Быть собой (СИ) - "Sleepy Xoma" - Страница 37

Так проходили дни, пожар, зажженный в Раэлине, разгорался, охватывая всю провинцию, но до настоящей огненной бури все еще оставалось немного времени. Совсем немного.

Часть 2

Глава 1

Великий храм Фара, выстроенный во славу воцарения богоравного Анаториана, представлял собой внушительное зрелище. Возводился он почти двадцать лет, и даже полубог был удивлен, сколько сил пришлось потратить, дабы это воздушное произведение искусства, сотканное, казалось, из нитей, устремляло свои шпили в небеса.

Храм Императора, как официально он назывался, разительно отличался от всего, что когда-либо создавалось фарийцами, дабы почтить небожителей. Белоснежный, искрящийся на солнце, обрамленный изящными колоннами, он был прекрасен. А про его вместительность ходили легенды — в праздничные дни едва ли не четвертая часть населения огромного Фара умудрялась оказаться внутри, дабы воздать хвалу живому богу.

Анаториан, что и говорить, любил свое детище, а потому, когда храм был завершен, он испепелил лучших атериадских архитекторов, которых в свое время и нанял для строительных работ — император не желал, чтобы нечто столь же прекрасное появилось на свете. При этом он озолотил их родных и близких, чтобы никто не мог сказать, будто бы властитель Империи не держит слово. С тех пор прошло почти полвека, но никто: ни алчные таверионцы, ни порочные атериадцы, ни даже надменные селианцы вместе со своей странной магией не смогли сотворить чудо, которое бы затмило по красоте жемчужину Фара.

Великий правитель сильнейшей — как он считал — империи мира, всегда радовался, точно ребенок, когда ему приходилось участвовать в крупных чествованиях, проходивших всего лишь семь раз в год. Внешне он этого не показывал — не дело властителю мира вести себя, точно жалкому плебею, однако избавиться от этой своей маленькой слабости у Анаториана не получалось. Да он и не особо старался.

Вот и сейчас, сидя на массивном золотом троне, установленном над алтарем, окруженный статуями богов и богинь, император искренне наслаждался происходящим.

Жрецы хором пели гимн Девятке и их посланцу на земле, огромное людское море, колышущееся внизу, и отделенное от своего блистательного повелителя строем преторианцев, подпевало, восторженно вереща. Пахло благовониями, вином, которое по традиции с самого рассвета и в неограниченных количествах получали все желающие, и кровью жертвенных животных.

Анаториан откинулся на спинку трона и с деланной ленью обвел взглядом прихожан. Как же приятно иногда отвлечься от мирских забот и посидеть вот так, ничего не делая, наслаждаясь покоем и красотой! Внешняя политика, бесконечные игры знатных патрициев, каждый из которых стремилась выцарапать себе как можно больше императорских милостей, заговоры и интриги, плетущиеся, как иногда казалось, каждым булыжником в городе, все это могло подождать один день. Он — живой бог, он может все, что угодно, но, увы, великим государством нельзя управлять при помощи чудес. Бесконечные встречи, постоянные совещания, непрерывные аудиенции, и, конечно же, работа с документами до изнеможения. Вот его мир, его вечность.

«Не об этом я мечтал тогда, не так видел картину», — с грустью подумал император. — «Они считают, что я всемогущ, но на самом деле я всего лишь заложник на троне, прикованный к своему ребенку, к Империи. Но уж один день это чадо может подождать. Сегодня я расслаблюсь и отдохну!»

Неожиданно негу владыки нарушило деликатное кряхтение. Тот скосил глаза направо и скривился, точно от зубной боли — за троном стоял, совершенно не боявшийся ни гнева богов, ни гнева жрецов, Лиций.

«А чего, ему, собственно бояться? Боги и так обидели этого калеку, зато я — осыпал милостями. Он верен мне, а не каменным истуканам», — эта мысль немного развеселила Анаториана, который прекрасно понимал, что империя не собирается ждать даже один день и произошло что-то серьезное, иначе Лиций, знавший вкусы хозяина, никогда не осмелился бы прийти.

Он вздохнул и произнес:

— Лиций, с чем пожаловал?

— Новости с севера, повелитель, — склонил голову горбун.

— Ганнория?

— Да. Раэлин восстал.

Анаториан даже глазом не моргнул.

— Стало быть, все идет по плану?

— Да, о великий, — горбун склонился в поклоне, но император услышал в его голосе недосказанность.

— Говори, — распорядился он.

— Божественный, я не понимаю твоего замысла.

— Так и должно быть, разве нет? — приподнял брови полубог.

— Конечно же, простому смертному не проникнуть в хитросплетение божественных замыслов, и все же…

Он умолк.

— Задавай свои вопросы, я дозволяю, — милостиво махнул рукой Анаториан.

«Почему бы и нет? Сегодня у меня хорошее настроение».

— Владыка, Раэлин — огромный торговый город, а провинция — отличный источник дохода. Зачем резать курицу, несущую золотые яйца.

Анаториан улыбнулся.

— Скажи, хорошо ли ты знаешь историю, мой дорогой Лиций?

— Смею надеяться.

— Что ты можешь рассказать мне об Имирии?

Горбун хмыкнул.

— Первая страна, завоеванная еще в республиканские времена. Окончательно подчинена уже вами, повелитель. Стала провинциями Западная Имирия и Восточная Имирия.

— А когда в ней последний раз происходило восстание?

Карлик задумался, напрягая свою недюжинную память.

— Если не путаю, то на двадцать восьмой год после вашего воцарения.

— Или на двадцать первый после падения последнего имирийского города. Что стало причиной бунта?

— Бездарный наместник, — горбун удивленно моргнул.

— Начинаешь понимать?

— Полагаю. О случайном совпадении не может идти и речи?

— Конечно же, нет, — фыркнул Анаториан.

— Господин, но это не ответ.

Анаториан, по-настоящему удивленный, воззрился на своего слугу. Мало у кого хватало храбрости говорить нечто подобное. Последним был тот глупый маг Маркаций.

— Хорошо, я удовлетворю твое любопытство, — наконец произнес он. — Чтобы цветы росли лучше, нужно полоть сорняки. Многие стараются делать это сразу же, пока те не дадут всходов, но в результате они очень часто оставляют семена в земле. Я же придерживаюсь иного мнения.

Лиций замер, кажется, даже, забыл дышать.

— Да, иного, — повторил Анаториан. — Я убежден, что заразу следует выжигать целиком, а потому даю немного времени, чтобы семена сорняков подросли, и выпалываю их все. После того восстания в Имирии никто больше не осмеливался посягнуть на мою власть. Также будет и в Ганнории. Они перебьют пару городских когорт, может даже нанесут поражение пограничным легионам. Станут самоуверенными, раздуются от собственной важности. К ним стекутся все недовольные, обиженные, и просто бездельники, желающие пограбить, после чего варвары даже осадят несколько городов. Но на этом все и кончится. Когда из Фара придут отборные легионы, восстание утонет в крови. Умрут или станут рабами все, кто как-либо был связан с бунтовщиками. Они сами и их семьи. И после этого в провинции воцарится мир на добрый век. Ну а потери, — он криво ухмыльнулся, — потери мы компенсируем за счет имущества поверженных.

Глава тайных служб поклонился.

— Это мудрый план, о божественный.

— Естественно. У тебя есть какие-нибудь другие новости для меня?

— Да, о могучий.

— И что же?

— Сенатор Маркаций мертв.

Анаториан нахмурился.

— Я не говорил, что желаю его смерти. Впрочем, какая теперь разница, — он замолк. — И отчего эта новость, кстати говоря, должна меня волновать?

— Вы приказывали докладывать обо всем необычном.

— А обстоятельства его смерти оказались странными? — Анаториан нахмурился.

— Так точно, повелитель. Дом сгорел в пламени магического пожара. И это не было несчастным случаем.

— Почему?

— В покоях покойного нашли останки его дочери и троих неизвестных. Тела обуглились, так что понять, кто это был, невозможно, однако хочу заметить, что владения сенатора были накрыты воздушным барьером. Никто не мог попасть к нему, либо уйти, без того, чтобы Маркаций не узнал об этом.