чтобы закопать дело о смерти второй, якобы убитой мной женщины. В переданной мне Дюраном картонной папке лежали лишь несколько документов и пяток фотографических снимков. Ничего сверх обычного набора.

Протокол осмотра места убийства: обнаружена на кровати, в квартире многоэтажного дома, внутри никакого беспорядка, замок на двери не взломан, орудие убийства (предположительно кинжал или стилет) не найдено. Из существенных улик только удостоверение детектива агентства «Континенталь» на моё имя, найдено под кроватью. С фотокарточки на меня смотрела бледная молодая женщина, одетая в залитую кровью ночную сорочку, по ткани которой растекались чёрные пятна. Лицо её мне не было знакомо. Личность убитой установили тут же — Полин Дюссо, двадцати двух лет от роду, без особого рода занятий. Имя и фамилия убитой мне сказали не больше, чем её лицо.

Опрос соседей не дал почти ничего, кроме штрихов к портрету покойной. Несмотря на запись «без особого рода занятий», которая вроде бы говорила сама за себя, почти все соседи утверждали, что проституцией убитая не занималась или, по крайней мере, клиентов на квартиру не водила. Она вообще ни с кем не общалась толком, пропадая на какой-то работе, о которой никто ничего не знал, с утра до вечера. Вывод о том, что работа эта легальная и никак не связана с оказанием интимных услуг, полицейские сделали после беседы с несколькими соседками убитой, которые как раз занимались этим самым делом. Они сообщили, что убитая ночевала, как правило, дома, редко пропадала на несколько дней, никогда не приходила нетрезвой. «Такое себе только элитные „бабочки“ позволить могут, а такие в этой хибаре не живут», — фраза лучше всего характеризовала все показания соседок. Но о настоящей работе убитой никто ничего сказать не мог. Оно и понятно, как ни странно, но скученность людей в урбах привела к разобщению. Это в деревнях, где вроде бы у каждого свой дом и двор с огородом, все всё про всех знают, а когда обитают в одном большом здании, не ведают даже, чем живут соседи за стенкой. Вот такой парадокс.

Самым интересным документом стали результаты вскрытия. С одной стороны, ничего примечательного — несколько смертельных ударов в жизненно важные точки нанесены, скорее всего, когда жертва спала. Других следов насилия, в том числе полового, не обнаружено. Как нет и остатков какой-либо алхимической дряни в крови. Такое впечатление, что Дюссо дала себя убить, просто закрыла глаза и легла поудобнее. Вот только следы магии, особенно ментальной, никто не обнаружит уже через пару часов после смерти жертвы. Интереснее всего была пометка патологоанатома в самом конце: «Убита не аналогичным с объектом номер один образом», — гласила она.

Догадаться, кем был объект номер один, было несложно — секретарша Робишо, найденная в постели со мной. Конечно, дела о её убийстве и смерти Полин Дюссо объединили, ведь в обоих преступлениях подозревали меня. А значит, и вскрывал Дюссо тот же патологоанатом, что и мою первую мнимую жертву. Я записал в блокнот фамилию и имя врача, работавшего с обеими убитыми, переговорить с ним нужно будет в первую очередь. Никаких комментариев к финальной ремарке не было, а значит, прояснить ситуацию может только он сам.

Больше из папки выжать не удалось ничего интересного, и я решил, что пора отправиться в гости к патологоанатому. Провозился я с документами достаточно долго — пускай они и не могли пролить свет на это дело, однако все их я прочёл от корки до корки, ничего не упуская. Без этого в моём деле нельзя никак — самый здоровенный огур[18] кроется в мелких деталях вроде ремарки в конце заключения патологоанатома. Но час ещё не настолько поздний, чтобы я не застал его на рабочем месте. Тем более что поеду я туда снова на такси — средства, выделенные Дюраном на представительские расходы, это вполне позволяют.

Не очень приятно было оказаться в подвале того же полицейского участка, где пришёл в себя после псевдосмерти. Слишком уж много воспоминаний будило во мне это место. Но ничего не поделаешь — патологоанатом, вскрывавший обеих якобы моих жертв, работал именно здесь. Если мой визит в участок и вызвал у кого-то вопросы, то документ из Надзорной коллегии закрыл все рты. Да и, положа руку на сердце, могу сказать, вряд ли кто-то задавался вопросами по этому поводу. Работы у полиции всегда хватает, и даже затишье, обеспеченное Равашолем, не сильно убавило её количество.